3 Сам дурак

В критике Татьяна Москвина – удивительно проницательная, точная, изливающая слова и смыслы шумным, искрящимся потоком. Но вместе с тем это критика человека на грани пресыщения, способного томно закатать в асфальт всё, что не укладывается в мировоззрение автора. И вот они, мне кажется, истоки – в «биоромане» о женщине с аффективной памятью, по ее собственному выражению.

Конечно, книга «Жизнь советской девушки» Татьяны Москвиной не пускает в себя мужского читателя. Один из её посылов в том, что автор гордо несет свое неустроенное тело и непонятый внутренний мир через потоки мужской гнили и бесхребетности. Да, на ее жизненном пути встречались настоящие мужчины, да вышли все. Поэтому, конечно, все претензии к роману могут показаться пустым раздражением мужского самолюбия. Отчасти, да. Но и не только.

Всё же в литературном плане – это упоительное произведение. Москвина красочно фиксирует целую эпоху в мелких житейских деталях и событий на уровне страны. Навешивая ярлыки, обличая поколения, социальные группы и культурные слои советского времени, она не скрывает, что это призма ее масштабной личности.

Самоудовлетворенной, вознесшейся над серыми копошащимися массами. Некрасивая (а для чего быть красивой? система ведь не породила достойных мужчин, но кто-то ведь в кусты таскал!), интеллектуальная (сама пробилась к знаниям, еще в школе поражая застойную педагогику революционностью мыслей), с богатым внутренним миром, все понимающая и припечатывающая метким афоризмом – такова героиня романа. И ей веришь, как крыса идешь за волшебным дудочником, спотыкаясь иногда о повторения и некоторую сбивчивость в хронологии.

И вдруг понимаешь, что Москвина пишет так, будто кроме нее и нет никого, что кроме ею обрисованного, опоэтизированного и оплеванного мира нет другого. С какой надменностью она уничтожает театроведение в институте, который дал ей путь (нет-нет, всё сама, исключительно своим трудом и гениальностью) в профессию, обернувшийся успехом. Кроме Калмановского никто не написал достойных книг о театре? Я смотрю на свою небогатую книжную полку и протираю глаза – иллюзия, наверно, но я вижу там прекрасные театроведческие тома тех, кто учил и учит до сих пор. Всех театральных критиков она представляет лишь как «жаб», а тексты – пустым набором глупостей. Только всё это не относится к автору романа. Что ж, Москвина имеет право хвастаться своей гениальностью. Но откуда эта несправедливость по отношению к другим? Что за «нажористое» хамство и хвастливость?

И что остается, когда улетучивается волшебная литературная мелодия? Суицидальная тоска, потому что «жизнь советской девушки» - это мука, борьба с абсурдом системы, оставившей лишь несколько светлых воспоминаний, выкованных собственными руками. А дальше – еще хуже. Автор отказывает окружающей ее действительности в существовании кроме самой себя, ни у кого нет права быть достойным, всё осмеяно.