3.5

Оптимист (сюсюкает): Купер! Детство! Малоизвестный роман! Мимими...
Скептик (поднимает одну бровь): Ну-ну.
Оптимист:

Он размышлял над сходством, существующим меж неодушевленной природой и нашим изменчивым бытием; об ужасающей смеси добра и зла, которую представляет человеческая натура; о том, как добрые вдруг покоряются дьяволу, тогда как злые, по Божией милости, улавливают в душе вечное торжество справедливости; о скрываемых за фасадами политических механизмов бурях, что делают нашу жизнь подобной дремлющему озеру: оно спокойно, пока не налетят ветра и не примутся с яростью хлестать его; о силе предрассудков; о бессмысленности и непостоянстве всех долго вынашиваемых убеждений; и о странной, непостижимой, непреодолимой melange противоречий, ошибок, истин и заблуждений, которую в итоге являет наша жизнь.
Последующие страницы – плод мечтаний путешественника. Рассудительный читатель сам выведет мораль.

Какой язык! Сложные предложения наполнены смыслом. Интересная мысль оформлена через логическую непримитивную конструцию со сложным, но прозрачным синтаксисом. Группа путешественников, которая представляет собой все общество. Дорога, приравненная к жизни (по пути происходят бури и праздники, смерть и брак, загадки рождения и убийства). Галерея аристократов, чиновников, монахов, крестьян, аферистов. А художественные пейзажи Швейцарии! Описание озера, кажется, списано с какого-то живописного полотна. А городской фестиваль...
Скептик (закатывает глаза): Можно подумать, тебе не хотелось, как когда-то, подростком, пролистать несколько страниц, чтобы добраться до динамичных эпизодов.
Оптимист (патетически): Да, динамичные эпизоды также удались. Буря на озере... Смертельная метель в горах... А почти герметичный детектив в монастыре на перевале (возможно, именно здесь корни этого жанра)... А судебное разбирательство с выступлением свидетелей почти как у Гарднера...
Скептик (в сторону): Ключевое слово “почти”. И прорваться к нему нужно через десятки страниц пафосного морализаторства.
Оптимист (убежденно): Но это действительно интересные темы. Вера и суеверность. Наследственность и собственные заслуги. Штампы, которые налагают на людей. Настоящий аристократизм и хамство.
Скептик (скучающе): И что, тебе актуальны сословные проблемы двух-трехвековой несвежести?..
Оптимист (горячо): А что, ты никогда не сталкивался с тем, что кого-то назначали на должность, брали в аспирантуру или на работу по заступничеству родителей? Или не бывает теперь, что родители выступают против брака дочери / сына из-за того, что избранник из неподходящей семьи? Это не меняется!
Скептик: Ага. Море пафоса и морализаторства и лужица психологизма. Куперу не хватает простого совершенства и прямодушности Бронте или кружевной элегантности Остен.
Оптимист (строго): Остен не поднимала в своих “кружевных” романах социальных вопросов. Основные проблемы остеновских девочек из высшего общества в отсутствии большого приданого, а Купер борется со стереотипами!
Скептик: ...И проигрывает.
Оптимист: Автор ставит цель не столько изобразить жизнь, сколько повлиять на нее: он передает порочность стереотипов и суеверия, родовых заслуг и бед детей за "грехи" их родителей, желает разорвать закнутый круг (дети палача будут палачами, дети героев героями).
Скептик (саркастически): Не хватило ему логичности. Детишек же в конце концов подменили...
Оптимист (ужасаясь): Без спойлеров здесь!
Скептик (складывается от хохота): Спойлеры... ой, не могу... Стопятьсот совпадений... Их раз подменили, потом еще раз... Самый веселый эпизод книги, когда они делили детей, я уже подумал – это пародия...
Оптимист (мечтательно): А демократизм и веротерпимость Купера... Лучшие друзья – католик и протестант... Симпатия чувствуется даже в описаниях итальянца Мазо, который не дружит с законом и не отличается религиозностью. Отрицательную оценку получают только лицемерие и суеверность.
Скептик: Ага. И это один из главных положительных персонажей:

...с языческой мифологией он был знаком, но, как католик и мирянин, не обладал обширными познаниями по истории христианства.

А как тебе такой пассаж веротерпимости:

– Это не редкость, – отозвался генуэзец, – что люди делят меж собой радость и беду, готовы друг за друга умереть, неустанно пекутся друг о друге, как мы с тобой, Мельхиор, когда пред лицом смертельной опасности беспокоишься больше о товарище, нежели о себе; и притом, имея разные убеждения, не колеблясь верят, что друг-богоотступник давным-давно находится в когтях у дьявола и что его душа, превосходная и достойная восхищения во всем прочем, осуждена на вечное проклятие за некие мнения и установления, которые мы находим существенными.

Оптимист (чуть не плача): Это свидетельствует исключительно о тонком юморе Купера.
Скептик (непонимающе вытаращил глаза): А после какого слова смеяться?
Оптимист (лукаво): Ну а собачки... Геройские ньюфаундленд Неттуно и сенбернар Уберто...
Скептик (тает и сюсюкает): Собачки... они эту книгу однозначно спасают. Ради собачек эту книгу стоило читать! (твёрдо) Но их было мало!

Далей, як заўсёды па-беларуску...

Тут...

Аптыміст (сюсюкае): Купер! Дзяцінства! Малавядомы раман! Мімімі...
Скептык (падымае адно брыво): Ну-ну.
Аптыміст:

Он размышлял над сходством, существующим меж неодушевленной природой и нашим изменчивым бытием; об ужасающей смеси добра и зла, которую представляет человеческая натура; о том, как добрые вдруг покоряются дьяволу, тогда как злые, по Божией милости, улавливают в душе вечное торжество справедливости; о скрываемых за фасадами политических механизмов бурях, что делают нашу жизнь подобной дремлющему озеру: оно спокойно, пока не налетят ветра и не примутся с яростью хлестать его; о силе предрассудков; о бессмысленности и непостоянстве всех долго вынашиваемых убеждений; и о странной, непостижимой, непреодолимой melange противоречий, ошибок, истин и заблуждений, которую в итоге являет наша жизнь.
Последующие страницы – плод мечтаний путешественника. Рассудительный читатель сам выведет мораль.

Якая мова! Грувасткія канструкцыі напоўненыя сэнсам. Цікавая думка, данесеная праз лагічную непрымітыўную канструцыю з складаным, але празрыстым сінтаксісам. Група вандроўнікаў, што ўяўляе сабой усё грамадства. Падарожжа, прыроўненае да жыцця (у час яго адбываюцца буры і святы, смерць і шлюб, загадкі нараджэння і забойства). Галерэя арыстакратаў, чыноўнікаў, манахаў, вяскоўцаў, аферыстаў. А маляўнічыя пейзажы Швейцарыі! Апісанне возера, здаецца, спісана з нейкага жывапіснага палатна. А гарадскі фестываль...
Скептык (закатвае вочы): Можна падумаць, табе не хацелася, як калісьці, падлеткам, прагартаць колькі старонак, каб дачытацца да дынамічных эпізодаў.
Аптыміст (патэтычна): Так, дынамічныя эпізоды таксама ўдаліся. Бура на возеры... Смяротная завіруха ў гарах... А амаль герметычны дэтэктыў у манастыры на перавале (магчыма, менавіта тут карані гэтага жанру)... А судзебнае следства з выступам сведак амаль як у Гарднера...
Скептык (у бок): Ключавое слова “амаль”. І прадрацца да яго трэба праз дзясяткі старонак пафаснага маралізатарства.
Аптыміст (пераканана): Але гэта сапраўды цікавыя тэмы. Вера і прымхлівасць. Спадчыннасць і ўласныя заслугі. Штампы, якія накладаюць на людзей. Сапраўдны арыстакратызм і хамства.
Скептык (засумавала): І што, табе актуальныя саслоўныя праблемы двух-трохвекавой нясвежасці?..
Аптыміст (горача): А што, ты ніколі не сутыкаўся з тым, што кагосьці прызначалі на пасаду, бралі ў аспірантуру ці на працу праз заступніцтва бацькоў? Або не бывае цяпер, што бацькі выступаюць супраць шлюбу дачкі / сына праз тое, што абраннік з ненайлепшай сям’і? Гэта не прамінае!
Скептык: Ага. Мора пафасу і маралізатарства ды лужынка псіхалагізму. Куперу не хапае дасканалай простасці, прамадушнасці Бронтэ або карункавай элегантнасці Остэн.
Аптыміст (строга): Остэн ані не падымала ў сваіх “карункавых” раманах сацыяльных пытанняў. Асноўныя праблемы остэнаўскіх дзяўчатак з вышэйшага грамадства ў адсутнасці вялікага пасагу, а Купер змагаецца з стэрэатыпамі!
Скептык: ...І прайграе.
Аптыміст: Аўтар ставіць мэты не столькі адлюстраваць жыццё, колькі паўплываць на яго: ён перадае заганы стэрэатыпаў і прымхлівасці, родавых заслуг і бедаў дзяцей за іх бацькоў, жадаючы разарваць закнёнае кола (дзеці ката будуць катамі, дзеці герояў героямі).
Скептык (саркастычна): Не хапіла яму лагічнасці. Дзетак жа ўрэшце падмянілі...
Аптыміст (жахаючыся): Без спойлераў тут!
Скептык (складваецца ад рогату): Спойлеры... ой, не магу... Іх раз падмянілі, потым яшчэ раз... Самы вясёлы эпізод кнігі, калі яны дзялілі дзяцей, я ўжо быў падумаў – гэта пародыя...
Аптыміст (летуценна): А дэмакратызм і верацярпімасць Купера... Найлепшыя сябры – каталік і пратэстант... Сімпатыя адчуваецца нават у апісаннях італьянца Мазы, які не сябруе з законам і не вызначаецца рэлігійнасцю. Адмоўную ацэнку атрымліваюць толькі крывадушнасць і прымхлівасць.
Скептык: Ага. І гэта адзін з галоўных станоўчых персанажаў:

...с языческой мифологией он был знаком, но, как католик и мирянин, не обладал обширными познаниями по истории христианства.

А як табе такі пасаж верацярпімасці:

– Это не редкость, – отозвался генуэзец, – что люди делят меж собой радость и беду, готовы друг за друга умереть, неустанно пекутся друг о друге, как мы с тобой, Мельхиор, когда пред лицом смертельной опасности беспокоишься больше о товарище, нежели о себе; и притом, имея разные убеждения, не колеблясь верят, что друг-богоотступник давным-давно находится в когтях у дьявола и что его душа, превосходная и достойная восхищения во всем прочем, осуждена на вечное проклятие за некие мнения и установления, которые мы находим существенными.

Аптыміст (ледзь не плачучы): Гэта сведчыць выключна пра тонкі гумар Купера.
Скептык (непаразумела вырачвае вочы): А пасля якога слова смяяцца?
Аптыміст (з хітрынкай): Ну а сабачкі... Геройскія ньюфаўндленд Неттуна ды сенбернар Уберта.
Скептык (растае і сюсюкае): Сабачкі... Сабачкі гэтую кнігу адназначна ратуюць! Дзеля іх варта было чытаць. (цвёрда) Але іх было мала!