4 Сам по себе человек ничто, и все дело только в том, что он способен любить. Наверное, так оно и есть.

Новый для меня автор - Айрис Мердок, знакомство с произведением которого, стало приятным открытием. И я рада, что первым стало именно оно - "Сон Бруно".
Удивительно светлая, добрая история умирающего старика и взаимоотношения его близких. Очень сильная тема осмысления себя, жизненного выбора, смерти, смысла жизни… Хотя настоящий парадокс кроется именно в противоречии «декораций» и действия. Вся история происходит в дождливом Лондоне, унылой весной, в старом неухоженном доме, где угнетает присутствие старого, больного человека. Но… читатель и сам удивится, что внешне мрачная атмосфера постепенно начнет набирать «свет» от внутренних процессов в душах героев, в развитии отношений этой семейственной канвы.
Почему-то кажется, что весь смысл умирающего Бруно, о котором он и сам не подозревает, это примирить каждого из героев с самим собой… Естественное как будто для умирающего старика желание помириться с сыном всколыхнуло всю семью и окружающих людей…Не зря в названии и в самом произведении неоднократно упоминается о сне – каждый из героев будто «благополучно» погружен в сон своей жизни… А потом начинается какая-то цепная реакция от первого свидания Майлза, которое оказалось довольно неудачным, выбившим из этого благостного сонного состояния как самого Бруно, так и сына, а потом и его жену с невесткой… И кончилась спокойная жизнь целого семейства, и даже посторонних, но близких к старику людей (Аделаида, Уилл, Найджел)… В результате каждый из героев проходит своего рода перерождение…
Немощная болезненная старость – это не только испытание, но и шанс обрести откровения о самом себе и о жизни.

«Насколько избирательно чувство вины, думал Бруно. Мы помним и сожалеем только о тех проступках, которые бедственно отразились на нашей жизни. Люди, походя сбитые нами с ног, быстро забываются. Хотя их раны не менее глубоки. Нас интересует только собственная судьба»
«Если б они не наговорили столько друг другу. Человек опрометчив в высказываниях, порой совсем не то имеет в виду, не то думает, даже не понимает, что говорит. Нужно прощать ему эту слабость. Ведь очень несправедливо, когда приходится страдать из-за неосторожно оброненного слова, страдать годами, пока страдание не станет страшной, неотъемлемой частью тебя»

Смерть, с которой и начинается роман о Бруно, имеет удивительное влияние на всех окружающих его людей. Если задуматься никто не остался в прежней «стезе» - даже те, кто первоначально не был с ним знаком (Диана, Лиза) и те изменили течение своей жизни. Неотвратимая грядущая смерть болеющего, истощенного старика неприглядная в своей реалистичности, кажется, не может создать уже ничего не то, что красивого, а даже сдержанно терпимого… Это сознает сам Бруно:

«Бруно знал, что он стал чудищем со звериной головой, точнее, с головой быка — пленным Минотавром. Он похож на одного из своих раздутых, точно жабы, пауков вида xisticus или oxyptila. Огромная голова словно приросла к узкому, продолговатому телу, ныне он лишь хлипкое подобие человека, нечто бессильное, тщедушное, вытянутое, дурно пахнущее. Теперь он обитает в этаком коконе, как atypus, он сам сделался коконом. Soma sema. Его тело, словно склеп, нелепый, ничем не украшенный склеп. Другой представлялась Бруно смерть три года назад, когда у него еще были седые волосы. У настоящей смерти нет ничего общего с ангелами и обелисками. Неудивительно, что все отводят от него глаза»

Что видит Майлз:

«К такому испытанию он готов не был. И у него недоставало душевных сил на общение с этим чудищем, которое все-таки было его отцом и которое, по всей видимости, ждало от него участия и сострадания. Отец, каким Майлз знал его раньше, никогда не нуждался в сострадании. Майлз опешил. Он твердо полагался на то, что они будут сохранять человеческое достоинство во всех случаях жизни, но с первой же минуты всякие представления о человеческом достоинстве были опрокинуты, вместо этого он столкнулся с до ужаса обнаженной потребностью одного человеческого существа в другом, к чему был совершенно не подготовлен»

Диана, Лиза, когда впервые приходят к старику:

«Как только сестры вошли к Бруно, Денби вдруг стало плохо, его подташнивало. Появление женщин у постели Бруно произвело на Денби угнетающее впечатление. Возможно, это был всего-навсего новый прилив жалости к Бруно, чувство стыда из-за того, каким предстает бедный старик перед посторонним взглядом, как выглядит его сумрачная, убогая, запущенная комната с обоями в потеках, с грязными простынями; умирающий старик с головой чудища, запертый в разящей вонью темной камере»

Их шокирует грязь, запах, уродливость тела и головы, реальность близкой смерти.
Но странно, что этап разрушения тела высвобождает душу для лучшего в человеке – прощения, сострадания, осмысления, …любви.
Бруно своей истощенной жизнью вырывает каждого из подобия сна для решительных перемен. И все эти люди вступают, каждый, в этап умирания чего-то прошлого, прежнего себя для перехода в этап созидания новой жизни. Каждому жизнь даст шанс найти утешение, и даже Бруно.

«— Понимаете, дорогая, в моем возрасте человек больше всего нуждается в любви.
— Так ведь вас любят. — Лиза взглянула на Денби, стоявшего напротив, по другую сторону кровати. Лицо ее оставалось в тени абажура.
— В моем возрасте живешь своими думами, будто во сне.
— По-моему, все мы так живем.
— На закате жизни ты уже ни к чему не пригоден. Остаются только мысли.
— Мысли — это не так уж мало.
— Превращаешься в этакое чудище. Люди пугаются меня, я расстраиваю их, привожу в ужас, я же знаю. И ничего на свете я уже не могу изменить.
— Нет, можете. Вы можете быть добрым в своих мыслях, вы можете написать Майлзу приветливое письмо. Напишите ему письмо»

«— Есть вещи, которых уже не изменишь. Постарайтесь забыть об этом.
— Но я не могу об этом забыть. Это во мне. Здесь. Это я сам.
— Вы слишком погружены в себя.
— Ну а как же еще я мог бы жить, дитя мое?
— Живите окружающим. Отвлекитесь от себя. Не будьте рабом своих переживаний. Обратите свои мысли на что-нибудь другое, на что-нибудь хорошее»

Очень трогательная история, очень человечная в какой-то своей глубинной сути. Такое ощущение, что Бруно, который с горечью и страхом ощущал свою «скукоженную» до размеров саркофага жизнь, вдруг открыл каждому, что и они живут внутри собственной скорлупы одиночества и прошлого. В ходе сюжета происходит высвобождение, очень болезненное для каждого, из этих пут и рождения нового «уровня» собственной судьбы. И каждый постигает величие и жертвенность любви. Что интересно, у всех это обретение любви проходит через своеобразный акт самоотречения от эгоизма, от самозначимости…

«Она пыталась думать о себе, но получалось, что думать было не о чем. Сам по себе человек ничто, размышляла она. Только его любовь к кому-то имеет смысл. Может быть, вся ее неизбывная боль — лишь выражение безнадежной любви к Бруно? Сам по себе человек ничто, и все дело только в том, что он способен любить. Наверное, так оно и есть»

Бруно с его состоянием физического распада, внутреннего угасания стал своего рода «лакмусовой бумагой» для каждого героя – каждый проходит определенную проверку на человечность, милосердие, силу души. Так просто взять за руку человека, который ищет поддержки перед ужасом смерти… Но, оказывается для этого надо так много душевной силы, определенной зрелости…
И Лиза делает этот жест – прикосновение к руке старика… С этого начинается соединение всех в этот процесс перерождения.

«К спертому воздуху примешивался теперь запах нарциссов. Лиза держала Бруно за руку.
Денби прислонился к двери, у него сильно кружилась голова. Чего он испугался? Теперь он видел профиль Лизы рядом с лицом Бруно. Ужасала ли его эта близость? Нет, ничуть.
— Вы ведь не боитесь меня, правда, милая?
— Нет, конечно, нет. Я так рада вас видеть.
— И вы принесли мне цветы»

И на этом же жесте заканчивается история Бруно и его близких:

«Диана взяла Бруно за руку, и он ответил ей едва ощутимым пожатием. И сморгнул слезы. Диана вытерла ему щеку. У него не было сил поднять руку. Странно, организм по воле природы перестает функционировать и разрушается, а слезы все вырабатываются и вырабатываются.
На глаза у Дианы тоже навернулись слезы, и она вытерла их свободной рукой, тою же, что вытирала слезы Бруно, и ее слезы смешались с его слезами. За это время она очень его полюбила»

Произведение очень интересно и по композиции – каждая глава как портрет отдельного героя – читатель смотрит на все глазами персонажа, потом в середине книги – это своего рода уже экспериментальные варианты «совместимости» пар – Денби и Диана, Майлз и Лиза, Аделаида и Денби, потом Денби и Лиза, Аделаида и Уилл… И Бруно – как своеобразный камертон всей истории… Несмотря на психологичность произведения, Мердок умело создает атмосферу комнаты, дома, ночи и утра, дождя, города …

«Дверь в дальнем конце мастерской выходила на каменную лестницу. По ней можно было пройти к небольшому причалу, ныне бездействующему, и оттуда, по железным ступенькам, спуститься прямо к воде, а во время отлива — на илистый берег Темзы. Денби отпер дверь и выглянул наружу. Начинало светать, небо над головой было блекло-серым, хотя все вокруг еще утопало в густой тьме. Он всмотрелся в даль, пытаясь различить силуэты труб электростанции, но их не было видно.
… Туман рассеялся, и дождик стал утихать. За спиной у Денби показалось бледное солнце, и он увидел, как в небе над Лондоном нарождается радуга, мостом перекидываясь через Темзу с севера на юг. Денби плыл ей навстречу. Он плыл под Баттерсийским мостом»

«И плющ на обоях, и погнутый шарик дверной ручки, и прореха в кармане старого халата Бруно — все это стало необыкновенно родным, необыкновенно трогательным. Когда она добиралась теперь привычной дорогой с Кемсфорд-Гарденс на Стэдиум-стрит, ей казалось, что она в незнакомом городе — так много нового она видела: цветы на окнах, потеки на стенах, зеленый влажный мох между булыжниками мостовой. Даже уличный сор и тот удостаивался ее внимания»

История, которая посвящена смерти Бруно, оканчивается смертью, но… какое светлое чувство остается после этого в душе. Мердок меня покорила умением говорить с читателем на такую сложную, тяжелую тему болезни, старости и смерти.
Читая этот роман, понимаешь, что что-то так и остается в глубине, куда не сразу удается достать сознанием… Но, соединяя в конце смерть с любовью – это шанс для читателя принять тему смерти с философских высот мышления, умение увидеть за ужасом потери вечное, то что остается с нами – жизнь и любовь.

«Отдай им всю себя. Люби их. Пусть необозримый свод твоей любви простирается над ними. Диана всем своим существом чувствовала, насколько беспомощен человек перед лицом смерти. Она воистину переживала смерть, ощущая, как сама обращается в ничто, как угасает в ней желание. Но любовь в ее душе оставалась — и это единственное, что важно на свете.
Дряхлая рука в пятнах тихо разжалась»