3 Липкий Липкин

Первое издание этой мемуарной книги –– заграничное, выпущенное знаменитым издательством американского слависта Карла Проффера:

Липкин С.И. Сталинград Василия Гроссмана. –– [Ann Arbor]: Ardis, 1986.

Второе издание появилось в СССР, четыре года спустя и под другим названием, в сборнике:

Липкин С.И. Жизнь и судьба Василия Гроссмана. Берзер А.С. Прощание. –– М.: Книга, 1990. –– 272 с. –– Тираж 100.000 экз.

Здесь добавлено краткое послесловие автора (с. 118-120), где он раскрывает свою роль в передаче за границу «в конце 1974 года» рукописи романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».

Липкин и Гроссман. Кажется, это единственная фотография, где они вместе.

Книга Липкина удивительная.

Удивляет, прежде всего, её малый объём: 118 страниц. Между тем это воспоминания о лучшем друге, очень интересном человеке. Любопытно, что автор предчувствует удивление читателя и пытается хоть как-то оправдаться:

В этих записках я хочу прежде всего рассказать о некоторых событиях, связанных со сталинградской дилогией «За правое дело» и «Жизнь и судьба». <...> Мне бы полагалось написать не только о том неизмеримо тяжком, что выпало на долю этих романов и свело преждевременно в могилу их создателя, но написать портрет одного из самых крупных русских писателей нашего столетия, поскольку я единственный оставшийся в живых из его друзей, могу сказать, самый близкий его друг на протяжении двадцати с лишним лет. Однако я не чувствую себя сейчас достаточно готовым выполнить эту задачу полностью.
(с. 5-6)

Ну не удивительно ли? Достаточно готовым он себя не чувствует! Можно подумать, что в будущем, на фоне прогрессирующего атеросклероза сосудов головного мозга, у него есть шанс почувствовать себя более готовым:)

И ещё один момент в этой цитате удивляет: «... о том неизмеримо тяжком, что выпало на долю этих романов и свело преждевременно в могилу их создателя». Нас хотят убедить, что Гроссман умер от душевных терзаний. На самом деле он умер от банального рака почки, осложнённого метастазами в лёгкие. В США более 10.000 человек умирает ежегодно от рака почки; связь всех этих смертей с душевными терзаниями не прослеживается.

Ещё удивляет в этих воспоминаниях большое количество свидетельств, мягко говоря, сомнительных.

«Вася, ты же Х р и с т о с» , — говорил ему при мне Андрей Платонов.
(с. 5)

Сказать такое еврею из Бердичева, пусть даже еврею «секуляризованному» –– по-моему, изрядная бестактность. Секуляризованный еврей ––это всё-таки совсем не то, что секуляризованный христианин. Но вдруг Платонов этого не понимал? Или это я чего-то не понимаю?

Но вот ещё интересное, с той же страницы:

Славу Василию Гроссману принес его первый небольшой рассказ «В городе Бердичеве», напечатанный в апреле 1934 года в «Литературной газете». Лучшие наши писатели открыли в Гроссмане человека оригинального таланта, подлинного художника. С похвалой о рассказе говорил мне Бабель: «Новыми глазами увидена наша жидовская столица». А Булгаков сказал: «Как прикажете понимать, неужели кое-что путное удаётся всё-таки напечатать?»
(с. 5)

В 1934 г. 23-летний Липкин был начинающим поэтом, не опубликовавшим ни одной книжки стихов и зарабатывавшим на жизнь переводами. Он знаком-то был вообще с Бабелем и Булгаковым? Или просто рисуется перед нами, липнет задним числом к знаменитостям 1930-х годов?

В данном случае проверка невозможна. Зато жизнь Василия Гроссмана, главного героя мемуаров, задокументирована достаточно хорошо. Нашлись люди, не поленившиеся изучить архивные материалы и на их основе написавшие весьма содержательную книгу:

Бит-Юнан Ю.Г., Фельдман Д.М. Василий Гроссман в зеркале литературных интриг. — М.: ФОРУМ/НЕОЛИТ, 2016.

Мемуары Липкина здесь разобраны «по косточкам». Обнаружилось, что его известия –– только двух сортов:

1. Не подтверждаемые документами (то есть сомнительные).

2. Опровергаемые документами (то есть заведомо ложные).

Примеры известий первого рода уже были выше. А вот и пример известия второго рода:

... Твардовский отправил роман (рукопись романа «За правое дело». – А.Г.) члену редколлегии «Нового мира» Шолохову, надеясь, что великого писателя земли советской не могут не привлечь художественные достоинства романа и Шолохов, если он даже почему-то не терпит Гроссмана (был такой слух), всё-таки поддержит его своим огромным авторитетом.
Ответ Шолохова был краток. Несколько машинописных строк. Я их видел. Главная мысль, помнится, такая: «Кому вы поручили писать о Сталинграде? В своем ли вы уме? Я против».
Гроссмана и меня особенно поразила фраза: «Кому вы поручили?» Дикое, департаментское отношение к литературе.
(с. 23)

Внимательный читатель споткнётся на упоминании «нескольких машинописных строк», которые Липкин якобы видел собственными глазами. Возникает вопрос: где и при каких обстоятельствах? К редакции журнала «Новый мир» он никакого отношения не имел, в редакционный архив не мог быть допущен, в обсуждениях романа "За правое дело" не участвовал. Что здесь Липкин заврался, достаточно очевидно. Но это ещё и не главное. Липкин не знал, бедняга, что в архиве (РГАЛИ. Ф. 1710. Оп. 2. Ед. хр. 1) лежит и ждёт своего часа «Дневник прохождения романа «За правое дело» в издательствах», который вёл сам Гроссман. Здесь Шолохову приписывается, со слов Твардовского, совсем другой отзыв: «Писать о Сталинграде не буду, т. к. хуже Гроссмана не положено, а лучше не смогу» (Бит-Юнан Ю.Г., Фельдман Д.М. Василий Гроссман в зеркале литературных интриг. — С. 334).

Исследователи установили, что Липкин в своей мемуарной книге сплошь и рядом сознательно искажал факты, выстраивая мифологизированный образ покойного друга. Цель хорошо видна, и даже открыто декларируется в финальной фразе мемуаров:

... я прошу у Господа простить меня, если скажу, что Гроссман был святым.
(с. 118)

Святость, конечно, чисто советская: Липкин изображает Гроссмана писателем-нонкомформистом, погибшим в неравной борьбе с недостойным его обществом. В реальной жизни всё было много сложнее. И оттого интереснее.

Любопытные известия в книге Липкина есть. Но теперь все они, к сожалению, под сомнением. И никто, кроме самого мемуариста, в этом не виноват.