3.5 Привет из прошлого

Опять я купила книжку, купившись на рекламу. Ведь и мелкий шрифт привыкла читать, и состав продукта на этикетках изучаю внимательно, но до сих пор не могу привыкнуть, что книгопродавцы ничем не отличаются от продавцов колбасы.

Книгу продвигают как утраченный было и возвращенный шедевр, который был написан в 1976 году «без перспективы публикации». На самом же деле это абсолютно классический советский детектив второго эшелона, как бывают фильмы категории Б: малобюджетные, клишированные, но может и выстрелить, и звезды там порой играют. И, как во многих позднесоветских детективах, фабула строится вокруг некоего артефакта из прошлого – в нашем случае иконы («доски») работы Дионисия, «русского Рафаэля» и последователя Андрея Рублева.

Почему роман не был опубликован в советское время? Да бог знает, по тысяче причин. Но уж точно не по идеологическим соображениям: тема коллекционирования икон окончательно перестала быть запретной после выхода Черных досок Солоухина – кстати, мимоходом упомянутых в книге, причем в довольно издевательском контексте. Мало того, эта тема активно эксплуатировалась мейнстримом, как киношным, так и литературным: триада «иконы на стенах – мебель карельской березы – белая волга» надолго стали атрибутами преуспевающего советского класса. Да и остальные стандарты жанра и времени в романе выдержаны: главный злодей – конченый контрреволюционер, у злодеев поменьше в генезисе либо хруст французской булки, либо голимая уголовщина, обо всех бывших-золотопогонниках-помещиках – в лучшем случае с жалостливой иронией и всегда свысока. Мне, любителю жанра, все это настолько знакомо-привычно, что не оставляет мысль: а не пародия ли он?

К тому же последняя глава выламывается из текста, словно написана она совершенно отдельно от него. Или предыдущие девять глав были написаны только ради нее?

Что это? Бессмертие? Нет, теперь Ермолай знал, знал так же хорошо и конкретно, как и то, что дорога в город у ворот монастыря разбегается исхоженными им сотни раз тропинками, что там, за чертой – абсолютная пустота, исчезновение, провал, и все слова о жизни вечно, о жизни потусторонней – не более чем ступеньки, по которым люди уходят в черную пустоту небытия. И в повторяющихся сотни тысяч раз молитвах о бессмертии он сейчас не усматривал ни лжи, ни противоречий.

Как и положено советскому детективу, история развертывается неспешно, с постоянными обращениями к прошлому героев и тщательным проговариванием всего в как бы внутренних монологах. Интриги практически нет, зато морализаторства и высокопарных размышлений с избытком.

Что в книге действительно хорошо, так это бытописание околоцерковной жизни в позднем СССР. Оно и неудивительно: согласно предисловию, автор тридцать лет занимался реставрацией церковных фресок; можно сказать, впечатления из первых рук. Достали автора священнослужители, их паства и прочие, кружащиеся около и вокруг церкви, изрядно, описывает он их нравы, не скупясь на желчь и сарказм. Собственно, ради таких вот приветов из прошлого я и люблю читать советские книги второго ряда – каждый раз ищу новые стеклышки для калейдоскопа истории.

Я честно искала в романе многослойность (или хотя бы фигу в кармане), стилистическую игру или еще что-нибудь, что могло бы вытащить книгу на уровень обещанного шедевра. Увы. Это добросовестная графомания человека умного и наблюдательного, но неискушенного в технике письма. Возможно, автор, скончавшийся в 2009 году, не опубликовал роман, когда «стало можно», не в последнюю очередь потому, что трезво оценивал его художественные достоинства. По большей части текст – отличный пример на друг Аркадий, не говори красиво, говори правильно. Шаблонные герои, претенциозные пассажи, неудачное словоупотребление (маститый враг Советов патриарх Тихон), грамматические огрехи, монотонные было-была-было, регулярно прорывающаяся типично-советская канцелярщина. Даже если это и пародия, шутка слишком затянулась, отвлекая от смыслов. Если же нет... Разумеется, будь роман принят к публикации в СССР, редактор все это вычистил бы, и на выходе мог получиться крепкий детектив с «глубинами» – кстати, опять же в полном соответствии с традициями отечественной литературы. Но редактировать текст после смерти автора неэтично, вот и читаем фактически сам-себя-издат с проза.ру. С другой стороны, если существует наивная живопись, «наивная проза» тоже имеет право на существование. Хотя запятые при публикации могли бы и расставить. Ну и виргилий, среди прочего, насмешил. Не понимаю: главный редактор в упомянутом выше предисловии говорит о романе с таааким придыханием, но при этом не удосужился заплатить за нормальную корректуру.

Так что основной интригой книги для меня остался блерб тонкого стилиста Александра Соболева, который сумел отыскать в ней «тщательную выделку языка».

В заключение цитата просто так.

И Аспид, и Ниночка любили, предварительно распив бутылку «Камю», звездной морозной ночью, надев невесомые пушистые свитера и скользя на лыжах, завыть по-волчьи в лесу, он – матерым волком-самцом, а она – волчицей. Выли профессионально – собаки во всей округе, дрожа, прятались в будки и истошно брехали, а боязливые дачевладельцы запирали двери на все добавочные щеколды.