5 Бьется жилка, вьется живчик

Все, прикипел я к Тарковскому. Обрел-таки любимого поэта, поздравьте меня. Уж настолько его поэзия (почти вся) оказалась созвучна моему внутреннему миру, что и сказать нельзя - буквально чудеса. Ритм, образность, вокабуляр - как будто у меня в душе есть причудливый паз, в который стихи Арсения Александровича легли ровнехонько, точно влитые.

Берусь после АА за других поэтов - и тоскую, не могу. Не то и не так. Не в упрек поэтам, конечно, de gustibus non disputantur. Тарковский каким-то невообразимым образом заглянул за ширму мироздания, а там...

Там, в стороне от нас, от мира в стороне
Волна идет вослед волне о берег биться,
А на волне звезда, и человек, и птица,
И явь, и сны, и смерть - волна вослед волне.

Вот уж поэт в высшем понимании - таинственным чувствилищем касаться сфер, к которым за нематериальностью и прикоснуться-то нельзя. Пространство и время говорят через Тарковского - по правде-то сказать - и своим творчеством он дает ответ на извечный вопрос о целесообразности самой поэзии.

Метафоры Тарковского (вроде курганов-горбунов, целующих землю) заслуживают аплодисментов стоя, а музыка его стихов - вызова на "бис". Вообще то ли дело в ритме, то ли еще в чем-то, но Тарковский органически запоминается, его буквально нет необходимости учить. Прочел два-три раза, и скорее всего - если стихотворение зацепило - без труда перескажешь почти полностью. И вот теперь хожу я, брожу, а в мыслях порхают строки - "Взглянул я на руки свои...", "Был домик в три оконца...", "Я учился траве, раскрывая тетрадь, и трава начинала как флейта звучать..." Ну и так далее.

Метафизика Тарковского каким-то чудом попала в мировую колею; его образы фантасмагоричны, невероятны, но вчитаешься в них - и приходишь к мнению, что это буквально документальная сводка, а не безосновательный полет фантазии, что, быть может, наше "твердое" измерение куда более расплывчато, чем все эти синие ведра со временем, розовые точки в словах и небесные криницы. Тарковский так глубоко забрался в суть вещей, что сам человеческий язык расплавился и воспарил облачком пара - все не то, чем кажется, невидимое - сердцевина видимого и так далее. Арсений Александрович говорит с нами из тех слоев бытия, в которых нет места нашему наречию, говорит, облекая в образы понятия, которым мы не давали имен. Он действительно был переводчиком по призванию - Маркович, Кемине, Чиковани и многие другие благодарны ему за его труд, но переводил он не только с восточных языков. Он переводил жизнь - с языка, человеку неизвестного, на язык, человеку непонятный.

Слово - только оболочка.

Дневник читателя