Библиотекарь Мария читает Стругацких

Смеркалось. Наслаждения становилось совсем уж нестерпимым и от того, что его не с кем было разделить, принимало неприличный характер. Рабочий день в библиотеке шел к концу, Мария читала "Хромую судьбу".
Библиотекарша Маша много чего хотела в жизни. Например, быть библиотекарем Марией и обсуждать с коллегами прочитанные книги.
Но увы, прямо сейчас коллеги заинтересованно обсуждали особенности сдачи водительских экзаменов и библиотекарша Маша с грустью думала, что они правы, правы. А она нет.
От этого еще родней делался писатель Ф. Сорокин. Как он, перебирая старые черновики, думал? Что , возможно, настоящая его жизнь состояла именно из бумаг, рукописей, черновиков, замыслов, а не из внешних событий. Внешние события писатель помнил слабо. Вот собственные тексты, даже самые несостоявшиеся, звучали так ярко, словно все еще продолжали... писаться? происходить? Это с ним в конце концов и случилось.
Маша думала, что отчасти это и с ней так. Все прочитанное продолжает с ней происходить. Гарри Поттер все еще пытается получить самое первое письмо из Хогвартса, писатель Сорокин все еще сидит в Клубе с запотевшей рюмкой и жирной селедочкой, а писатель Банев все еще демонстративно вытирает с лица слюну разгорячившегося президента. И кажется Маше, что пишуший и читающий вечно обречены бродить в тумане слов и смыслов, отчаянно мечтая найти настоящую жизнь, обрести почву под ногами, одеться в сухое, сесть у камина.
Ах, как Маша завидовала коллегам! Если бы проклятые буковки на бумаге оставались буковками, знаками, пойманными черными жучками. Если б она могла с достоинством читать книгу, с достоинством отложить ее, проложив закладочкой, с достоинством сказать : "Занимательно. Люблю книги, над которыми можно подумать ." Еще грустнее делалось от того, что - так Маше казалось - современные писатели выход из тумана нашли и давно сидят себе у камина, бросив Машу одну.
Сначала. прочитав, как опальный писатель Банев видит плакаты на улицах: «Президент – отец народа», «Легионер Свободы – верный сын Президента», «Армия – наша грозная слава", Маша хихикала, ей казалось. что она ужасно проницательная и догадалась какой роман вскорости будет цитироваться интеллигенцией. Но потом дошло, что, сколько ни утираются современные текстосозидатели платочками демонстративно, как не переходят на прямые выпады и смелые высказывания, ни один из них не разделяет судьбы писателя Банева. Не делается ни ссыльным, ни опальным, не поражается в правах и размерах гонораров.
И такая смелость уже смешна...
А может у них тоже... проблемы с реальностью? Или Маша опять задержалась в своем развитии, и реальность для писателей лежит в более материальной области?

Но бедной Маше, как и бедному Виктору Баневу, отчаянно хотелось чувствовать себя кому-то нужной. К чертям собачьим все мечты о прямых путях. Писатель пил коньяк и буянил, а Маша (нет - Мария) пойдет на водительские курсы. Надо же с чего-то начинать.