«Бретёр» - первый роман цикла детективов, действие в котором начинается в 1812 году, в разгар Наполеоновской вакханалии.
Русский ротмистр Матвей Мурин, находящийся в Петербурге в отпуске, вынужден разбираться с тем, что же произошло с его приятелем Прошиным, которого обвиняют в страшном злодеянии.
Собственно, вот.
Тот случай, когда роман очень невелик, но при этом вызывает очень много сторонних мыслей, непосредственно к роману не относящихся.
Поэтому сначала о детективе.
История распутывания преступления в эпоху, когда государевого уголовного сыска ещё не было – дело непростое (поскольку нерегламентированное) и довольно занятное. Оно больше напоминает частно-детективную инициативу, основанную на методе наблюдений и размышлений, поэтому Матвей Мурин будет ездить туда-сюда, говорить с теми и этими, пытаться поиграть в допросы и обыски и всячесик шевелить шестеренками.
И если вырезать из романа только эту часть, оставив атмосферу Петербурга начала 19 века, детективчик и разъезды в каретах, было бы неплохо, даже занятно, ибо следить за перемещениями Матвея было не напряжно. Это не самый крепкий детектив, он простоват и незатейлив, но при этом почему бы и нет.
Но тут внезапно в поле моего читательского зрения ворвалось всё остальное.

Во-первых, Мурин-младший оказался косплеером Корморона Страйка с его отношениями с больной ногой. Всё, что касалось травмы было столь вторично, что я недоумевала – зачем? Для текста больная нога никаким образом значимой не была, Юлия Яковлева таким вот пошловатым образом пыталась передать физические страдания Мурина? Ну, что ж…Пусть страдает.
И да, я была удивлена, узнав, сколько лет главному персонажу (это было жестко, потому что сразу половине происходящего не верится от слова совсем), но эта оговорка будет лишь в финале, поэтому хотя бы читать это не мешало.

Во-вторых, роман начинается с того, что Юлия Яковлева начинает оправдываться за язык и некие «несоответствия» той эпохе. Лично мне несоответствия не мешали, хотя их по тексту можно найти в ассортименте, и касаются они всего подряд: и обмундирования-вооружений, и армейского этикета, и соответствий уставу – их достаточно, чтобы придирчивый читатель нашел то, что будет царапать именно его. Наверняка косяки найдутся и в части отношений между людьми, каких-то кулинарных аспектов и многого другого. Лично моему представлению о том, как там всё могло быть, подобное не мешало, и поначалу было даже странно, зачем авторка привлекла внимание к этим мелочам: очень сложно не думать о зеленой обезьяне, когда просят не думать о зеленой обезьяне. Потом я поняла, что это такой хитрый ход, когда автор превентивно привлекает внимание к косякам, авансом, так сказать. «Текст косячный, ну и что же».

А текст косячный. Меня не беспокоило курение и что там ещё, но вот выражения типа: «Не бывает страшных баб, бывает мало водки», «Начальство не опаздывает, начальство задерживается», «Нем всем предстоит учиться истинной демократии, основанной на взаимном уважении прав и суверенности каждого человеческого существа» и прочие «демократически возмутился», глаз резали, отвлекая.

Но и это меня бы не особо огорчило, если бы не лютейшая либеральная антивоенная свинья, которую авторка подложила читателям. Это в-третьих.
Не знаю, наверное, те, кто уже сталкивался с Яковлевой ранее, по детским (Карл!) сказкам о репрессиях, сталинском терроре и прочей задорной чернухе, знали, с чем могут столкнуться, для меня же это было первым знакомством с авторкой. Надо было пролистать заранее библиографию, вот что! Ибо хитрожопая стилизация той войны под эту меня вынес в австрал. Я так и представляла, как авторка с редакторкой гиенят на кухне, как лихо они вот это вот понаписали и издали, и никто, никакой товарищ майор не подкопается, потому что это же не про сейчас, это же про дела давно минувших дней, поэтому никакой дискредитации и прочего.

Но на деле, Юлия Яковлева лихо набросила на вентилятор грязи, изгваздав и тех, кто воююет сейчас (ибо параллели нынче неизбежны), и тех, кто в тылу, и тех, кто воевал тогда – всем досталось сполна.
А нейтральное авторское вступление «та страна не была идиллией и та война тоже», с которым не поспоришь, по ходу развития сюжета превратилось в поток отрабатываемых методичек, когда по отдельности каждый элемент вроде бы имеет право на существование, но без должных осмыслений, накапливается и склеивается в огромное комьё либеральной лжи.
Тут будет и жесточайший ПТСР, и депрессия, и непременные у таких авторок тлен-грязь-безысходность. Юлия Яковлева не брезговала ничем: ни запугиваниями на тему «на войне он убивал, убийство может войти в привычку» (а может и не войти, но, главное, для подобных писателек – заранее нагнать тревожности на читателей), «после того, как балет покинули французские танцовщицы, смотреть там стало нечего» (да, ну, неужели?), «как на погибель гнать, так начальство тебе и «ребятушки», и «отечество святое», а братушки, а как увечье получишь, так пшел вон, пес…», все эти «жертвы искалеченного войной разума», «скользкие от крови груды мертвых» и прочее. Досталось даже дамам, которые кисеты в тылу вышивают за их бесполезность, неуместность и тупость.
Весь текст пронизан вот этим. Весь!
С одной стороны – да, человек с ранением пришел с войны в отпуск, а в Питере будто и нет никакой войны – говорить по нее не принято, высший свет, общающийся на французском, не знает, как себя вести с демобилизованными и отпускниками, и всё не так, как было.
С другой – полнейшее отсутствие рефлексии на тему войны, как таковой, и хоть каких-то зачатков размышлений о патриотизме, родине, враге, защите отечества, смысле происходящего – их просто нет. Плюс, абсолютная идеологическая инфантильность, тотальный беспомощный скулеж на тему «мы не знаем, зачем мы убиваем невинных французиков, они же такие же люди, зачем вот это вот всё, горы трупов и больше ничего не осталось, грязь, всё плохо» - у авторки очень искаженное представление о русской элите того времени (господи, хоть бы мемуары представителей известных фамилий пролистала). Это не про Россию писала Юлия Яковлева, это авторка мысли релокантов, давших по тапкам, отобразила. Грязные, мрачные, беспомощные, растерянные мысли.
И мне очень жаль, что отдельные представители современной русской прозы вот такие. Грязные и жалкие.
А Альпине – минус в карму.