Дорогой и любимый

Прошлой осенью читал "Географа". Жил бок о бок с Витькой Служкиным - он же Виктор Сергеевич, он же бивень, он же лавина, он же дорогой и любимый. На голове моей гордо сидела невидимая Ивановская кэпка, от мыслей веяло сливовым вином.

На дворе стояла золотая пора, ветер бродил по городу и праздно ворошил опавшую листву.

В ту пору приходилось мне сплавляться по коридорам и лестницам фонда социального страхования, перетаскивая из кабинета в кабинет документы государственной важности. Я распахивал двери, козырял охраннику, гарцевал по ступенькам что твой сайгак по горному склону, созерцал в окно обитую плюшем стену соседнего дома и оттачивал навыки растворения в воздухе вместе со стулом, на котором сижу.

В один прекрасный день прибыл я в очередной раз к сей обители бумаг и печатей. Но парковочного места не нашел - пришлось петлять по дворам, просачиваться между лексусов и газелей и смотреть на мир через перископы зеркал. В итоге я воткнул свою колесницу в одном из укромных уголков нашего мегаполиса под самыми окнами заветного здания - с тыльной его стороны. Сунул документы под мышку и описал широкий полукруг по тем же дворам - ибо заветное здание по всем фронтам огорожено красивым бетонным забором, пройти сквозь который иным путем, кроме как через парадные ворота, нет никакой возможности, сколько ногой ни топай (это отсылка к "Хагакурэ", если что). Обошел, значится, миновал шлагбаум, измерил шагами аккуратный тротуарчик, распахнул двери, козырнул охраннику - и далее по списку.

Через какое-то невероятно долгое время, сделав все, что следовало, козыряю охраннику и выхожу наружу. И понимаю, что сейчас мне снова предстоит вертеть вензеля по дворам в поисках авто. Но ноги не слушаются меня и ведут за здание - в робкой надежде отыскать-таки черный ход (или подкоп какой-нибудь на худой случай).

Брожу, брожу вдоль стены, как привидение, вызываю настороженные взгляды вышедших покурить. Взгляд мой плавает по краю забора, походка легка, я будто бы так, гуляю просто - имею же я право просто пошататься во дворе ФСС, в конце-то концов?

Курильщики тушуются, тушат свои папиросы и куда-то деваются. А я, уже морально готовый к топтанию по дворам, замечаю вдруг место, в котором то ли забор ниже, то ли асфальт выше, то ли деревья зеленее. Внезапно из-за угла бодро вышагивает человек в пальто. Человек небрит, и вид у него помятый. Он подходит к этому самому, мною замеченному месту, оборачивается на меня, подмигивает, хватается за край забора, подтягивается с кряхтением - и в мгновение ока исчезает.

Я стою в недоумении. Озираюсь. Потом, сжимая документы в потеющих ладонях, подхожу ближе. Забор равнодушен и презрителен. Я еще раз озираюсь - несколько десятков окон сверлят меня взглядом. Я медленно кладу документы на гребень забора. Еще раз озираюсь. Цепляюсь руками - правее документов. Забор шершав и холоден, поверхность его усеяна мелкими камушками и песком. Подтягиваюсь с кряхтением, заношу, протираясь штаниной, ногу, седлаю забор.

- Смотрите! Скорей, скорей! Все сюда! - раздается сзади истошный крик.

Я оборачиваюсь. Нет, показалось. Только кондиционеры гудят насмешливо, точно улюлюкают.

Я перекидываю ногу, упираюсь, отталкиваюсь - и, оглушаемый ветром, лечу вниз. Взметая облако пыли, приземляюсь. Вскакиваю, привстаю на носки, хватаю документы. Моя колесница - тут, за углом. Возле котельной - в нескольких метрах - шумят мужики в рабочей одежде. На том конце двора, в арке, замечаю фигуру молодого человека в пальто. Он уважительно кивает, кутается в воротник и скрывается.

Я, отряхиваясь, иду к колеснице - крайне довольный собой.

Кондиционеры гудят, забор молчит.