4

Книга далась тяжело, и дело не в её объёме и даже не в избранной автором тематике - стиль повествования очень тягучий, нельзя сказать, что тяжеловесный, но в то же время не скажешь, что читается легко. Она просто очень медленная и очень мрачная.
Почему мрачная, понятно и объяснимо: 1940-е годы в Германии - это в принципе тяжёлая тема (как, впрочем, полагаю, и 1940-е годы во многих других странах), хотя о фашизме как таковом здесь не говорится напрямую. Это скорее фоновая информация, то, что оказывает влияние на все описываемые события. А в центре повествования - семья полицейского, который слишком серьёзно подходит к исполнению собственного долга, тем самым калеча собственных детей. Что интересно, отец семейства, в отличие от откровенно малоприятной матери, не выглядит таким уж монстром поначалу, однако по мере развития событий тёмная сторона постепенно и отчётливо выползает на передний план. При этом было ощущение, что на протяжении всей книги образу полицейского Йепсена противопоставлялся образ художника Нансена, и в итоге можно говорить и о противостоянии таких явлений, как служение закону и служение искусству. Нансену запрещено творить, но он продолжает писать картины, потому что в этом его призвание. После войны, когда его реабилитируют и снимают запрет, Йепсен продолжает жечь его картины, несмотря на то, что, по сути, больше не имеет на это права. Очевидно, просто потому, что видит в этом своё признание. Эти двое как будто на разных концах одной оси координат: очень разные, но в то же время чем-то, безусловно, похожие друг на друга.
Но главные герои здесь не они, а Зигги - обычный мальчик, чьё детство выпало на тяжёлые времена, и это, безусловно, должно было наложить определённый отпечаток на его личность, но фактически куда большее влияние на него оказал фанатично следующий некому своему долгу отец (и авторитарная мать, безусловно, тоже, но отец всё-таки, пожалуй, в большей степени). Страшные всё-таки люди те, кто всеми силами стремится соответствовать какому-то ими же самими выдуманному идеалу. В итоге получается: сын дезертировал из армии - они отрекаются от сына, плевать, что он ранен и может умереть, для них он и так уже умер. Не нравится жених дочери - нужно выгнать жениха дочери, если понадобится, то и вместе с самой дочерью. Жених, что характерно, музыкант - выходит, что родители Зигги и его брата и сестры вообще напрочь отказываются признавать искусство. Сам же главный герой со временем также превращается в своеобразный антипод собственного отца: если тот одержим уничтожением произведений искусства, то сын одержим их спасением, причём даже тогда, когда спасать их по сути не от чего и не от кого. Что интересно, наверно, такой вариант можно было предвидеть ещё в начале книги, потому что там неоднократно упоминалось о страсти Зигги к собирательству - сначала коллекция ключей и замков, потом картинки в тайнике на мельнице. Но в тот момент об этом почему-то не очень задумываешься. И, когда задаёшься вопросом, а как Зигги вообще очутился в колонии, в голову приходят самые разные варианты (лично мне вообще нарисовались всякие ужасы про то, что он прикончил папашу), но только не единственно верный в данном случае вариант.
Ну, по крайней мере, приятно осознавать, что мальчик всё-таки не совсем псих и даже без особых криминальных наклонностей.
Интересно и само построение сюжета - обо всех событиях мы узнаём из записок самого Зигги, точнее, из сочинения, которое он пишет, заработав в колонии штрафной урок по немецкому. И о том, что привело его ко всему этому, мы узнаём лишь в самом конце, предварительно довольно подробно ознакомившись со всем тем, что предшествовало настоящему моменту.
Забавно, но вся книга - это и правда один длинный урок немецкого. И все вокруг удивляются, зачем парень добровольно отправился в столь длительную ссылку в одиночную камеру, хотя и мог сдать готовое сочинение в один из первых же дней. Но эта добровольная ссылка, очевидно, здорово помогла ему разобраться в самом себе. И всё же есть смутная надежда на то, что освободившись, он всё-таки сможет нащупать верную дорогу, и всё у него сложится.