4

«Я стараюсь пройти тихо-тихо, незаметно-незаметно, никого не толкнуть, не задеть, не рассердить, а выходит, что задеваю всех. И все они на меня кричат, хотят мне что-то доказать, что-то показать. А что мне показывать, что мне доказывать, меня просто нужно оставить в покое».

Сюжет книги не обещает ничего интересного. Относительно молодой человек по фамилии Зыбин устраивается работать в музей Алма-Аты, где его назначают хранителем материала, который находится на опознании/реставрации. Он потихоньку там обустраивается, вникает в работу и все его начинают называть не иначе, как «хранитель». И, вроде бы, сюжет обещает ничем не примечательный производственный роман про музей, но действие происходит в 1937 году, от одного упоминания которого бросает в дрожь.

А каково жилось людям в то время – даже представить сложно. Понятно, что эти времена обросли уже домыслами и что правда, а что ложь уже и не разберешь, но с тем, что люди в это время страдали от репрессий не поспоришь. Автор с этим тревожным настроением знаком не понаслышке, ведь он четыре раза подвергался аресту и находился в тюремном заключении и в лагерях. Узнав про это, я ожидал книгу, которая будет пропитана злобой и ненавистью к власти, державшей простых людей в страхе. Но мои ожидания не оправдались в полной мере.

В книге чувствуется тревога, напряжение, когда люди бояться сказать что-то не то, посмотреть не так или бояться быть неправильно понятыми. Но вот главного героя занимает не это – ему интересна архитектура города, он любить читать различные статьи, рассуждать об искусстве и архитектуре. На всё происходящее он смотрит словно через розовые очки, не замечая того, что происходит вокруг. Или же он просто специально так делает, отгораживается от всего и думает про себя «Я в домике, я в домике, меня застукать нельзя». Но долго у него так делать не получается, ведь под подозрения может попасть каждый и когда близкие люди хранителя начинают страдать он замечает, что же вокруг творится. Да и сам он тоже успевает отличиться – начинает спор на пустом месте с одной массовичкой по поводу портретов на выставке изобразительного искусства (массовичка утверждала, что в будущем людей на картинах могут признать врагами народа, значит, портреты надо снять) и из-за этого он и сам попадает «на карандаш».

И книга повествует о довольно мрачных и эмоциональных событиях, но Домбровский описывает всё очень сухим, безжизненным, безэмоциональным языком, в результате чего читать книгу довольно тяжело. Да и рассуждениям об архитектуре и искусстве уделено немало внимания. Я бы даже сказал, очень много внимания. И из-за этого не каждый сможет дочитать книгу до конца.

А до конца дочитать её определённо стоит, ведь после 150-й страницы события начинают разворачиваться очень стремительно. Тут начинает проявляться интересный сюжет, интрига и ещё автор подводит нас к мысли о том, что некоторых людей начинали подозревать в шпионаже/измене Родине по сущим пустякам, но этот пустяк раздували до невиданных размеров. Работники следственных органов этим самым показывали свою работу, раздували из мухи слона, а в итоге зарабатывали себе хорошую репутацию, но при этом ломали людям судьбы. Читать про это обидно и больно. Но, опять же, хочется отметить, что из-за не совсем удачной подачи и сухого языка повествования в полной мере это не удастся прочувствовать.

А ещё к этому роману есть дополнение «Из записок Зыбина», благодаря которому мы узнаём, как сложилась судьба некоторых персонажей через пару десятилетий после описываемых событий. И вот эта часть может похвастаться и драматизмом, и яркими образами, и эмоциональностью, но автор не включил эту главу в роман из-за того, что «благодаря» ей роман не прошёл бы цензуру, а очень жаль, потому что такой финал произведения искупил бы все недостатки. Но, хорошо, хоть мы в наше время имеем возможность прочитать роман отчасти таким, каким его планировал Домбровский.

В общем, роман довольно тяжелый, вязкий и не каждому придётся по вкусу. Если прочитаете, будьте готовы к минимуму действия и максимуму разговоров на отвлеченные темы, такие как архитектура и искусство. И напряжённая и тревожная атмосфера прилагается.