5

«Самая сильная любовь – это когда возлюбленные вместе дня 3, а затем или один умирает, или они потом никогда больше не видятся», как саркастически говорит моя знакомая, наблюдая в кино очередную историю неожиданно вспыхнувшей из страсти.

«Сильнее всего желаешь того, что не можешь получить», говорит нам популярная психология.

«Людям больше нравится жить среди собственных иллюзий, чем в реальном мире», говорю я.

Этот роман – один из моих любимейших на протяжении уже многих лет, несмотря на меняющееся отношение к героям и событиям. Пока что ни один женский персонаж не затмил в моих глазах Мадлену де Мопен – эталонную представительницу «поколения разочарованных», смелую и проницательную натуру, не желающую мириться с жалкой женской долей своего века.

Галантный век. Девушки на выданье чинно сидят в гостиных, не касаясь спиной стула, дера на коленях веер. Любезные молодые люди делают им аккуратные комплименты и пишут стихи в альбом. Складываются пары, заключаются браки, маменька с папенькой довольны.

Но в голову юной Мадлены де Мопен закрадывается мысль – а не притворяются ли эти молодые франты? От ее проницательного взгляда не ускользают двусмысленности, многозначительные взгляды. Какими оказываются потенциальные кавалеры, когда остаются в чисто мужской компании?

Если бы у меня был любовник, мне бы очень хотелось узнать, как он говорит обо мне с другим мужчиной и в каких выражениях похваляется своей удачей перед товарищами по кутежу, когда голова у него уже затуманена вином, а оба локтя упираются в стол.

Мадлена не готова вручить свое сердце человеку, который будет вежливо улыбаться ей в лицо, а сам мимоходом зажимать в углу хорошеньких кухарок и кидаться деньгами на продажных девиц. Поэтому она принимает кардинальное решение – переодеться молодым человеком и отправиться исследовать загадочный мужской мир.

К сожалению, ей не требуется много времени, чтобы увидеть, как быстро слетают маски, лишь только галантные кавалеры делают шаг за порог лощеных особняков. Дешевые куртизанки, крепкие вина, отборная брань в адрес «возлюбленных» - обеспеченным дворянам совсем не обязательно нужны возвышенные чувства и изысканные удовольствия – многим нравится кидаться в самую грязь.

Бедные мы, девушки: нас так старательно воспитывают, невинность нашу обносят тайной стеной предосторожностей и умолчаний, нам ничего не позволяют услышать, ни о чем догадаться; полное неведение — вот главное, что нам преподают, и в каких же странных заблуждениях мы живем, и какие же коварные химеры баюкают нас в своих объятиях!

Но оставим ненадолго обескураженную мадемуазель Мопен - нам предстоит взглянуть на мир глазами другого персонажа - д’Альбера, поэта, достаточно обеспеченного, чтобы не слишком бороться за успешность своих виршей, и успевать мучиться вселенской тоской.

Как бы я ни бился, я ни на минуту не могу покинуть пределы своего «я». Я вечно остаюсь самим собой, скучающим и скучным созданием, которое мне самому весьма не по вкусу. Мне не удалось исполнить задуманное и постичь разумом другого человека, душой — чужое чувство, телом — чужую боль и чужое блаженство.

Все ему наскучило, хотя он толком ничего не попробовал, ничто не приносит удовольствия. В чем же искать причину столь тягостного настроя? Конечно же, в отсутствии возлюбленной. А чтобы было не так просто, возлюбленную надо придумать. Придумать в деталях, описать каждый изгиб ее тела, каждую пуговицу на ее наряде, ну а о таких мелочах, как крайне удобное для героя социальное и финансовое положение недостижимого идеала, не стоит даже упоминать.

Несмотря на то, как изысканно мучается меланхолией герой, слишком жалеть его не стоит. Да он и сам прекрасно понимает, что его поход к любви – магазинно-потребительский, он выдумал себе красивую картинку, сам же в нее влюбился, сам же по ней тоскует. В плане объективации женщины на строчку текста этот роман может заставить скрежетать зубами – концентрация зашкаливает.

Я рассматриваю любовь в свете древности, словно часть более или менее совершенной скульптуры. Какова у нее рука? Недурна. Кисти рук, пожалуй, довольно нежные. А как вам кажется эта нога? По мне, лодыжке недостает благородства, а пятка выглядит как-то пошло. Зато грудь высокая и хорошей формы, контур фигуры достаточно волнистый, плечи полные и весьма выразительные. Эта женщина могла бы служить моделью скульптору, а отдельные части ее тела вполне подходят для того, чтобы ваять с них копии. Полюбим ее.

Ну что ж…пока д’Альбер мечтает встретить свою мечту во плоти, он не скучает. Заводит себе любовницу, которую снисходительно называет Розеттой – «так звали мою собачку». Розетта молода, вдова, прекрасна, и д’Альбер уверен, что она от него без ума. Но этих слагаемых недостаточно – он не может добавить чувства в коктейль своих удовольствий.

Какой пыткой для бедной моей души было участие в разгульных выходках тела и в вечных пиршествах, на которых для нее не было пищи!

Все же, одних плотских утех недостаточно, и высоких порывов поэтической душонки хочется. И, в тот самый момент, когда скука в интрижке достигает пика, на сцену выходит…нет, не Мадлена де Мопен! А прекрасный юноша Теодор, который возвращается погостить у Розетты в ее загородном имении. Теодор остроумен, прекрасный наездник, невероятно красив, и, как оказывается, с Розеттой его связывает амурная история с дуэлью (но д’Альберу об этом знать необязательно). Как не трудно догадаться, под личиной Теодора скрывается Мадлена. Она олицетворяет собой абсолютно все, что так необходимо несчастному поэту – все штрихи ее красоты, все жесты и остроумные замечания совпадают с его идеалом. Она уже успела свыкнуться со своей ролью и набраться опыта в понимании людских натур.

Я пришла к самой чудовищной пресыщенности, ничем не насладившись. Знание у меня опередило опыт, а что может быть хуже преждевременной искушенности, которая не проистекает из поступков? В тысячу раз лучше было бы самое полное невежество.

Но эта девушка в мужском наряде - не просто интриганка. Д’Альбер ищет утоления своей жажды, она же ищет истины и ответа на вопрос, возможно ли полюбить хоть кого-то. Если для этого приходится разыгрывать из себя бесстрашного юношу – оно того стоит. Он(а) очаровывает всех жильцов поместья, и сам д’Альбер не ускользает от этого влияния, а вскоре с ужасом начинает понимать, что его привязанность к Теодору носит не совсем платонический характер…

На самом деле я не принадлежу ни к тому, ни к этому полу; нет во мне ни дурацкой покорности, ни боязливости, ни мелочности, свойственной женщине, как нет и мужских пороков, омерзительного мужского распутства и скотских наклонностей; я отношу себя к иному, третьему полу, у которого пока нет названия, высшему или низшему, более ущербному или более совершенному: телом и душой я женщина, умом и силой — мужчина, и во мне слишком много и от того, и от другого, чтобы с кем-то из них соединиться.

Несмотря на то, что д’Альбер и хорош собой, и достаточно умен, чтобы снискать ее симпатию, Мадлена смотрит на мир донельзя трезво, тогда как д’Альбер ищет свои бесплотные фантомы. И, как это обычно бывает, тот, кто соловьем разливается о возвышенности чувств, оказывается весьма ушлым, а, казалось бы, хладнокровная и реалистичная девушка как раз-таки и способна на настоящие чувства. Ведь д’Альбер

…никогда ничего не требовал от женщин, кроме одного — красоты; без ума и души я с удовольствием обхожусь.

тогда как Мадлена

…прежде всего искала не телесной красоты, а красоты души; искала любви, но любовь в моем понимании, быть может, вообще не в человеческих возможностях.

Д’Альбер, одержимый мыслью о «истинной» любви, никогда не сможет полюбить кого-то, помимо образа из своего воображения. А Мадлена осознает, что не сможет найти человека, который способен любить с полной отдачей, без низости и пошлости.

Узнав мир мужчин изнутри, мадемуазель Мопен утратила всяческие романтические иллюзии, и чужая натура не укроется теперь от нее под комплиментами и витиеватыми мадригалами. Меня радует, что в романе нет привычного для подобных историй финала, когда герой или героиня все же закрывает глаза на правду и верит, что вот ЭТО – настоящая любовь до гроба, и упорно убеждает себя, что нашел такого партнера, с которым смерть в один день – вполне вероятна и желанна. То, как поступила Мопен, как ни странно, единственно возможный вариант, наилучший для обоих участников этой романтической интриги – каждый остается при своем, никакого заката чувств. Все промелькнуло, как прекрасный сон и останется идеалом навеки. С идеалом невозможно жить, но идеалом можно восхищаться, идя при этом по своей жизни, на которую смотришь без иллюзий.

Язык Готье просто прекрасен – около сотни выписанных мною цитат это подтвердят (и это я еще себя останавливала, чтобы не обглодать цитированием роман до костей!) Изящество и отточенность слога, при этом не скатывающееся в банальное самолюбование – довольно редкий феномен. Остроумие фраз не раз заставит улыбнуться на протяжении этой романтической истории, за которой одновременно стоят и возвышенные иллюзии, и продуманная практичность героев. Если вы не прочь немного разочароваться в том самом чувстве, о котором написаны миллионы книг и песен – настойчиво рекомендую эту книгу.