5 Ничто важное не умирает…

— Каким он будет, этот новый мир?
— Это будет мир без ненависти.
— Тогда нужно будет убить много людей…
— Да, нужно будет убить много людей.
— А ненависть все равно останется…

Да, ненависть все равно останется. И будут снова войны и снова ветераны, и будет новое поколение, которое читая книги, много-много книг о войне, так ничего и не поймет. А еще будут сверх умы, которые прочли много-много-много книг о войне и тут же вставая на трибуну, заверещат в десять глоток: «Я объявляю войну!» В толпе задергается простой люд, совсем ничего не читавший, но уже знающий, что их ждёт, и ничем не сможет остановить надвигающуюся катастрофу.
Один из наиболее известных романов Ромена Гари, с чьим творчеством я решила продолжить знакомство, после его Воздушных змеев (понравился он мне чуть меньше).
Со следующей книгой, видишь неудержимое влечение автора к невинной молодой любви (специфической), что отражается на характеристике стиля письма: нежно льющиеся друг за другом слова, просторечная лексика( ее больше в диалогах, чем в речи рассказчика), преобладание галлонов слез в каждой главе. Вся книга имеет окраску инфантилизма, передающая живую речь, что я очень-очень люблю. После прочтения нет тяжелого груза, голова не кипит от мыслей; Гари будто поет убаюкивающую колыбельную, не снотворную, а успокаивающую, не позволяющую тебе закричать, разрыдаться. Совершенно незнакомый автор, стал любимым.

В сюжете снова дети и снова война, снова эта действительность. После прочтения, в ушах несколько раз отдавалось слово "Зося" и вспоминался этот сильный, мучительный разговор:

— Послушай меня, Зося. Это важно.
— Нет. Я больше этим не занимаюсь.
Старший Зборовский схватил ее за руку.
— Последний раз. Клянусь тебе, Зоська, последний разочек. У тебя же так хорошо получалось.
— Я не ведала, что творю. Я ничего не чувствовала. Мне было все равно. Я не давала себе отчет. Но сейчас… — Она холодно посмотрела в его мужские глаза. — А сейчас я чувствую. Я не хочу заниматься этим ни с кем другим, кроме Янека. Нет, никогда!
— Ты ничего и не почувствуешь с другими, Зося…
Она покачала головой и склонилась над стиркой, по локоть опустив руки в теплую воду. Он проворчал:
— Возможно, эти грузовики начинены взрывчаткой. Тонны и тонны взрывчатки… Завтра или послезавтра они отправятся на фронт. Они уедут в Сталинград, и тогда… — Он подыскивал нужные слова. — Тогда будет слишком поздно!
Он почувствовал чью-то руку у себя на плече. Зося тихо сказала своим девичьим голоском:
— Я схожу. Я согласна. Молчи, Казик, я согласна.

Действительно мужественный поступок.

— Да здравствует единение и братство между народами! Да здравствует освободительная армия! Да здравствует свободный советский народ! Да здравствует Сталинград!

Человечество пережило много войн и из этого печального опыта мы извлекли только понимание того, как необходимо совершенствовать оружие; и пребывания в этой позиции ведет нас к новой войне. Теперь чтобы вбить клин между народами, больше не нужно подрывать дружбу между ними, достаточно одного человека, его подписи, и вот миллионы шагают левой, правой.
Мы способны радоваться миру короткое время, а затем ощущение счастья проходит. Выдерживая уставной интервал, мы снова хватаемся за наше излюбленное оружие; начинаешь поневоле завидовать зверям за умение жить в согласии. В результате напрашивается вывод: "раз человечество не способно застраховать себя от повторения войн, так может лучше сразу всё ненавидеть?"

— Не надо. Когда у нас будут дети, мы научим их любить, а не ненавидеть.