ГЕЙ-ТЕМА В РУССКОЙ КЛАССИКЕ

Глава XIX Второй части "Анны Карениной"

В соседней бильярдной слышались удары шаров, говор и смех. Из входной двери появились два офицера: – один молоденький, с слабым, тонким лицом, недавно поступивший из Пажеского корпуса в их полк; другой пухлый, старый офицер с браслетом на руке и заплывшими маленькими глазами.
Вронский взглянул на них, нахмурился и, как будто не заметив их, косясь на книгу, стал есть и читать вместе.
– Что? подкрепляешься на работу? – сказал пухлый офицер, садясь подле него.
– Видишь, – отвечал Вронский, хмурясь, отирая рот и не глядя на него.
– А не боишься потолстеть? – сказал тот, поворачивая стул для молоденького офицера.
– Что? – сердито сказал Вронский, делая гримасу отвращения и показывая свои сплошные зубы.
– Не боишься потолстеть?
– Человек, хересу! – сказал Вронский, не отвечая, и, переложив книгу на другую сторону, продолжал читать.
Пухлый офицер взял карту вин и обратился к молоденькому офицеру.
– Ты сам выбери, что будем пить, – сказал он, подавая ему карту и глядя на него.
– Пожалуй, рейнвейну, – сказал молодой офицер, робко косясь на Вронского и стараясь поймать пальцами чуть отросшие усики. Видя, что Вронский не оборачивается, молодой офицер встал.
– Пойдем в бильярдную, – сказал он. Пухлый офицер покорно встал, и они направились к двери.
В это время в комнату вошел высокий и статный ротмистр Яшвин и, кверху, презрительно кивнув головой двум офицерам, подошел ко Вронскому.

У русской классической литературы нет такого богатого опыта обращения к гей-теме, как у английской, например. Может связано с особенностями системы образования и несколько иным, в сравнении с британским, духом имперской экспансии. Может быть ментальность располагает к определенным предпочтениям (что русскому хорошо, то немцу смерть). Не знаю, с чем связано. Но мне приходилось слышать отголоски гомосексуальной темы в ее греческой ипостаси только в "Мелком бесе" Сологуба (помните, смуглого мальчика из лавки перса?) да кое-где у Алексея Николаевича Толстого. Но то все позже, XX век, декадентство. И вот такой неожиданный пассаж в самом знаменитом и наиболее цитируемом романе Льва Николаевича. Делюсь.