3 "Тебя я совсем не люблю, но ты будешь писать мою биографию и должен поэтому сопровождать меня до конца."

Книгу называют провидческой, сатирической энциклопедией и ещё по-всякому. Я бы сказала проще: книга столь же сложна и сумбурна, как жизнь самого автора, как его противоречивая и беспокойная личность. Человек, то принявший, то не принявший революцию, то уезжающий, то возвращающийся, не находящий себя ни в одном лагере, да ещё плюс ко всему остро чувствующий своё еврейство, и всё это - между Первой и Второй мировыми войнами, когда покоя не было ни в душах, ни в мире. Мне кажется, хоть книга написана от имени Ильи Эренбурга, встретившего мексиканца (дьявола?) Хулио Хуренито в парижском кафе и ставшего его секретарём, учеником и биографом, среди персонажей он наиболее близок к Алексею Тишину:

Лет двадцати Алексей Спиридонович начал заниматься политикой, то есть составлять конспект по «Политической экономии» Богданова и размышлять: грех или не грех убить губернатора?

Вечные метания, вечная рефлексия, постоянные промашки с выбором - действовать или бездействовать. Но это, возможно, только мне так показалось. Вообще же книга очень колоритна и богата до состояния шаржа яркими действующими лицами. Практически все они перечислены

Буквально, как в анекдотах: собрались американец, русский и немец... только национальностей побольше. Пёстрая компашка кочует по разным странам, сообразуясь с желаниями и делами Учителя, периодически расходясь, потом снова встречаясь. Читается довольно сложно, поскольку практически каждое слово - иголка в повздошье какого-нибудь реального события или явления того времени, и хочешь-не хочешь, а начинаешь думать и искать информацию, о чём бишь тут рассказано. Я не великий специалист по этому периоду, поэтому где-то с середины книги заскучала и перестала вести изыскания. Но вот отделаться от мысли, что книга, увы, чертовски современна, мне не удалось. Вот вам примеры.
Американец и его мировосприятие:

Прожив достаточное число лет в Америке, из рассказов приезжавших и газетных статей мистер Куль узнал, что Европа лишена нравственности и организации. Два могучих рычага цивилизации – библия и доллар не идут в ней рука об руку.

СтОит только заменить библию на демократию - и готов обобщённый портрет.

Римлянин, который всегда помнит, что он римлянин, и у него есть Рим, а у всех ослов-туристов - только право глянуть на него одним глазком:

Дайте мне десять сольди. На два сольди можно съесть у стойки макарон, на два – живых полипов, на четыре – литр вина, на остаток – половину „тосканы“, это хорошая сигара, длинная, как собачий хвост. Или на все шесть вина, а возле Колизея подобрать с дюжину великолепных окурков, – „эти ослы“ бросают не докуренные до конца сигареты. Засим – под мост, и уверяю вас, что жизнь превосходная штука, а ваши доллары ерунда.

Или вот, например, как французы прекрасно знают русских и их культуру:

Я часто скорблю. – столько еще мрачного на свете! Вы русский, так ведь? .. У вас чертовски холодно! Но зато большая страна, и потом вы наши союзники! И еще у вас писатель… О, как они трудны, эти славянские имена!.. Вспомнил! «Тольстой» – это вроде нашего Дюма.

И вот вся эта разношёрстная команда, разинув рты, слушает многостраничные монологи Хуренито, разглагольствующего

,

о войне и свободе:

Конечно, война уже убила сотни тысяч людей, но она уничтожила также одним железным дуновением, одним вот таким снарядом-плевком мерзостную восковую красотку в витрине универсального магазина, свободу в корсете и в игривом декольте (конечно, не ниже стольких-то сантиметров…)

а в Германии развлекающего учеников особыми экскурсиями:

Все останавливало его внимание, и все явно приводило его в хорошее настроение. В особенности он любил показывать нам университеты, казармы и пивные; это были, по его словам, «личинки нового общества».

Каждый из сопровождающих воспринимает Хуренито по-своему: для кого-то он гид по Европе, кто-то мнит его своим другом. На самом деле, как я думаю, это даже не дьявол. Это - совесть. Именно та вещь, которая столь обременительна, когда каждую минуту приходится в военно-революционной круговерти выбирать строну, на которой быть. Очень показательно про самого биографа:

Все первые месяцы революции я был совершенно поглощен одним занятием, а именно: я ликовал.

Через какое-то время он же старательно вспоминает, чего именно лишила его революция и лишила ли, и даже уже пытается выдавить слезу... А вот Учитель гораздо жёстче в своём восприятии:

Я приветствую ваше безумие, шалые крики, бессмысленные резолюции и эту арену цирка, на которой вы богомольно и вполне серьезно кувыркаетесь перед ошарашенной Европой!

Что в итоге? Не могу рекомендовать книгу, хотя она интересная. Слишком много в ней такого, что, видимо, на ура воспринималось в то время, да и то, пожалуй, только по одну сторону баррикад. Но если вас интересует это период - здесь буквально живёт его дух. Для всех остальных же - цитирую автора:

Недостойно человеку глядеть назад. Детство – блаженное время, но что ты скажешь о зрелом муже, вырывающем из рук ребенка погремушку, чтобы самому поиграть с ней?