5 Словно Зощенко вселился

Человек - животное довольно странное. Нет, навряд ли оно произошло от обезьяны. Старик Дарвин, пожалуй что, в этом вопросе слегка заврался.

Честно вам скажу, друзья-товарищи, а также немногочисленные недруги-редиски, что писать отзывы на подобные книги я не люблю. Потому как не привычен. Одно дело накатать несколько абзацев про отдельный роман, или повесть там средних размеров, и совсем другое - про сборник, в котором несколько десятков рассказов. От подобной перспективы, понимаешь, голова распухает и кругом идёт, и вопрошаешь себя, словно Чернышевский - что, собственно, делать? Писать про каждый рассказ отдельно? Так я уж побаиваюсь, что за их количеством позабыл содержание доброй половины. Да и отзыв выйдет размером с такую же книжку. Писать про наиболее понравившиеся? Опять неладно - а может быть они мне все понравились? А те, которые не понравились, может быть в этом совсем не виноваты? А виновато, например, что я читал их в дурном расположении духа, али с усталости, и поэтому ни хр... пардон, ничего не понял. Или не запомнил опять-таки?

Короче, проблема ещё та. Усугубляемая тем фактом, что книжка-то очень даже ничего! В смысле, хорошая книженция! Как назло, словно. Вот будь она какой-нибудь посредственностью, то не жалко было обойтись двумя-тремя ничего не значащими абзацами и со спокойной совестью перейти к чтению следующих произведений. Будь она вообще плохой - то ещё проблем меньше. В таком случае достаточно было бы хорошенько обхаять её, и всех делов. Так ведь нет. Книжка хорошая, а ты не можешь об этом убедительно рассказать. Ситуация требует рвать на себе волосы, но последние, ёлки-палки, столько коротки, что только пинцетом можно ухватить. Или пассатижами.

В общем я уже было почти себя убедил, что не надо ничего писать про сей шедевр Зощенко, да как назло все окружающие, во всяком случае те, которые знают, что я уже две недели как на Зощенко сижу, всё спрашивают меня "ну как", "ну как", да подначивают показать им свой отзыв. Знают, заразы, что я имею дурацкую привычку писать про каждую прочитанную книжку. Вдобавок говорят, что как я засел за Зощенко, так меня словно подменили. Хожу над всеми посмеиваюсь, каждого задеваю, насмешничаю. Словно Зощенко в меня вселился.

- Нет, - говорю им. - Быть такого не может. В настоящей жизни Зощенко был меланхоличным, подверженным грусти, тоске и депрессии. Почти как я. Когда голодный.

В особенности две мои знакомые дамы мучают меня. Катька и Ирка. Они в своё время Зощенко чуть ли не всего прочли. И теперь их интересует даже не столько моё мнение о нём, сколько просто - понравилось или нет. А знаете, почему их только это интересует? Объясняю. Они обе не любят Чехова и Гоголя. Вот хронически. Согласен, между Зощенко и Гоголем художественно-сатирическая разница почти такая же, как административная разница между президентом России и президентом ООО "Рога и копыта". Но вот у Чехова с Гоголем с одной стороны, и Чеховым и Зощенко с другой общие моменты есть. Так вот, Ирка и Катька русских классиков не любили с детства. А я любил. Тоже с детства. В Зощенко они наоборот, втюрились настолько, что, наверное, с удовольствием вышли бы за него замуж, невзирая на его периодически всплываемую хроническую нервную какую-то там болезнь, коей он награждает добрую четверть своих персонажей.

Короче, их интересовало - понравится ли он мне, если мне в отличие от них, Чехов с Гоголем тоже нравился.

Прилюдно отвечаю - понравился, девочки, понравился. В отдельных рассказах настолько понравился, что я даже в общественном транспорте свой восторг выражал, пугая тем самым пассажиров и кондукторов.

Кондукторам, кстати, от Зощенко порядочно досталось. В особенности трамвайным. Он вообще недолюбливал трамваи. Но я в эти дни в трамваях не ездил, поэтому в лицо трамвайным кондукторам не смеялся. Впрочем, никому в лицо не смеялся - ни врачам, ни священникам, ни прочему народу, которому от Зощенко с лихвой досталось едких и сатирических слов. Причём, с годами творчество автора, понятное дело, только совершенствовалось. Если рассказы двадцатых годов местами "сыроваты", то произведения конца трицатых-начала сороковых более смачные. И более конкретные, что-ли. Несмотря на то, что пофамильно Михал Михалыч никого не называет.

В общем, как мне показалось, талант Зощенко был очень глубок, поскольку высмеять он был способен кого угодно и за что угодно. Как говорится, было бы выпить, а повод найдётся... то есть, я хотел сказать, был бы повод, а едкое сатирическое слово найдётся. Особенно досталось носителям усиков кверху. Чем они обидели автора, не знаю. Но, полагаю, повод был.

При этом (как я уже отмечал в отзыва на другое произведение Зощенко - "Голубую книгу"), он безнадёжно верил в то, что революция действительно приведёт человечество к самому что ни есть светлейшему будущему. Правда, рассуждая об этом, Михал Михалыч забываел сменить тон. И иногда (довольно часто) складывается ощущение, что над делом будущего и светом в конце тоннеля он тоже прикалывается.

Напоследок - шесть слов про его рассказы о детских годах ( о чём он тоже написал небольшой цикл рассказов).

Да! Не повезло человеку с родителями.