4.5 Россия земная и Россия небесная

«Не слышны в саду даже шорохи, Всё здесь замерло до утра»

М. Исаковский «Подмосковные вечера» (музыка Соловьёва-Седого)

Профессиональным живописцам давно известно, что об одной и той же картине разные искусствоведы могут высказать совершенно различные, иногда взаимоисключающие мнения, а, бывает, выдумывают нечто такое, чего в картине отыскать невозможно при всём желании. Но рассуждать грамотно и доходчиво о живописи или рисунке действительно трудно, приходится образы объяснять словами. Казалось бы литература должна легче поддаваться словесному анализу, но это можно сказать далеко не о каждом произведении. В этом смысле Сорокин относится к числу наиболее парадоксальных авторов — читаются его вещи легко, особенно если читатель не слишком брезглив и умеет сдерживать рвотные позывы, а вот для их понимания часто требуются не только значительные умственные усилия, но и довольно широкий литературный и философский кругозор. В пользу последнего утверждения свидетельствует тот факт, что в критических работах о творчестве Сорокина нередко встречаются отсылки к Хайдеггеру, философу, с работами которого хорошо знаком лишь узкий круг специалистов.*

Насколько трудно воспринимается Сорокин, я покажу на примерах взятых из статьи А. Ляйтнера «Низвержение в счастье: «Тридцатая любовь Марины». Цитата первая: «Персонажи Сорокина не вступают в конфликт ни с самими собой, ни с миром, они оказываются в плену у наличествующих в мире текстов...». Цитата вторая: «На тридцатом году своей жизни Марина превращается в образцового советского человека.» Действительно, как легко заметить, Марина часто попадает в плен к различным текстам. Немного почитав основательно подзабытую «Розу Мира», Марина бьёт морду человеку (этот тип — явная пародия на рок-музыкантов), которого только что поцеловала за хорошее (так ей показалось) исполнение песни. А коллективное исполнение «Подмосковных вечеров» действует на неё, как кодон**, превращающий её... ну, разумеется, не в образцового, как считает Ляйтнер, советского человека (образцовый в романе один — Румянцев), а в робота, который, как попугай, выражается исключительно языком центральных советских газет. Высказав верное замечание о влиянии на Марину текстов, Ляйтнер в этой же фразе утверждает о героях Сорокина нечто с точностью до наоборот, поскольку Марина (а Ляйтнер пишет главным образом о ней) то и дело вступает в конфликты с собой и постоянно находится в конфликте с окружающим миром. Последнее происходит каждый раз, когда она ворует продукты в магазинах, чтобы поддержать незнакомых ей бедных стариков. Одних только пачек масла украдено 72 штуки, а ведь Марина отнюдь не воровка и каждая такая экспроприация в пользу трудового народа даётся ей ценой большого расхода адреналина. Очень серьёзный разлад с собой, приводящий к запою, случается у Марины, когда она выгоняет свою 29-ю любовницу, обойдясь с ней крайне несправедливо и грубо. Сожжение Мариной её небольшой коллекции избранной антисоветской литературы тоже акт её выхода одновременно из глубокого внутреннего конфликта и из не менее глубокого внешнего. И что здесь особенно парадоксально и неожиданно — мужчина с внешностью Исаича под звуки гимна Советского Союза только что превратил Марину в нормальную женщину (с лесбиянством всё кончено, фотоальбом тоже улетел в огонь), а в числе прочих книг в костёр отправляется и «Архипелаг ГУЛАГ» да ещё вместе с висевшей на стене фотографией его автора. Так, освобождаясь от плена одних текстов***, Марина очень быстро попадает в плен к другим, имеющим полностью противоположный смысл.

Так что же это за явление такое — Марина? Вся наша страна время от времени попадает в плен к разного толка текстам, конечно, если находится сила способная вырубить топором то, что написано пером. Началось с того, что «декабристы разбудили Герцена», тот «включил» колокол и процесс пошёл. Путь, на который вступила Россия ещё и по сию пору заставляет вспоминать картину Брейгеля «Слепцы», правда, если судить по реакции коллективного Запада, направление выбрано более-менее верное, а среди определивших этот выбор текстов есть немалое количество солженицынских..., что и возвращает нас к Сорокину и к его Марине, которая и есть не что иное, как символ нашей многострадальной и прекрасной страны, но не её земного воплощения, а Небесной России****, той, о которой писал Даниил Андреев. Марина доброжелательно относится к простым людям (сказать такое о земной России как-то язык не поворачивается), но совершено неэффективно и бестолково помогая им, терпит около себя массу всякой швали, в ней плохое смешано с хорошим, но хорошего намного больше. Марина очень терпелива, при этом доброта её подкрепляется крепкими кулаками... К чему я клоню? А есть одна принципиальная закавыка, опровергающая финал романа. Человека способного плакать, слушая хорошее исполнение 13-го ноктюрна Шопена (да и сама она учительница музыки), способного прочитать молитву не хуже выпускника Духовной Академии, человека, знакомого с самыми разнообразными явлениями мировой культуры от Еврипида до «Препарированного рояля» Джона Кейджа... человека с таким культурным багажом нельзя превратить в робота. Этого не может быть потому, что этого не может быть никогда. Это не под силу ни однообразному трудовому ритму (хотя труд токаря не совсем уж лишён творческой составляющей), ни коллективному пению каких угодно песен (с некоторой натяжкой можно представить, что в «Подмосковных вечерах» отражён общероссийский «пейзаж» того времени). Стало быть, огромная концовка романа, где члены бригады говорят газетным языком (фактически просто читая передовицы) сначала поочерёдно, а через несколько страниц уже невозможно различить, кто говорит, т. к. это становится автору безразличным..., - эта концовка не выполняет своего предназначения. Так легко, так примитивно Россию сковырнуть «по ступицу в грязь» не получится. Количество здесь не переходит в качество и сколько бы ни призывали сторонники противоположной точки зрения себе в помощь Хайдеггера, всё это нагромождение цитат из «Правды» остаётся не более, чем пустой болтовнёй для увеличения гонорара, а из Марины не получается желаемой автором полноты символ земной России (получается только небесной).

Такая вышла странная на первый взгляд критика. Приписал автору некую концепцию и доказал её ошибочность (ну, надеюсь, что доказал). Но ничего тут странного нет, это нормальный приём. Если Автор хотел сказать то-то и то-то, он ошибся там-то и там-то. Автор ведь далеко не прост, поди пойми, что он хотел сказать на самом деле...

Но, что бы он там ни хотел сказать, слово сейчас предоставлено мне (не важно, что мной же самим), и в заключение скажу, что, как предупреждение, «Тридцатая любовь...» роман очень полезный. Что-то вроде — люди, я люблю вас, будьте бдительны, остерегайтесь серости и пошлости и, чтобы безошибочно отделять мух от котлет, неуклонно повышайте свой культурный уровень. Вот примерно так, в духе заключительных страниц романа.

*) Для меня чтение Хайдеггера оказалось задачей сравнимой по трудности с чтением Гегеля, т. е. практически непосильной. Уверен, что и у людей с философским образованием это признание не вызовет удивления.

**) Кодон это информационный пакет, внедряющийся в мозг человека и радикально меняющий восприятие им самого себя и окружающего мира (см. «Солдаты Вавилона» Лазарчука). За что так досталось именно этой песне? Очевидно, за огромную популярность и символическое значение. В качестве мягкого символа советского образа жизни эта песня очень подходит Марине, девушке с ангельской внешностью, но на первом месте, конечно, была и остаётся «Песня о Родине» («Широка страна моя родная», слова Лебедева-Кумача, музыка Дунаевского), которая полностью соответствует образу парторга с лицом Солженицына. Это символ без полутонов, более жёсткий, зрительно сопоставимый с гербом Советского Союза.

***) Хорошо, что не была сожжена замечательная книга Саши Соколова «Между собакой и волком», её Марина из сумки вынула, полистала и бросила, но в стол не положила. Больше Сорокин об этой книге не вспоминает.

****)  Тем, кто наедет на меня за лесбиянку — символ Небесной России, отвечу, что главное — дарить любовь, а как — дело десятое. Марина это и делает, а то, что мужики не умеют с ней обращаться, это отдельная проблема; ну, такие у нас мужики, а были бы не такие, это сильно приблизило бы Россию земную к её небесному образу.