4.5 Очень страшные сны

С утра я проснулся с мыслью, что “Арендт требует осмысления”. Она так вот сама и заявила, придя ко мне ночью во сне: “Пашенька, подумай, осмысли, чёрт побери, это же тебе серьёзная тема, а не как обычно какой твой Бодрийяр”. И вправду ведь, и я задумался, а задумавшись, вновь задремал и ко мне во сне явился уже сам Жан и сказал: “Пашенька, подумай, осмысли, чёрт побери, это же серьёзная тема, это ведь тот же Бодрийяр”. И вправду ведь, и я задумался, на этот раз не уснув.

Схемы универсальны и их на самом деле не так много, и это применимо ко всем сферам человеческого бытия: мода, общество, культура, политика, религия. При должном уровне абстрагирования от конкретного предмета можно прийти к общей схеме, которая будет подходить для множества других предметов или явлений, обнаруживать их родство или просто схожесть по принципу действия, устройства и др. моментам. Можно менять переменные, цвет, вкус и запах, но сама формула, схема или механизм действия остаются неизменными, хоть перед нами кажется предстают вещи совершенно разной природы. Ну да ладно, о чём это я...

Впрочем, книга ведь не об этом совсем. Она действительно очень подробно и внимательно рассматривает тоталитаризм и события, явления, тенденции в обществе и политике, которые привели к тому, что он стал возможен. Пересказывать всё это не имеет смысла, ибо для внятного изложения сути понадобиться пересказать чуть-ли не всю книгу целиком, а она всё же большая.

Тоталитаризм это не тирания, не вариант абсолютной монархии или чего ещё подобного. Арендт считает его абсолютно новым явлением, уникальным и, скорее всего, уже не повторимым в том самом аутентичном виде (хотя тут на ум приходит Северная Корея, но, если присмотреться, то это явление схожее, но всё же не то, о чём говорит Арендт). Для появления тоталитаризма нужны были чуть-ли не лабораторные условия, стечения обстоятельств, располагающий к его возникновению исторический фон и почва, так что явление это столь же крутое и редкое, как Большой Взрыв, а по стечению необходимых условий такое же многосложное, как момент зарождения первой жизни на планете Юпитер.

Кстати, самое главное (как по мне), Бодрийяра я вспомнил не только потому, что не мог его не вспомнить, но ещё и по той причине, что ближе к концу Арендт выстраивает общую схематическую модель тоталитарного государства, которую можно охарактеризовать одним словом – симулякр. Тоталитарное государство всё симулирует, а прежде всего самая явная симуляция прослеживается в области труда и производства. Также закон и порядок, безопасность и угроза (враг внешний и враг “объективный”). Идея труда ради труда хорошо видна на примере трудовых лагерей (по сути это тот самый символический обмен, без реальной прибыли, если даже не в убыток, как в случае с нацистскими лагерями смерти); идея пропаганды с её накрученными числами и непонятными словами, впрочем, сюда же и все тоталитарные СМИ (явный отрыв от референтов); зомбированные люди, которые потеряли всё человеческое и являются всего-лишь эрзац-человечками, манекенами, которые похожи на людей, но уже не люди по причине потери свободы воли (тоталитарному режиму люди не нужны) и пр. В общем, я опять нашёл Бодрийяра там, где его не было.

На этой мысли мне захотелось вновь уснуть, но перед самым моментом погружения в сон я понял, что имею все шансы встретить в очередном сне Оруэлла, чего я испугался и в итоге не уснул. Все эти явления, они не столь интересны как таковые, ибо по прошествии лет они нам всем неплохо знакомы, хотя бы в общих чертах, хотя бы благодаря Оруэллу и Замятину (а также многим другим). Арендт пускается в более глубокий анализ и пытается не столько описать сами явления, но объяснить зачем всё это делалось, какой во всём был смысл, какая логика, и как оно между собой связано. Интересно то, что она рассматривает режимы Сталина и Гитлера в сравнении, как во многом схожие и во многом внешне расходящиеся, хотя даже если брать различия, то – при должной степени абстрагирования – мы всё равно приходим к одним и тем же используемым ими схемам и одной и той же логике.

Впрочем, вначале было слово и слово это было антисемитизм. После недавнего чтения Горенштейна и Фукса мне о нём говорить отдельно не хочется. Коротко: она рассматривает история еврейства с более давних времён и до первой половины двадцатого века. Причины нелюбви к евреям; еврейские мифы; как это всё было связано с политикой; финансирование и гос. кредиты; выход евреев в общество и политику, и др. Общество всегда относилось к еврейству с подозрением, - не ново, но, суть: складывалась презренная группа с многовековой историей презрения к себе. Внимание, вопрос: применима ли такая же схема по отношению к современной ситуаци, можно ли будет разыграть такую же карту, только уже с другой переменной (ислам, беженцы)? Как обычно, а также многое другое, – покажет время.

ПС. В ближайшие дни добавлю небольшой конспект по основным моментам, ибо всё же книга действительно крайне годная, но писать на неё рецензию дело достаточно бессмысленное, а написание исключительно конспекта мне претит. Пусть будет так.