4 «Страшно быть человеком?» Эссе. Опыты. Памяти Монтеня.

Об обычаях
Это моя история, история жизни и опыта ненца Мэбэта, который родился, жил и умер в зелёном океане тайги. Меня придумал сибирский писатель Александр Григоренко, поведав обо мне в своём дебютном мифологическом романе, основанном на ненецком фольклоре, который так понравился белым людям, что автор стал номинантом нескольких литературных премий. Ведь какое бы отчуждение, в силу разницы культур и обычаев, не испытывал европейский читатель к причудливым притчам северных народов, он обязательно проникнется чувствами таёжного дикаря, ибо наш мир – это единый Храм, созданный для Человека. Солнце и луна, земля и вода одинаково принадлежат всем нам как вечное свидетельство высшей благости и справедливости. Законы жизни для всех едины: все мы – люди, в течении своей жизни одинаково проходящие одни и те же испытания, получающие одни и те же уроки и опыты, но, к великому сожалению богов, делающие разные выводы.

О судьбе
Мой путь к самому себе описан автором на удивление красиво, повествование напоминает полотно, которое, как армюр, содержит мою реальность и элементы фэнтези, составляющие единый, интересный и легко считываемый орнамент. При жизни я был любимцем божьим, а после смерти я стал человеком. Основной конфликт романа – это главная проблема всей моей жизни: я противопоставил себя людям, потому что был силён как бог, и поэтому я - Мэбэт (Сильный). Я был всего лишь штрихами набросков богов, которые уготовили нам единую судьбу – стать людьми, проходя через жизненные, а иногда и посмертные опыты. Я не был человеком. Судьба по прихоти богов намеренно подстерегает последний день нашей жизни, чтобы явить пред нами всю свою мощь и разрушить то, что воздвигалось всю жизнь. Мишель де Монтень, как и другие философы, говорил о том, что судить о божественных предначертаниях следует с величайшею осмотрительностью и нельзя сказать, счастлив ли кто-нибудь, пока он не умер.

О самомнении
Ещё Монтень писал о том, что «те, кто выделяется каким-нибудь особым превосходством по сравнению с другими или необычайным умом, обнаруживают полнейшее своеволие как в своих мнениях, так и в поведении».
Я был исключительным, божья любовь заменяла мне все богатства и давала все права, «удача всегда бежала рядом, как верный пес», никогда не покидая, горести людские не задевали меня и не огорчали, я был гордым, я презирал соплеменников, среди которых не было человека, способного причинить мне зло. Я был самонадеянным и дерзким, я не ведал страха, считая, что я сам – судьба.

«Он выше того, что зовется у людей добром и жестокостью, ибо как бы ни поступал любимец божий, удача его не заходит как летнее солнце».

Но я не знал одного: прожитая своевольно и без страданий жизнь - это всего лишь подарок свыше, и чем больше я принимаю в дар, тем большим я обязан. Мой искристый ум не постигал, что «человек может быть только тем, что он есть, и представлять себе все только в меру своего понимания» (Монтень). Я был замкнут на своей неповторимости и никогда не думал о смерти…

О жизни
Страдание, о котором люди слагают бесконечные, тоскливые песни, никогда не задерживалось во мне:

«Я смотрел на людей и видел, что страдают они друг от друга и сами мастерят в своих головах причины для новых страданий. А когда обрушится на них вся громада ими же сделанного, они плачут, жалуются бесплотным или клевещут на них и осыпают проклятьями».

Я был всегда счастлив: моё сердце божьего баловня не принимало горя, как и полагается сердцу счастливого человека. Я ел славу досыта, а захотев любви, получал её сполна. Моё восприятие добра и зла зависело только от меня самого. В мире, где люди знают о войне всё, они не могут и предполагать, какая война станет их личной войной. Тоска, отчаянье и страх всегда рядом с людьми, они страдают, мучаются. Они умеют раскаиваться. Я же, любимец божий, исключительный среди смертных, не мог испытать ни боли, ни тоски, ни раскаяния. Я, Мэбэт, был равнодушен ко всему, что любили люди. И не было у меня того, что было у обычных людей – человечности.

Об испытаниях
У богов заповедь всего одна: «Делай, что должен и ничего худого с тобой не случится ни в этом мире, ни в том». Но не делал я того, что должно делать, и не в состоянии был понять болезнь и несовершенство своей души, потому что не знал, что сие означает: «невозможно объяснить слепорожденному, что он не видит; невозможно заставить его желать видеть и жалеть о своем недостатке» (Монтень). Я был неблагодарным любимцем богов, поскольку трудно ждать от человека благодарности, если он не знает несчастья. Всю мою жизнь бесплотные следили за мной, и, наконец, отомстили, ибо я должен был познать горе, которое предназначалось мне, а доставалось другим.
«Иногда первым уступает старости тело, иногда душа» (Монтень). И когда моё тело, наконец, уступило старости, то ослабела и моя душа. Я всё ещё мог поймать летящую стрелу, но сердце моё сломалось: я полюбил человека. В последний день мой жизни боги проучили меня. О, этот последний день!

«Этот день – верховный день, судья всех остальных наших дней. Этот день, говорит один древний автор, судит все мои прошлые годы. Смерти предоставляю я оценить плоды моей деятельности, и тогда станет ясно, исходили ли мои речи только из уст или также из сердца» (Монтень).

О раскаянии
В схватке со смертью не было места притворству и пришлось говорить начистоту и показать, наконец, без утайки, что у меня за душой: «Num verae voces tum demum pectore ab imo, еiiciuntur, et eripitur persona, manet res»). (Ибо только тогда, наконец, из глубины души вырываются искренние слова, срывается личина и остается сущность (лат.).
Как легкомысленно смотрим мы на божественный промысел! Я понял, что счастье моё было не в силе, а в том, что я не помнил, когда страдал. И раскаялся я в том, что унижал, убивал, получая удовольствие. Душа моя сбросила путы и распрямилась, я стал человеком, отказавшись от себя и пройдя по Тропе Громов уже другим, полностью изменившимся:

«Пройти Тропу Громов от начала до конца сможет тот, чья сила не столько в храбрости и умении владеть оружием, сколько в способности изменяться, каждый раз становиться другим, быть не похожим на себя прежнего. Если идущий не обладает этим умением, ужас уничтожит его в самом начале пути».

Душа моя успокоилась и благодарила богов за то, что раскаяние умиротворило мою совесть… «Теперь я смог сожалеть о сделанном и, тем более, каяться». Человек, счастливый от рождения и до конца жизни, я всмотрелся в себя, познал себя, отбросил себя старого, такого, каким привык себя видеть в жизни, и понял, что «подлинная свобода состоит в том, чтобы иметь над собою полную власть» (Монтень), а лжи не существует, есть только правда. Вернувшись в жизнь человеком, все радости земные меня уже радовали, а печаль земная огорчала, боль униженных душ передалась мне и мучила меня. Я стал человеком, и это совсем не страшно.
Я рассказал тебе, любезный читатель, о том, что произошло со мной, божьим любимцем, загадкой для ума человеческого, как когда-то написал о себе Мишель де Монтень, поделившись с людьми своими поразительно правильными и разумными рассуждениями. При жизни мне дано было много силы. После смерти, когда я стал человеком, я вернул все долги…
Такова история Мэбэта, умершего любимцем богов и родившегося человеком посреди ослепительно блистающей снегом тайги. Она будет понятна каждому, кто задумается, приблизится к истине, ибо «философствовать – значит учиться умирать» (Монтень).

Долгая прогулка. Апрель. Уровень 4. С учетом дополнительного задания: рецензия в формате «Эссе. Опыты. Памяти Монтеня». Команда "Кокарды и исподнее"