5

Всем пра-пра….внучкам «прародительницы Эвы» LL-ба с любовью.

Когда-то, ныне усопший, Патриарх Алексий II сказал, что в годы гонений на Веру именно русская женщина спасла её: тайной молитвой, участием в службе, уборкой храма, копеечными (по силам) пожертвованиями.
Если русская культура, культура Пушкина, культура Лотмана, - если она выживет, то спасут её те, кто спас когда-то Веру – русская женщина. Простая и интеллектуалка, задерганная неурядицами и спокойная, уверенная в себе, оставившая страхи другим. Мужикам. Например. Любовью спасется культура – я к этому.
Любовью, исключительно Любовью водилась рука Юрий Михайловича. А она не терпит суеты, не разменивается на пятаки скорочтения=поглощения бумажно-электронных страниц. Противопоказано ей это. С любовью написанная, такой же Любви требующая и от читателя. И такта такого же, и ритма чтения, и понимания=вбирания в себя колыхания огня свечи на столике Татьяны, и снега, уже не таявшего на лице Ленского, и смятения потерявшего, растерявшего себя Евгения. Пушкин – наше все, Онегин – наше всё. Лотман («русский он душою») – он рядом, настолько, насколько можно быть рядом с гением. Нет, не для создания собой фона для гения – ни тот, ни другой в этом не нуждаются. В этом «наше всё», чтобы оно было, стало «всем», нужна любовью веденая рука.
А в нашем случае двойная удача: Любовь, просветленная огромным интеллектом Юрия Михайловича. Нужно ли напоминать слова Умберто Эко о вкладе Лотмана в то, что назвали структурализмом? Причем наш автор – практически предтеча. Оказывается, показать автономию означающего от означаемого, показать кодировку смыслов с помощью слова, с помощью разума, рассвет которого предвкушал Зощенко, - вот он, всё здесь! Пушкин, Онегин, Татьяна, структурализм, - всё здесь. И так ясно, так понятно, без псевдо-интеллектуализма, без тумана, который часто напускают для сокрытия собственной утраты ориентиров, - ничего этого в книжке и в помине нет, а сколько ума! Сколько любви! Тот случай, когда «я – русский, какой восторг!» И нужно, сразу нужно расшифровать: для меня «русскость» это когда «поскреби русского – найдешь татарина».
Итак, слово у Лотмана сродни паролю, коду. Наведи курсор, кликни и – новый мир. Нет, он в том, большом, огромном пушкинском мире, он – внутри, но – особый и самостоятельный. Таких миров – у Лотмана – я не смог подсчитать. Автор подобен дешифровальщику: есть «Энигма» и есть таблицы, которые необходимо заполнить. Лотман кодирует, раскодирует мысль и – шире – реальность. Почти как в Библии: Не всё вмещает слово сие, но кому дано. И планка, поднятая в самом начале, не шелохнувшись, осталась на том же уровне в конце работы. Браво! Ни единого повтора, ни сроки на абы как. И не удивительно: любовью дышишь, любовью живешь, любовью пишешь, всё как у Высоцкого.
Что поразительно – назначение, изначальное назначение-предназначение книжки – пособие для учителей литературы. Это что же за учителя были такие, для которых книги подобного уровня – книги рабочие, понятные и – практически необходимые? Низкий поклон этим учителям. Потому как аудитория LL – ими воспитанная. Низкий поклон.
Чем-то эта книжка напоминает любимого Пелевина: Лотман 50 лет назад, Пелевин сегодня, - они устанавливают какие-то рамки для себя, но что сказать - этого так много, что рамки эти трещат по швам, мысли не хватает слов, места, пространства.
Возможно, Лотман предложенной философией работы над пушкинским текстом закрыл это направление исследований. Я читал отрывки набоковской работы. Я не думаю. Что продуктивно двигаться в этом же направлении дальше. А куда двигаться - направление, имхо, очевидно.