Фёдор Достоевский «Бесы» — история laonov

Размышляя над образом атеиста Кириллова с его идеей самоубийства, ради того чтобы стать богом, я почему-то вспомнил мысль Набокова о "самоубийстве в жизнь" : что видели души там, на небе, что кончают с собой, возвращаясь на землю?
Может, это та самая тёмная банька с пауками, о которой говорил Свидригайлов в ПиН?
Всем нам вечность представляется как нечто ангелическое, звёздное, а что, если "там" будет лишь "комната" с пауками?
Может, человек - это покончивший с собой бог?

Сегодня на пляже мне приснился сон... нет, целая радуга снов, карточным веерком раскрывшихся перед моим ужаснувшимся взором.
С какой "карты" начать? А какой козырь? Так, вижу - крести.
Пойду с красной карты, с бубей.

Мне снилось, что я попал на остров, населённый дикарями. Я был девушкой ( по сценарию сна я должен был быть с девушкой, после кораблекрушения, но "с", словно спасательный надувной круг, сдулось, утонуло).
Выходя из воды, я была совершенно голая. Сверкающие капли стекали по моей груди и бёдрам, и были скорее похожи на какую-то блаженную росу воды, вокруг которой огромным мотыльком порхало солнце, тепло целуя, слизывая эту росу с моего тела.
Это было похоже на картину Боттичелли "Рождение Венеры", если бы не одно но : у меня в руках по какой-то странной прихоти сна была сигарета.
Сделав затяжку и выпустив ромбиком дым, я сладко потянулась, осматривая свои новые владения.

Сальвадор Дали - сон, навеянный полётом пчелы вокруг граната за секунду до пробуждения

Дальше...

Местные дикари приняли меня за божество, и тут же упали на колени.
Скажу честно, меня это не очень-то и позабавило, ибо я - атеистка.
Они стали молиться на меня, целовать следы на песке от моих ног.
Меня боготворили, приносили дары, роскошные фрукты, похожие на сверкающие россыпи драгоценных камней.
Одна из дикарок даже принесла мне в дар своего младенца. Это было так грустно...
Появились художники, изображающие мой силуэт на скале, похожий на потустороннее, грустное фото на загранпаспорт для путешествия... в ад.
Были и халтурщики, просто обводящие мою тень на земле ( иногда я забавлялась, меняла положение рук, и тень выходила какая-то паукообразная).
Но забавно было то, что именно к этой моей тени приходили молиться. Вскоре стали происходить исцеления бесноватых и больных, как стали происходить и тайные жертвоприношения мне. Прикрываясь моим именем дикари развязывали войны...
Это было просто ужасно. Я не могла вынести всего этого бреда, и вот, однажды я поднялась на крышу своей хижины, собрала всех дикарей, чему-то идиотически улыбающихся, словно ожидающих великого чуда и счастья, и у всех на глазах воткнула нож себе в грудь.

Следующая масть - крести.

Я очнулась в какой-то пьяной и густой темноте. Меня покачивало и носило по волнам мрака, обдающего моё бледное тело пеной звёзд.
Мои движения, словно в невесомости, были невыносимо медленны.
Я ощутила на себе чьи-то холодные и жадные касания. Переведя взгляд на тело, я в ужасе вскрикнула : по мне ползали огромные, чёрные пауки.
Они походили на мужские, жилистые руки в перчатках, или же на чёрные руки дикарей.
Сладострастной, тёмной лаской смерти они ласкали моё тело так, как не осмеливаются ласкать и многие мужчины.
Это невыносимо было терпеть. Пока я медленно подносила руку к груди, на которой сидел и словно бы ухмылялся мне в лицо жуткий паук, он уже успевал убежать.
А однажды я успела-таки ухватить паука. Со стороны это было похоже на борьбу двух пауков : бледного и чёрного, или на руку насильника, с которой борется жертва, ибо для атеиста, наличие иного мира, было бы насилием над душой, и наоборот.

В конце-концов паук меня победил, укусил меня в грудь, и я ослабла, и тогда из тьмы на меня накинулись тысячи пауков.
Я не могла умереть в своей смерти. Я просто лежала и чувствовала боль. Боль чувствовала меня. Потом боль пропала, и я чувствовала лишь боль страха... жизни и смерти, ибо каждый из пауков убегая в подрагивающие голубой росой планет звёздные паутинки орбит, уносил с собой и частичку меня.
Я чувствовала себя, свою боль, в самых дальних звёздах, которые я населяла своей душой и страхом.
Когда пауки разбежались, то на том месте где была я, была лишь грустная, чуть примятая пустота, тишина.
Звёзды продолжали пульсировать в ритме моей боли и страха. Звёзды кричали светом.
Нет, в начале было не слово, а крик... Но чей?

Хожу с другой масти - черви.

Открыв глаза, я увидела синюю улыбку неба. Никогда так не радовалась небу! Мои синие глаза были полны небом, словно бы пили его, пили жадными, глубокими глотками морганий.
Пауков просто не могло быть под этим добрым небом.
Вдруг, раздался мужской и женский смех возле меня... как хорошо!
Стоп. Этот смех не возле меня, а на мне!
Переведя взгляд на своё обнажённое тело, я увидела на нём моих маленьких дикарей.
Они жили на мне, словно на Гулливере. Они продолжали молиться мне, ибо я для них была уже не только богом, но и миром.
Убить себя теперь, означало убить и целый мир, пусть и такой бредовый.
Повернув голову направо, я увидела прозрачный, жёлтый шар одуванчика, восходящий надо мной солнцем. Я заплакала...
Отвернувшись от солнца в тень, я увидела бледный, лунный шар одуванчика.
Один из дикарей утонул в моих слезах. Другой, занимаясь любовью со своею любимой в нежной ложбинке в правой стороне низа живота, где райской, синей речкой ветвится тонкая венка, вдруг обернулся, посмотрел мне в глаза и лукаво улыбнувшись, украдкой от своей любимой - бесстыдник! - поцеловал меня в эту синюю венку.
Третий, с лёгкой одышкой взошёл на мою левую грудь ( даже не знаю, считать ли это комплиментом с его стороны), и, словно Сизиф, втащивший на гору своё сердце, забавно кряхтя, старался сдвинуть с места и столкнуть с "горы" мой сосок, похожий на багровое, взошедшее солнце.
Многие сошли с ума, когда "мир" содрогнулся, выгнулся и жутко рассмеялся сквозь слёзы.

У Кириллова есть жуткая мысль о том, что Христос, умерев, попал вовсе не на небо, и даже не в ад, побеждая его, а просто... оказался в темно и грустно улыбнувшейся пустоте мира, тоскующего по богу, истине, которых нет.
От одного только сознания этого - восклицает Кириллов, - можно застрелить себя
Неужели в мире, с мучительной, гомеопатической дозировкой бога, истины, заложено как его естество - отрицание богом человека, и человеком - бога ? А минус на минус, рождает...
Из одной только мысли о Христе в "баньке с пауками" можно вывести несколько новых апокалиптических религий и философских течений абсурдизма.
Это могло быть последнее, четвёртое, идеальное искушение дьявола, отрицания, ничто, и Христос бы усомнился в себе, в боге, видя вокруг лишь пауков и боль страха... жизни вечной.
Это могло быть трагической насмешкой вселенского масштаба : где-то на конце света, среди кремнистого блеска млечного пути, звёздного песка, робко расцвёл голубой цветок души Христа.
Появился тот, кого ждало всё человечество, весь мир... и вдруг, он сам себя убивает на глазах у всего человечества и грядущих веков, сам идёт на смерть, веря в жизнь вечную, истину, которых ещё нет.