3 Анжелика в пучине экзистенциализма

Графоманство – болезненный аппетит. В издании 1992 года переводчик этого неприлично огромного тома не указан, но надо быть справедливым – порой лирика увлекает и трогает за живое искусственной, но чудодейственной силой слова. Анн Голон скрупулезно взялась описывать чуть ли не каждый день жизни своей героини. Есть в этом ряду романы и пострашнее. Но годичный цикл в данном случае жуется как привычный сериал – уже не интересно, но осилить надо хотя бы ради сюжета. Поманив в предыдущей части обещанием возвращения версальских интриг посреди канадской природы, писательница решила еще потомить любовные чувства под соусом измен. Да, сцена с нашествием Уттаке на Квебек – бесспорно лучшая, развернутая с эпическим масштабом, когда на фоне надвигающейся тьмы катастрофы вырисовываются рельефные тени судьбоносных фигур. Но всё остальное время сюжет построен вокруг «любит – не любит – в щечку поцелует – с глаз долой прогонит». О, это яростное страдание Анжелики, вылезшей только что из постели любовника и узнавшей, что муж удовлетворил ее подругу-не подругу!
Когда пытаешься осмыслить идейный пласт романа, то погружаешься в пучину человеческого несовершенства. Все герои недовольны своей жизнью и ищут приключений и испытаний. Только их не заботит суровая природа, загадочная цивилизация жестоких индейцев. Они решают собственнические конфликты – претензии на тело и статус в обществе. Старательно выстраивая идиллию единения Анжелики с Новым Светом, Голон вдруг поворачивает оглобли в сторону города Парижа и короля. Героиня, на протяжении уже не первого романа повторяющая мантру «люблю мужа и только мужа», начинает чесаться во всех местах, потому что отвергнутый король поманил, сотворив ради нее то, чего никогда не было в реальной истории. Покрошив в винегрет кучу злодеев, упившись кровью своих недругов, героиня боится лишь одного – снова разозлить дорогую игрушку. И финал романа томительно оттягивает финал эпопеи. Нравы эпохи всё больше перерождаются в литературный экзот с порнографическим уклоном от одной постельной сцены к другой, нелепыми мужчинами-любовниками и совершенными в любовном пыле дамами.
И мелодраматическое чутье не изменяет писательнице, когда трагедийными вестниками оживают в самых неожиданных местах в и без того многофигурном полотне давно позабытые эпизодические персонажи. Время жизни и время смерти подвластны фантазии литератора, воплощающего всегдашнюю мечту читателя о неисповедимых путях Господних, разрешающих от бремени, воскрешающих надежду и прощающих ошибки. Правда, всегда есть соблазн подменить их искушением, ребусом, заварить на густом клейстере слез и прочих эмоциональных жидкостей новую интригу. Вообще, в случае с Анжеликой, труды Жан-Поля Сартра не пропали даром. И вульгарный экзистенциализм нередко торжествует в ее приключениях, обнаружить его можно попытаться именно в квебекском марафоне. Кризисное мышление заглавной героини не просто двигатель интриги, но и демонстрация бытийной ответственности за себя перед лицом социально-политической обстановки. Вообще, можно даже заняться подсчетом, сколько раз мадам де Пейрак испытывает страх – за жизнь, семью, чувства, и каждый такой кризис складывается в копилку ее бунта против навязанных стереотипов. Между прочим, убегая от смерти на протяжении десяти книг, она вдруг готова умереть от ревности, выродившейся в бессилие, ложную грезу об утраченной любви.