4

Гхм. Вспоминал я тут несчастливый опыт времён начальной школы, когда многоумная классная, поведав о необходимости чтения сего тома, сказала, что мне с моим соседом по парте, ввиду большой смышлёности, можно брать и полный вариант, — и я, дурачок такой, послушался и взял (а другого дома просто не было) — и спустя несколько минут с отвращением забросил, за неимением печки, за шкаф, ибо не мог сыскать смысла в рассуждении бройлерного цыплятки Гаргантюа о том, что высмаркиваться в ботинки крайне неудобно. Вспоминал и оттягивал до последнего, ибо в универе, по какой-то счастливой случайности, пронесло (зато не повезло с Декамероном), и я было уж понадеялся на светлое будущее, но нет, видно от судьбы не уйдёшь…

Так вот, други мои, сим заявляю, что эта книжища ни в какое сравнение с помянутым Декамероном не идёт! Чему нас учит Декамерон, как не удачливому обходу условностей, с видимым их соблюдением, ради достижения цели? Здесь же каждый лист прямо-таки в уши орёт, что для героев сего тома условностей не существует. Ну и не только орёт, но и при этом переваривает тонны еды, брызжет мочой и фекалиями, а перевернёшь его, глядь — а под ним не следующий лист, а женщина. И если бы одна! Может, в начале и туго было соглашаться с поучениями едва вылупившегося из уха мамочки бройлерного цыплятки «как жить», но потом, потом! Потом пошло действие, цыплятка замутил войнушку, а когда на горизонте появляется брат Жан и рушит установку, гласящую, что в чужой монастырь со своим уставом не… хотя, почему ж чужой, обитель Телемскую бройлерный цыплятка специально для него ж выстроил, да и нет там чужих, общая она, всем там рады.

Но чтой-то я, как же я мог забыть и не сказать, что порождение бройлерного цыплятки превзошло все ожидания и явило собой миру ещё большую мощь и разнузданность. Первым деянием нового цыплятки Пантагрюэля было, правда, убийство матери (ненамеренное), но на это все закрывают глаза, заглушив скорбь несколькими цистернами вина (и не только). Новоявленный цыплятка превосходит умом и сообразительностью своего отца, а с появлением его дружка Панурга начинается настоящий плутовской роман, ибо ни в какое сравнение не идёт его хитро-да-не-прощайте-жопость с туповатой простотой Одиссея. Нет, всё-таки глубокое и неопровержимое свидетельство того, что не топчется литература на одном месте, принёс господин Рабле, написав сию повесть! Вокруг этого симпатяги Панурга, затмевающего порой даже цыплятку Панту, и вертится вся кутерьма, и — куда бы вы думали, приводит? Очаровательная компашка свершает паломничество к — ну, разумеется, Божественной — Бутылке! Которая, впрочем, не даёт ясный ответ на вопрос (а какая дала бы), что не мешает жрице (а какой бы мешало) его расшифровать в угоду охочего до вина пройдохи (а какой бы не был охоч). Мнится мне, что путешествие это — пародия на, опять же помянутую «Одиссею», ибо и в свинью прячут войско, и овец там немеряно, да и прочего скота рода человеческого. Налицо, налицо за века произошёл прогресс мозговых извилин — вот главное, что доказывает сей внушительный труд господина Рабле!