5 И это всё о нём

Всем известно, что Чехов - одна из крупных фигур в нашей русской классической литературе, наравне с Толстым и Достоевским, он, как и Пушкин - "наше всё". Без него никуда, он везде, он повсюду, он обо всём. Начало получилось какое-то официально пафосное, будто я литературный критик, а не любитель, который пишет скромные отзывы на книжном сайте. Но, а как по-другому сказать про такую фигуру, с которой у меня, надо признаться, сложились постоянные недопонимания, поэтому и взялась таки читать о нём, чтоб узнать, что там прячет между строк скрытный и неуловимый Чехов. Сам не досказывает, приходится "сплетничать" о нём с его современниками, в хорошем смысле, конечно. Потому и "сплетников" нужно выбирать компетентных и любящих Антона Палыча. Хотелось почитать рекомендованного мне Рейфилда, но, увы и ах - в библиотеке нет, а цена книги заоблачная. Добрый и заботливый библиотекарь предложил Корнея Чуковского, за что ему большое спасибо!

Ура! Я осталась в восторге от этой "сказки"! Получила настоящее удовольствие от этой небольшой книжицы, которая, надо отметить, читалась и не так быстро, как думалось, но зато с огромным интересом. Ох, уж это закулисье, ты всегда меня манишь! Вот только лень часто мешает, как и Толстому, который на неё часто жаловался в своих дневниках, да и Чехов, кстати, тоже! Вот полюбуйтесь, что он про себя пишет беспощадно : «Ленюсь гениально...», «Лень изумительная», «Из всех беллетристов я самый ленивый...», «В моих жилах течет ленивая хохлацкая кровь...», «Ленюсь я по-прежнему...», «Провожу дни свои в праздности...», «Я хохол, я ленив." И это он-то, который выдрессировал себя до безумия в плане искоренения черт в натуре, которые презирал; это он, который столько написал и сделал столько добрых дел людям за свою короткую жизнь. Его помощь бескорыстная людям и безудержное гостеприимство - это вообще отдельная тема в его жизни, которой можно посвятить целый отзыв внутри этого.

В начале повествования я просто смеялась. Нет, ну надо так про своё творчество отзываться! Скромняга, как я тебя понимаю... Это прелесть да и только, уже за это я его люблю! Не могу удержаться, процитирую, (где смайлики на сайте?) :

«Я нацарапал... паршивенький водевильчик... пошловатенький и скучноватенький...», «Постараюсь нацарапать какую-нибудь кислятинку...», «Ваше письмецо застало меня за царапаньем плохонького рассказца...», «Накатал я повесть...», «Кое-как смерекал два рассказа...», «Гуляючи, отмахал комедию...»
«Отмахал», «смерекал», «накатал», «нацарапал» — иначе он и не говорил о могучих и сложных процессах своего литературного творчества — шло ли дело о «Скучной истории», или о «Дуэли», или о «Ваньке», входящем ныне во все хрестоматии, или об «Именинах», написанных с истинно толстовскою силою.
Впоследствии он отошел от такого жаргона, но по-прежнему столь же сурово отзывался о лучших своих сочинениях.
«Пьесу я кончил. Называется она так: «Чайка». Вышло не ахти. Вообще говоря, я драматург неважный».
«Скучища, — писал он о своем рассказе «Огни», — и так много философомудрия, что приторно...». «Перечитываю написанное и чувствую слюнотечение от тошноты: противно!»

Эх, знал бы он, как мы эту "кислятинку" теперь за милу душу "глотаем" да причмокиваем. А уж спорим сколько, что он туда положил, когда "варил"! Но не мог он и предположить свою величину, потому как травили его изрядно и до самой смерти, да и не понимали совсем, верне понимали совсем неправильно, приписывая несуществующие черты в характере и посылы в творчестве. Простите меня, Антон Палыч, я тоже Вас часто не правильно понимала, вернее недопонимала. Но, знаете, не всем дано угадывать такую хитрую концепцию представления жизни "на блюдечке" манерой констатации людей и их образов, причём уравновешивая характеры людские, ибо нет в жизни на самом деле чёрного и белого, волшебников и злодеев. А есть просто люди, которым он глубоко сочувствовал, но при этом не вмешивался со своим мнением авторским. Ну как тут это всё осмыслить, когда читаешь, как понять?

Начало в книге было более лучезарным и даже смешным, а потом, да - была в писателе некая червоточинка, которой он, думаю, напрягал многих, окружающих его людей. Вот эта назидательность, морализм, в котором без конца упрекают Толстого, и в Чехове цвёл буйным цветом - "воспитанные люди". Но требование это он прежде всего направлял на себя, а уж потом ждал от других, хоть и тщательно скрывал. Ну, а писатель априори не может быть просто созерцателем, без назидания и донесения своего видения. Потому как писателями становятся, по моим наблюдениям, люди в некотором смысле - мытари, мученики от того, что их окружает. И Чехов один из них. Его постоянное желание улучшить жизнь, внутренний протест против всякого зла и несправедливости - это просто выедает таких людей изнутри, поэтому они и берутся за перо, чтобы, возможно, хоть как-то удовлетворить свой внутренний зуд. И он был неким мелиоратором жизни, со своим тонким авторским подходом, рассчитанным на изощрённого и чуткого читателя. Он, придавая положительные черты отрицательным персонажам и этим уравновешивая добро и зло, заставляет своего читателя любить героев даже тех, которых любить не очень хочется. Поэтому я всегда и задавалась таким вопросом, ещё со школьных времён - не понимаю, а как сам автор относится к этим своим многочисленным убогим и не очень персонажам и их поступкам? Вот в этом и была основная сложность моего непонимания творчества Чехова.

А поэтика Чехова, как некая выжимка самого главного из всего ненужного, нагромождённого и второстепенного, его придуманные колоритные словечки, в которых и сосредоточен как раз весь окрас его героев или какого-либо процесса - это то, что очень сложно давалось переводчикам, и это отдельная тема - для нас, русских, прекрасная, а для иностранцев, увы не доступная. Ну и Бог с ними, оставим его себе...

В общем, можно в отзыве, конечно, перерассказать всю книгу, потому что там очень много интересного, и каждая строчка информативна, но это достаточно сложно, а кроме того бессмысленно, ведь лучше почитать самого Чуковского, сильно любившего нашего Чехова. У меня и так уже "простынь" получилась. Поэтому, как писал иногда в письмах Антон Палыч - "Извините, что длинно. Я не виноват. Рука разбежалась..."