4

Сегодня по почте ко мне пришёл новый Липскеров, и я встрепенулась, что надо бы написать отзыв на не такого нового, на "Родичей", которых я всё откладываю и откладываю, так что они уже и не родичи даже, а так, седьмая вода на киселе. Но беда в том, что на Липскерова невероятно трудно написать что-то внятное, без клюквы и потока невнятных междометий. Вот если бы он мне не понравился, я стопудово нашла бы слова, которые объяснили бы все недочёты, которые не дали между нам заколоситься помидорам и прочим овощным (фрукт это, фуркт, позор тебе, фокс) проявлениям любви (любовь-морковь? любовь не картошка, не выкинешь в окошко?). В общем-то, я и сейчас могу найти слова и конкретные претензии, за что Липскерова вообще и "Родичей" как типичный липскеровский роман можно не любить. Могу, но не буду, потому что любимому дитяте прощают недостатки и любят не взирая на. Например, я как-то втюрилась в одного мальца по уши и только через три месяца заметила, что он картавит, а на щеке — большое пигментное пятно (уровень наблюдательности: фокс). Липскерову я готова простить даже бородавку, больше того, готова простить богомерзкий сборник "Мясо снегирей", который ну никак не мог он написать, наверняка кто-то забрался в дом и осквернил его печатную машинку, а потом издатели по ошибке напечатали.

Жанр магического реализма в условиях русской литературы развит слабо и довольно однобоко, и если бы Липскеров был известен чуть больше, то этот жанр вполне мог бы подняться с колен. Хотя он делает всё возможное — пишет уже давно, достаточно обильно и на уровне (впрочем, не уверена, что уровень повышается, а это, наверное, минус? самые последние вещи ещё не читала). В полусовковом магическом натурализме Липскерова магия растёт из наших родных реалий, но не из лубочных медведей и балалаек, никаких бабок ёжек или других лёгких способов превратить всё в сказку. Чертовщина творится совершенно без мотивации, но никто ей не удивляется. Непонятно почему. Выросла земляника в носу у трупиков? Ну ладно, будем искать убийцу. Чего только не увидишь, пойду поем. Кто-то перерождается, кто-то вдруг послушно становится танцором балета, рядом едет какой-то загадочный поезд с платиновыми колёсами, куча странны персонажей и событий сплетается в клубок и вдруг все разбегаются в разные стороны, даже петлёй времени их не заарканить. Родичи они все, ещё какие родичи, шибанутые на голову, как одним долотом тюкнутые. Но это так естественно: это Маша, это Петя, это мой троюродный брат Ваня, а это Азиз Кхурмандалиевич, переродившийся ассирийский медведь-целитель. Персонажи присыпаны лёгкой метафизикой, например, линией того, как сексуальная энергия может поглощать энергию гениальности, но в целом эта метафизика тоже носит какой-то ситуативный характер, применительный к персонажам и действиям.

По описанию может показаться, что это чем-то похоже на Пелевина, но от Пелевина здесь нет ничегошеньки. Отринув логическую часть реализма, два этих автора пошли по совсем разным дорожкам: Пелевин заскользил куда-то вдаль по скользкой дорожке, а Липскеров завернул за угол сарая да так и ходит вокруг него. Разница в том, что на скользкой дорожке Пелевин может упасть, а то и скатиться, что успешно проделывает, а Липскеров никуда не катится, но пока и не видно, чтобы куда-то пришёл. И все его рассказы — такие мультяшные, хоть раскраски по ним издавай. Редкий случай, когда раздумывательный коан для мозга даётся не тем, что персонаж говорит, думает или чувствует, а чистой движухой и описанием. Буду читать Липскерова ещё, само собой. Вон он на последней обложке яички-то как сжал!

Заметки о читаемом в телеграме