3

ШПОЙЛЕРЫ!
Роман прочитало пронзительно малое количество пользователей, и, тем более, это не "Моби Дик", чтобы направо и налево трубить о концовке (надеюсь, все знают, что капитан Ахав в конце подружился с Белым китом и простил того за все причинённые неудобства), поэтому позволю себе порассуждать под катом о концовках «Третьего рейха», которые не случились.

Роман найден в бумагах автора и опубликован посмертно, это позволяет предположить, что в тексте встречается много лишних невымаранных и разминочных сцен, и вообще официальная концовка вызывает некоторое сомнение. Боланьо в нескольких местах даёт намёки на возможные развязки всего действа и, немного покумекав, можно прийти к таким вариантам:

Кат

Концовка 1. Удо Бергер это Гитлер. Возможно, в свои последние дни в бункере он играет или фантазирует, что играет в некую (настольную?) игру (или игру по переписке) о тихих послевоенных деньках на курорте близ Барселоны. В конце он встаёт из-за стола и принимает цианид.

Концовка 2. Удо Бергер это Горелый. После завершения партии в настольную игру происходит катарсис: Горелый (к тому времени ожоги его уже почти зажили, покрылись свежей кожей, и он кого-то неуловимо напоминает Бергеру) оттаскивает Бергера в пещеру из водных велосипедов и там разбивает о его рожу керосиновую лампу. Сам уезжает в Штутгарт, а Бергер, обезображенный до неузнавания, остаётся ждать на берегу, ожидая с ухмылкой очередного раунда рекурсии.

Концовка 3. Исчезание. Ближе к концу многие герои начинают исчезать: кто-то умирает, кто-то уезжает, кто-то растворяется в окрестном пейзаже, что твой Эния Ленитроп. И в конце, в идеальном для меня финале, ничего не понимающий Бергер выходит из опустевшей гостиницы и озадаченно идёт по полностью обезлюдевшему городку, в панике озираясь.

Непонятно, почему Боланьо не завершает полотно столь красивыми и неожиданными концовками, выбрав развязку самую неочевидную и в некотором роде пугающую. Вариант – это специальный постмодернистский шаг: набросать легкомысленных подсказочек, а потом обломать читателя. Этого мы не узнаем, к сожалению, уже никогда.