"Как надо" (пара мыслей о концовке "Дуэли")

(МНОГО-МНОГО СПОЙЛЕРОВ!)

Вот ругают концовку "Дуэли". Ругают и ругают, ругают и ругают, все она кому-то - и, могло так быть, самому Чехову - кажется какой-то "не такой", неестественной, выбивающейся из общего контекста повести в частности и жанровых предписаний в целом.

А вот я уверен - концовка именно такая, какой должна быть.

Судите сами. Убил бы фон Корен бедного Лаевского...

Можно, кстати, пофантазировать на тему того, что было бы дальше. Дальше Николай Васильевич, конечно, мог покаяться, измениться, бросить все и всех и уехать в экспедицию, а там заглушать голос совести ревом парохода, расталкивающего льды. Но, постойте. Давайте вернемся к фантазиям чуть позже - я не хочу упустить основную мысль.

Если бы фон Корен убил бедного Лаевского, или Лаевский ненароком - невообразимым рикошетом от неопознанного летающего объекта в форме сигары - застрелил бы зоолога, или если бы оба дуэлянта застрелили друг друга, это была бы (ведь конец - делу венец) ПРОСТО ПОВЕСТЬ С ОБЫКНОВЕННЫМ ДРАМАТИЧЕСКИМ ФИНАЛОМ, которых в нашей и не нашей литературе - как грибов после дождя. Читатель переворачивает последнюю страницу, и на глазах у него слезы, а душу щемит тоска. Погибшего героя не вернуть и из сердца не вычеркнуть, ах, как жестоки бывают писатели, ради пущего эффекта расстреливающие собственных персонажей направо и налево. Что ж, пережил кончину тандема Монтекки-Капулетти, переживу и Лаевского с фон Кореном. Что там еще почитать?

Но нет! Нет, нет и нет! В "Дуэли" все живы! Более того, в "Дуэли" все меняются, все обновляются, все становятся лучше! Никто не спивается, не садится на иглу, не бросается в море и не лезет в петлю. И Чехов не был бы Чеховым, если бы повесть имела другой - типичный - конец. Концовка "Дуэли" - это нечто философское, нечто религиозное. Герои живы и живы они останутся НАВСЕГДА, нет комка в горле - есть люди, через витиеватое стечение обстоятельств переродившиеся.

У Чехова нет стандартных сюжетов. У него нет "Олеси" и "Гранатового браслета" (уж простите). У него нет классических любовных перипетий (и даже "Драма на охоте" далеко не "классична"). У него дядя Ваня не стреляется в угоду публике, а Рагин - в угоду публике не остается жить. И вот в новом Лаевском и новом фон Корене я вижу сияние чеховского таланта, который ведет его не кругами по проторенным дорожкам, а напрямик.

Кстати, в первый раз при прочтении повести концовка и мне показалась какой-то, простите, неудачной. И лишь на третий раз до меня, что называется, дошло. Это не просто хэппи-энд, и даже не просто разрыв шаблона. Герои живы, и нам с ними теперь жить. Они теперь учат нас самим своим примером. Концовка "Дуэли" - нечто совершенно особенное. Всякому понятно, что умри один из героев - эффект от прочтения для рядового любителя упереть взгляд в буковки был бы куда более сильным. Чехов - может быть, неосознанно - не приносит свою повесть и ее героев в жертву читательскому интересу, он заканчивает ее так обычно, что это - сверх-необычно, так по-человечески, так мудро. Где просто - там ангелов со сто. От новых Лаевского и фон Корена только что сияние не исходит.

Кстати, кто по прочтении "Дуэли" возьмется упрекать Чехова в совершенном безразличии к своим героям?

Мнение, как водится, - мое и не обязательно правильное. Но, разумеется, хочется думать, что я все-таки прав.

P. S. Убей фон Корен Ваню Лаевского, вряд ли бы он изменился. Его система треснула именно от перерождения Лаевского, а не от факта дуэли - сразу после выстрела он называет последнего мерзавцем, описывая происшедшее дьякону. А если бы муки совести и тронули его черствое сердце, он бы еще более ожесточился, но заглушил бы их - так я думаю. И остался бы фон Корен таким же, каким и был. И даже хуже.

Если же Лаевский ухитрился бы застрелить своего противника, то и он бы вряд ли переменился бы. Не исключено, что это еще глубже затолкало бы его в яму самооправдания и переваливания вины на "цивилизацию, эпоху, нравы". Хотя тут есть одно "хотя". Если преображение фон Корена началось после выстрела - с переменой Лаевского - и прошедшим выстрелом лишь утвердилось, то преображение Ивана Андреевича точкой отсчета имеет ночь перед дуэлью, когда он переосмысливает свою безннравственную жизнь и "хочет вернуться домой живым". Выстрел же (читай "промах") как и у оппонента - лишь утверждает его метаморфозу.

Если бы оба героя погибли, повесть бы закончилась ничем - с таким же успехом можно было бы оборвать ее на полуслове, как "Неточку". Ключевым является преображение персонажей. Оно подводит итог всему тексту и обнимает его. И звучат по-новому слова дьякона, который рассуждал о том, что в сущности и Николай, и Иван - люди хорошие, что есть, за что их любить. Финал повести выводит на сцену это "хорошее" и мы понимаем, что дьякон был ой как прав, что герои не погрязли в своих страстях и заблуждениях, а вышли на свет.

Роль дьякона в повести, кстати, заслуживает отдельного разговора.