5

Боюсь, что после еще одной прочитанной книги, относящейся к детской литературе, уже весь список рекомендаций (а не его добрая треть, как было в прошлый раз) будет пестреть книжками про утят, котят и первый снег, ну да ладно.

Чтение детских книг в недетском возрасте имеет свою прелесть и дарит много возможностей: сравнить свое восприятие прочитанного сейчас и десять-двенадцать лет назад, внимательнее вглядеться в упущенные детали, проанализировать произведение, обращаясь культурно-историческому контексту (это в возрасте семи-восьми лет все события в моем читающем сознании - и "Денискиных рассказов", и книг Гайдара, и прочих разных историй о пионерах, советских школьниках и дореволюционных гимназистах - происходили одинаково недавно, практически вчера, а теперь, разумеется, все иначе). И это весьма любопытный опыт.

...Поезда, море, солнце, звонкое артековское детство с интернациональной дружбой, кострами и тягой ко всему масштабному и героическому: взрослым - летчикам, военным, морякам, к огромным кораблям, настоящим подвигам. Мир большой молодой страны, больших надежд и большого труда. И на пороге этого мира - совсем еще юная комсомолка Натка Шегалова, которая немного завидует подруге Верке, будущему инженеру. Сама Натка вынуждена заменять заболевшего вожатого в одном из лагерных отрядов и не слишком этому рада. Ничто не предвещает понятной детскому сознанию беды и местами совсем недетского трагизма. Ничто, кроме имени автора. В книгах Гайдара немало смертей и тяжелых для взрослой - не то что детской - психики переживаний, творятся темные дела и открываются жутковатые тайны: даже в жизнеутверждающих историях о Тимуре есть мрачные места, а уж если вспомнить "Школу", "Дальние страны", "Судьбу барабанщика"...

Для меня двадцатидвухлетней, перечитывающей любимую в шестом классе книжку, главной стала вовсе не сказка о военной тайне и даже не осознание того, к какой грандиозной борьбе и тяжелой работе готовится поколение описанных в книге ребят. Тема смерти, внезапной, случайной, и ее переживание в вымышленном пространстве небольшой повести для детей школьного возраста, - вот что оглушает, вызывает оторопь, заставляет поднять глаза от книги и снова вернуться к странице, перечитывая беспощадные строки. Нет, герои детских книжек нередко умирают от болезней, трагически и бессмысленно гибнут, пропадают без вести. Но именно в "Военной тайне" сквозь строки текста я чувствую нарастающий трагизм и ужас: возможно, так явственно он чувствуется именно потому, что не подается автором в форме лобовой атаки, а ненавязчиво предстает перед читателем фоном всего повествования.

И вот молчит военный инженер Ганин, грустят в слезах малыши-октябрята, в чем-то клянутся друг другу пионеры, переосмысливает свое жизненное призвание семнадцатилетняя Натка, но это все понятно, куда страшнее наблюдать за тем, как стервенеет и хочет выть от боли странный мальчишка Владик, брат польской политзаключенной. Тонкой, едва различимой нитью, которую очень сложно заметить в детском возрасте, проскальзывает на последних страницах повести тема завязавшихся между Наткой и Алькиным отцом отношений.

"Военная тайна" - странная, по-своему притягательная и страшноватая книга. Детская, конечно, но слишком многие вещи в ней так и останутся для детей непонятными, если только они не решат вдруг, как я, перечитать ее в более сознательном возрасте.