5

В багровом зареве закат шипуч и пенен,
Березки белые горят в своих венцах.
Приветствует мой стих младых царевен
И кротость юную в их ласковых сердцах.
(Сергей Есенин, 1916 г.)

ОЛЬГА (3.11.1895 г.р.) была любознательна, чувствительна, мечтательна, романтична, ранима, принципиальна, отзывчива к несчастью или состраданию других. Но Ольга могла быть и капризной, и высокомерной, с ней иногда бывало трудно поладить. Вспышки гнева и раздражительности, которые время от времени происходили с ней, давали представление о сложности ее характера, с которым Ольге порой было трудно справляться.
ТАТЬЯНА (29.05.1897 г.р.) была поразительно красива: стройная, с темными золотисто-каштановыми волосами, бледной кожей, с глазами скорее серыми, а не такими синими, словно море, как у ее сестер. Татьяна от природы имела властный вид и могло показаться, что она необычайно хладнокровна, но на самом деле Татьяна была эмоционально сдержана и никогда не впадала в зависимость от своего характера. Татьяна оказалась прирожденным организатором, отличалась методичностью и прагматичным складом ума. Кроме того, она была совершенно бескорыстна и испытывала глубокую благодарность за то, что делали для нее другие.
МАРИЯ (14.06.1899 г.р.) страдала оттого, что оказалась «посередине»: и не со старшими сестрами, и все-таки не с младшими сестрой и братом. Мария была крепкого телосложения, потому иногда казалась неловкой, шумной, неуклюжей. Но для многих она была самой красивой (хоть и не самой смышленой): все замечали, как ярко сияли ее глаза, и помнили теплоту ее улыбки. Машка, как часто называли ее сестры, менее всего ощущала привилегированность своего положения; из всех сестер она была самая добрая и искренняя.
АНАСТАСИЯ (5.06.1901 г.р.) чертами лица очень напоминала свою гессенскую родню. Она совсем не была застенчива, а наоборот, крайне прямолинейна, даже со взрослыми. Настасья, как ее звали в семье, хорошо могла всех развеселить и поднять всем настроение; у нее был дар общения с людьми. Анастасия была плохой ученицей – рассеянной, невнимательной, неусидчивой. Но когда ее наказывали за плохое поведение, она умела отвечать за свои поступки. Время от времени Анастасия бывала грубой, «вредной, почти злой», когда все шло не так, как ей хотелось.

Несмотря на ограничения и замкнутость их жизни, великие княжны «были простые, счастливые, нормальные молодые девушки, которые любят танцы и всякие пустяки, которые делают юность яркой и запоминающейся.» Подрастая, Ольга и Татьяна стали сопровождать Николая II на различные официальные мероприятия вместо вечно нездоровой матери. Их представляли совершенно невыразительно, подчеркивая, что светским развлечениям девочки предпочитают домашний уют. Так ли? Ольга и Татьяна с удовольствием танцевали на балу в Дворянском собрании, радовались первому появлению на военных маневрах в форме подшефных полков, с нетерпением ждали чаепитий у тети Ольги в обществе нескольких знакомых офицеров с яхты «Штандарт» и Императорского конвоя. Но развлечений и выходов в свет было невозможно мало. Александра не хотела никуда отпускать своих девочек.
Первая мировая кардинально изменила безопасный, простой, замкнутый мир сестер Романовых. Если до войны больше внимания обращали на Ольгу, теперь на первый план вышла Татьяна. В Татьяне было что-то особенное, что отличало ее от сестер. Во всем, что она делала, Татьяна проявляла настойчивость и упорство, которых не было у эмоционально менее устойчивой Ольги. Медсестры, врачи и пациенты считали, что Татьяна – прирожденная сестра милосердия. Ольга же в операционной очень расстраивалась, становилась раздражительной, с повседневными делами справлялась не так легко, как Татьяна. И через некоторое время Ольге стали поручать менее трудную работу.
Однажды в разговоре с Анной Вырубовой Александра заметила: «У большинства русских девушек в головах только мысли об офицерах.» Но, при этом, она не принимала всерьез того, что происходило прямо у нее перед носом. Татьяна поддалась очарованию уланского капитана Дмитрия Маламы. Он был милым и добродушным. Вскоре Татьяна получила от него необычный подарок – французского бульдога по кличке Ортипо. Но скоро Малама был выписан: «Ужас, как жалко», - только и смогла записать Татьяна… Анастасия в письмах к отцу высмеивала растущую привязанность Марии к офицеру Николаю Деменкову. Все сестры подтрунивали над ее ухажером, «толстым Машкиным Деменковым»… Весной 1915 г. Внимание Ольги привлек прапорщик-эриванец Дмитрий Шах-Багов. Она дорожила каждой минутой, проведенной с ним, а по Мите «было видно, что он сильно влюблен в свою медсестру.» А Татьяна, казалось, влюбилась в стрелка Владимира Кикнадзе. Они вчетвером играли в саду в крокет, они привыкли обмениваться улыбками и признаниями, сидя на кроватях и разглядывая альбомы или фотографирую друг друга. Война на некоторое время показалась не такой уж суровой… Валентина Чеботарева, коллега сестер по лазарету, записала в дневнике: «Ольга Н. все время сидит на кровати с Шах-Баговым. Другая пара пришла к ним и сидела рядом… Кикнадзе обнимает ее. Милое детское лицо Татьяны Н. не может ничего таить и вспыхивает.» Доктор Вера Гедройц и Валентина Чеботарева не могли дождаться отъезда Кикнадзе, которого считали бабником, но и скромный Митя тоже оказался не безупречен: «Люди сплетничают…» «У Ольги снова трагический вид», - записала Чеботарева в связи с отъездом Шах-Багова… Весной 1916 г. В Петроград вернулся Дмитрий Малама. «…он был бы идеальный зять, - написала Аликс мужу. – Почему иностранные принцы не такие приятные?» Татьяна не доверила свои мысли о возвращении Маламы ни дневнику, ни письмам…
В начале 1917 был дан торжественный обед в честь румынской делегации. На нем состоялся официальный выход в свет Марии. «…бедная Мария поскользнулась в своих новых туфлях на высоких каблуках и упала при входе в обеденный зал на руки высокого великого князя.» Услышав шум, император заметил в шутку: «Ну, конечно, это толстая Мари!» После того, как ее сестра «свалилась с грохотом», как вспоминала Татьяна, она сидела на полу и смеялась до слез.
В Тобольске девушки поселились в одной комнате,которую постарались сделать уютной. На ширмы они набросили красочные покрывала и платки, также задрапировали и голые стены. На крошечных тумбочках расставили иконы, фотографии, любимые безделушки.
Клавдия Битнер считала, что на проницательной Татьяне держится весь дом. У нежной Ольги был печальный вид, она все больше углублялась в себя. Марию – добросердечную, веселую, дружелюбную – все любили. Анастасия оставалась непокорной, неотесанной и даже невежливой, но зато могла развеять мрачность любого. Сердечность девочек, так располагавшая к ним людей, способствовала тому, что между ними и солдатами караула сложились дружеские отношения… Петроград и прежняя жизнь были теперь таким далеким прошлым, что семья практически не обратила внимание на большевистский переворот. Тем не менее, Татьяна написала подруге: «Так больно и грустно все, что делают с нашей бедной Родиной, - но одна надежда – что Бог не оставит и вразумит безумцев.» Настроение быстро менялось. «Я приехал сюда, прекрасно зная, что живым мне отсюда не выбраться, - сказал Татищев Глебу Боткину. – Все, что я прошу – чтобы мне позволили умереть с моим императором.» А вновь заболевший Алексей признался матери: «Я хотел бы умереть. Я не боюсь смерти. Но я так боюсь того, что они могут здесь с нами сделать.»
Екатеринбургский инженер, в надежде увидеть их, стоял под дождем на станции. «…все отражалось на из молодых лицах: радость увидеть родителей, гордость угнетенных молодых женщин, вынужденных скрывать свою душевную боль от враждебных незнакомцев, и, наконец, может быть, предчувствие неминуемой смерти… Ольга, с глазами газели, напоминала печальную девушку из романа Тургенева. Татьяна производила впечатление высокомерной аристократки, с гордым видом взирающей на вас. Анастасия казалась напуганным, в полном ужасе, ребенком, который мог бы при других обстоятельствах быть обаятельным, беззаботным и любящим.» …Семья жила в полной изоляции, как в тюрьме. Девочки сами стирали, убирали, учились готовить. Татьяна и Мария просили вернуть фотоаппарат, но им отказали.
…17 июля вскоре после полуночи их неожиданно разбудили охранники и приказали одеваться. Семье сказали, что их переводят вниз в подвал для их безопасности из-за беспорядков и обстрела в городе. Семья подчинилась, не задавая никак вопросов. …А 18 июля для них уже не существовало…

Все ближе тянет их рукой неодолимой
Туда, где скорбь кладет печаль на лбу.
О, помолись, святая Магдалина,
За их судьбу.
(Сергей Есенин, 1916 г.)