3.5

Не нашла нигде того вариант издания новелл Цвейга, которое хранится в моей библиотеке, поэтому пусть будет такое, безликое, без обложки. Наверное, дело в том, что раньше Цвейга издавали (и приобретали) мешками, куча советских изданий с почти одинаковыми минималистическими светлыми обложками, но содержание внутри всё-таки разное. Но я про отдельные новеллы и не буду тут говорить, кратко выскажусь о восприятии их в целом, так что ничего страшного, если будут несостыковки.

Неудивительно, что Цвейга покупали мешками. Я вообще до сих подозреваю какой-то подвох, потому что его новеллы явно женские. Не в том даже смысле, что они написаны для женщин (хотя и такое есть), но возникает совершенно дикое ощущение, что они написаны женщиной. Не знаю, как Цвейг нырнул в такие глубины гендерной психологии, чтобы вытащить на поверхность не явные различия в восприятии реальности, а какие-то мелкие, почти незаметные, но оттого более убедительные детали.

Мужчины в новеллах Цвейга, как правило, схематичны и однолинейны. Либо трепетные глуповатые лани, либо замшелые грубияны с квадратной челюстью. Женщины же, напротив, почти всегда представляют из себя ходячий тротиловый заряд эмоций, который не знаешь, когда рванёт. При этом и сами женщины не знают, потому что Цвейг ясно показывает — половина всех дел женских рук проистекает откуда-то из дремучего леса подсознания, интуиции и ирреального мира воображения. Одновременно со всем этим многие женщины Цвейга твёрдо стоят на ногах в мире материальном, чётко знают, что именно и за какую цену они хотят, и при случае и руку дающего отгрызут, и ещё потребуют, и сами всего добьются.

Я не знаю, как вообще, но все несколько десятков новелл Цвейга в моём сборнике были посвящены любви, любви и любовной любви. Любовь такая, любовь сякая, материальная, эфемерная, грубая, страстная, равнодушная, унылая, первая, последняя, вечная, секундная, глупая, смешная, трогательная, пугающая... Да тут можно этот список ничего не говорящих конкретно жпитетов продолжать ещё на несколько страниц, пока подходящий к случаю словарный запас не кончится. Цвейг изучает все аспекты этого чувства чуть ли не под микроскопом, выдумывая целые огромные телеги по совершенно разным ситуациям. В одной новелле читаешь — ну так чисто Бодрийяр и кьеркегоровский "Дневник соблазнителя", а потом сразу идёт какая-то животная страсть с откусыванием голов и победными воплями токующего самца. К концу сборника начинаешь уже в начале каждой новеллы строить догадки, кто в кого и каким способом влюблён, потому что точно знаешь, что вокруг чего-то другого сюжет строиться не будет. Хотя побочные темы иногда возникают довольно яркие. Например, как в той новелле, где рассказчиком является маленький мальчик, за чьей мамой на курорте ухлёстывает какой-то донжуан, используя его, как приманку, в своих обольстительных сетях. Горечь взросления и разбитые вдребезги детские радужные очки во всей красе.

В своём деле Цвейг, конечно, мастер. Хотя лично меня эта одноидейность его мира несколько пугает. Скорее всего, это просто приём, чтобы привлечь читателей (и приём действенный, потому что читать о любви куда приятнее, чем её переживать, особенно в таком многообразии), но всё-таки если на секунду представить, что Цвейг вообще видит мир таким, каким представляет его себе в новеллах... Тогда получается, что миром правит любовь, причём по закону гармонии она зачастую весьма гнусная и неприятная, любовь движет всем и вся, всё мироздание вокруг неё крутится и любой поступок при наличии богатого воображения можно с ней связать. Это действительно пугает, меня по крайней мере. С другой стороны, человеческое зрение и восприятие вообще очень гибкое и настраиваемое, так что если человек зациклится на чём-то одном, то он так и будет это видеть. Надеюсь, что это всё-таки в самом деле только художественная примочка, а на самом деле мир Цвейг воспринимает во всём его божественно гадком многообразии.