При взгляде на обложку вспомнила, сама посмеялась и вас посмешу. Извините за лексику; в молодости я вращалась в не весьма рафинированных кругах.

Волнующая тема андрогинности веками тревожила лучшие умы человечества. Имея стандартный женственный облик, я никак не соприкасалась с этой животрепещущей проблемой, пока...
... пока мама не купила мне эту чёртову зимнюю куртку.

Обыкновенная куртка, овчинная, с капюшоном. Но из-за какой-то особенности кроя, стоило её надеть или хотя бы набросить, как она неумолимо искажала пропорции фигуры, даруя бесценную возможность выступить в амплуа травести. Более того: тогдашние мои друзья при взгляде на обновку восторженно заржали и предложили принести из дому топор, колпак и свалявшуюся дедморозовскую бороду, чтобы образ пожилого гнома приобрёл законченность и совершенство. Если близкие проявили так мало снисходительности, легко догадаться, как реагировали остальные.

Понеслось: "Мальчик, передай деньги", "Мальчик, уступи место девочке", "Мальчик, помоги поменять колесо", "Мальчик, уйди, это женский туалет", "Пацан, дай закурить", "Малец, третьим будешь?" и многое, многое другое. Куртка была тёплая, хорошая, я отмахивалась, улыбалась и пошучивала над собой. Но настал край.
И настал он тогда, когда я собралась на концерт в лектории Зоопарка и при полном параде - в преподобной куртке, но в платье, в сапогах на элегантном каблуке, с распущенными по плечам кудрями - ждала своих у метро "Горьковская". И тут подваливает ко мне гоповатый дядечка средних лет и средней же степени опьянения, легонько дёргает меня двумя пальцами за прядь этих самых кудрей и восклицает:
- Эх, парень! В армии-то налысо побреют !
- Уйдите! - зашипела я, - уходите отсюда! Какая армия? Глаза разул бы... (в моём исполнении то был предел возможной грубости).
Дядечка присмотрелся. Его мутный взор пал на подол, на каблуки, и искра осознания мелькнула в нём... но угасла. Товарищ отбежал от меня на безопасное расстояние, приосанился и заявил:
- Люби Родину, парень! Хоть ты и педераст, а служить надо.