5 жизненных уроков из «Заколдованной Эллы» в честь 25-летия книги

Некоторые книги просто предназначены для того, чтобы перечитывать их снова и снова, и мой любимый экземпляр Заколдованной Эллы   Гейл Карсон Ливайн тому доказательство. Эта книга со сморщенным переплётом и хрустящими от старости страницами обретает всё большую магию с каждой нашей общей жизненной вехой. В этом году роман уже в двадцать пятый раз празднует свой день рождения, а я в третий раз радуюсь счастливому концу. Теперь я могу сказать, что прочитала о приключениях Эллы, будучи и ребенком, и подростком, и взрослым.

Элла, на которую глупая фея наложила проклятие послушания, вынуждена подчиняться любому повелению, отданному ей, каким бы пагубным или нелепым оно ни было. Акты неповиновения вызывают у девушки мучительные головные боли, которые вынуждают ее подчиняться. Элле приходится постоянно использовать свой ум и мужество, чтобы защищать себя, когда люди намеренно или непреднамеренно приказывают ей поступать против её воли.

Я снова и снова перечитываю эту книгу, потому что на неё откликается пыл моей души. Возможно, меня притягивает то, с каким упорством Элла следует зову своего сердца, независимо от того, что от неё хотят другие люди или общество. А может быть, ее бунтарский и противоречивый дух, ее желание превращать разговоры в игривые пикировки. Что бы это ни было, каждая глава источает любовь – любовь к дружбе, к материнской доброте, к приключениям, к юмору, к справедливости, к жизни. Гейл Карсон Ливайн остается одной из авторов фэнтези, оказавших на меня наибольшее влияние и способствовавших развитию моей любви к волшебным проклятиям и романам между людьми, находящимися на равном эмоциональном уровне. Эти темы также появляются в книге Ливайн Две принцессы Бамарры и её книжной серии «Сказки принцессы», которые я обожаю так же сильно.

Больше всего в моей памяти выделяются детали истории — определенные кусочки нити в большем гобелене, которые остаются в движении. Это моменты, которые с юных лет научили меня жить и любить. Я перегнала их в тоник из пяти жизненных уроков, которые я усвоила у «Заколдованной Эллы». (Сюжетные спойлеры ниже!)

Романтика не означает бесконечный медовый месяц

Когда мы говорим о «сказочной романтике», мы обычно представляем себе пару, безотрывно глядящую друг другу в глаза, не в силах расстаться ни на секунду. На свадьбе великанов Фея Люсинда дарит такой «подарок» молодоженам: они никуда не могут пойти друг без друга. Естественно, невеста и жених в отчаянии, но Люсинда считает, что раздражение и ссоры обходят влюбленные пары стороной. Ещё одна гостья на свадьбе, тоже фея, говорит ей: «Если они поссорятся – а это случается со всеми влюбленными парами — они никогда не смогут побыть в одиночестве, чтобы прийти в себя и придумать способ помириться».

Сказочный роман Эллы с Чаром точно так же основан на реализме. Есть момент, когда Элла размышляет, что принц иногда слишком много распространяется в своих письмах на темы, которые ее не интересуют, но её это не раздражает. Она не ожидает, что он будет её зеркальным отражением. Им не нужно, чтобы все интересы и причуды у них были общие. Взаимное уважение и восхищения независимостью друг друга — вот основа здоровых отношений Эллы и Чара. У каждого из них свои собственные приключения, и когда их пути сходятся, они как никогда стремятся вместе искать секретные проходы или соскальзывают вниз по перилам старых замков.

Меня, девочку, одержимую любовью и романтикой, эти моменты реализма странным образом успокаивали. Пьедестал романтики, который всегда, казалось, маячил так высоко, в облаках и вне досягаемости, теперь казался мне платформой, на которую я теоретически могла бы взойти, достижимой целью. Это означало, что я не должна быть идеальной каждую секунду дня, чтобы быть любимой. Не хотела я возлагать это бремя вечного совершенства и на моего партнера.

В третий раз я читала «Заколдованную Эллу» вместе с мужем. Нас обоих тронули письма, которые Элла и Чар пишут друг другу, потому что именно так мы и полюбили друг друга, — обмениваясь сообщениями на дальних расстояниях. Прежде чем мы встретились лично, мы написали друг другу обо всех физических недостатках, которые, по нашему мнению, у нас были, и прошептали наши самые постыдные секреты во время поздних телефонных звонков. Я не разделяла его любовь к бейсболу, а он не разделял мою любовь к книгам (пока), но несмотря на это, нам было комфортно болтать о своих увлечениях, потому что мы знали, что другой человек не будет против выслушать.

Я думаю, мы слишком часто спешим отмахнуться от потенциальных партнеров всего лишь из-за того, что нам не нравится, как они чихают (мой муж чихает так громко, что это опасно для людей), как будто эти детали сигнализируют о более глубокой несовместимости. На самом деле, то, что нам, как Чару в его письмах Элле, комфортно делиться своими недостатками, зная, что нас не станут любить меньше из-за них — это признак настоящей близости. Мы не стремимся следовать какому-то идеалу пары, вечно танцующей в идеальной гармонии – совершенно нормально время от времени случайно наступать друг другу на ноги.

Язык — это мост к взаимопониманию

Самый большой талант Эллы — это ее тяга к языкам. Она легко может повторить любое слово на иностранном языке, что позволяет ей создавать глубокие связи с любым встречным. В пансионе благородных девиц она дружит с айортайской девушкой, которая с восторгом учит Эллу своему родному языку. С эльфами она в благодарность за гостеприимство немного говорит по-эльфийски, и в сочетании с жестами и смехом они «находят язык, понятный всем». Она утешает ребенка-гнома на его языке и обманывает фею, притворяясь девушкой из других земель.

Способность понимать культуру других народов даже спасает Эллу от опасности. Когда ее схватывают голодные огры, она обращает внимание не только на то, что они говорят, но и на то, как они это говорят. Используя ласково-льстивый тон, она убеждает их не есть её. Более того, она понимает психологию огров, и что больше всего они боятся упустить более крупную добычу — факт, который играет Элле на руку.

Каждый раз, когда мы проявляем готовность учить чей-то язык и говорить на нём, мы проявляем своего рода сопереживание. Наш интерес, любопытство и готовность учиться, скорее всего, будут встречены с ответной добротой. Даже огров Элла очаровывает своим чувством юмора и тем самым выигрывает время. Хотя мне не хватает навыков Эллы в изучении языков, я люблю их учить, а также узнавать, как слова и выражения дают представление о культуре.

Примерно в то же время, когда я начала собирать коллекцию книг Гейл Карсон Ливайн, я начала и заниматься японским. Весь подростковый период я намеревалась научиться свободно говорить на этом языке и когда-нибудь посетить Японию. Исполнение этой мечты на время обучения в колледже пришлось отложить, но в прошлом году я отряхнула пыль со своих учебников японского, посетила виртуальные разговорные клубы и местный японский рынок. Не могу описать ту странную радость, которую испытала на последней бейсбольной игре, когда одна фанатка подняла плакат со словами на японском языке, предназначавшимися для её любимого игрока, и я поняла, что могу их прочитать. Мы не были знакомы друг с другом, но нас связывало это взаимопонимание.

В мире Эллы айортские дворяне часто бывают немногословны, за исключением тех случаев, когда поют. Но эти традиции нисколько не считаются менее значимыми, чем её родные киррийские. Различия между ними лишь придают миру великолепную широту, и я обнаружила, что в нашей реальности это работает примерно так же. Изучение японского языка позволило мне осознать, как важно использовать в речи вежливые обращения и поклоном выражать уважение к собеседнику. Это помогло мне глубже понять японскую культуру и принципы взаимодействия людей. В своих путешествиях я хочу быть похожей на Эллу и везде, куда приезжаю, учить хотя бы несколько местных фраз и правил этикета, необходимых для учтивого общения.

На нас всех наложено проклятье послушания

Многие люди с трудом говорят «нет» — особенно это касается женщин, потому что общество учит их быть покорными и самоотверженными. Элла же из-за своего проклятия буквально не способна никому отказать. Она учится в пансионе благородных девиц по приказу отца. Хэтти и Оливия — две противных хулиганки из её окружения — отбирают у неё деньги и жемчужное ожерелье матери. Хэтти даже на несколько дней лишает Эллу пищи, приказывая ей не есть. Хуже того, Хэтти требует, чтобы Элла положила конец своей единственной настоящей дружбе. Позже мачеха делает из неё служанку и приказывает мыть полы. И Элла, послушная приказу, моет и начищает, пока руки не начинают кровоточить.

Одна из причин, по которой этот роман находит такой глубокий отклик у юных читателей, заключается в том, что в нем запечатлена отличительная черта подросткового возраста: перетягивание каната между послушанием и бунтом. И правда, желание неподчинения в какой-то степени присутствует у нас на протяжении всей жизни. Мы хотим свободы нарушать правила, но чувствуем себя вынужденными следовать им, потому что последствия неповиновения слишком велики. Мы можем остаться без любви, без денег и без родни, если не будем следовать определенным сценариям, которые нам дали. Мне на ум приходят дети с музыкальными или художественными стремлениями, которые становятся юристами, потому что этого требуют их родители, или потому что расхожее мнение гласит, что творческие профессии для неудачников.

На мне тоже проклятие послушания. Когда незнакомец просит меня об одолжении – например, что-то отредактировать или дать совет — мне тяжело игнорировать эту просьбу. Но это осознание помогло мне понять, что другие тоже прокляты послушанием, и как легко случайно воспользоваться их готовностью отдавать.

У моей мамы, например, невероятно щедрая душа. Мы с мужем постоянно шутим, что не можем побывать в гостях у моих родителей, без того, чтобы нам не всучили в подарок пару носков или пакетик мармеладных червей. Я выросла с чувством, что можно просить о чём угодно, будь то поездка в Нью-Йорк или новый MacBook – его я, кстати, на самом деле однажды попросила на Рождество. Однако, когда мама, с сожалением, подарила мне его, мне стало ужасно стыдно, потому что, конечно же, ей не очень хотелось тратить целое состояние на всего один подарок.

С этого момента я поклялась никогда больше не пользоваться чьей-либо щедростью. Я не хочу быть похожей на Хэтти или Оливию, требуя что-нибудь от человека, который, как мне известно, будет чувствовать себя вынужденным подчиниться. Но я также не хочу позволять другим людям пользоваться собой. Как Элла, убегающая из пансиона, я стараюсь избегать людей и учреждений, которые требуют моего послушания.

Люди, желающие добра, тоже совершают ошибки

Иногда мы думаем, что действуем во благо кого-то другого, но на самом деле поступаем так только из собственных корыстных интересов. Как говорится в начале романа: «Эта дурочка фея Люсинда и не собиралась меня проклинать. Хотела наградить волшебным даром» (перевод А. Бродоцкой). Люсинда и правда верит, что её заклинания – это чудесные, удивительные дары, делающие жизнь облагодетельствованного лучше. Она говорит Элле, что та должна быть «счастлива получить столь чудесный дар», как послушание. Только когда другая фея бросает Люсинде вызов самой провести три месяца под проклятием послушания, она понимает болезненную истину — ее доброта на самом деле пытка.

Сюжетная арка Люсинды прекрасна. Она не только получает свое «возмездие», испытав на себе действие своих собственных проклятий, но и искренне раскаивается, и в результате меняет свое поведение. Она никого больше не «одаряет» послушанием и не заставляет пары влюбляться. Она (в основном) перестаёт быть эгоистичной и жадной до внимания, и становится более естественной и сопереживающей.

Однажды я хотела сделать сюрприз подруге, которая плохо себя чувствовала: я попросила разных художников прислать ей забавные открытки и подарки. Я и подумать не могла, что моя подруга может расстроиться из-за того, что я раздала ее адрес незнакомцам. Впоследствии мы подробно обсудили случившееся по телефону, но этот опыт заставил меня понять, что то, что кажется приемлемым мне, не обязательно вписывается в чужие границы. Я думала, что делаю ей подарок, а оказалось, что он для неё — проклятие.

Решение проблемы сводится к сопереживанию и смирению. Какими бы благими не были чьи-то намерения или действия, если они причиняют неудобство человеку, которому были призваны помочь, или ранят его чувства, следует спросить себя: «Я сделал это для него или для себя? Полагал ли я, что знаю, что ему нужно, хотя он об этом не просил?»

Нам не обязательно пробыть три месяца белкой, чтобы понять, что быть лесным животным было бы не очень весело. Сочувствие — это не только «Как бы я чувствовал себя в его ситуации?», но и «Как бы я чувствовал себя, если бы я был им в этой ситуации?» На месте моей подруги я была бы рада получить подарки-сюрпризы, даже от незнакомцев из Интернета. Но она не я, а я не она. Человек не может по-настоящему знать, каково это — быть кем-то другим, если только он не пытался поставить себя на место этого человека, что посложнее, чем просто прогуляться в его семимильных сапогах.

Сила воли исходит изнутри

В конце концов Элла делает волевой выбор отклонить предложение Чара о браке — не потому, что не любит его, а потому, что отчаянно хочет защитить. Если бы они поженились, кто-нибудь мог бы приказать ей убить его, и она бы вечно делилась своим богатством со своей жадной семьей.

Вот что окончательно разрушает ее проклятие послушания. Её любовь к Чару позволяет ей подчиняться собственному сердцу, а не тому, что хотят для неё другие. Она спасает своего принца и себя с помощью силы воли, которую обнаруживает глубоко внутри себя:

«На мгновение я затаилась внутри себя, в безопасности, определённости, набирая силу. И в это мгновение я обнаружила силу, превыше той, что была у меня раньше, волю и решимость, которые мне никогда бы не понадобились, если бы не Люсинда, силу духа, проявившуюся лишь в самый важный момент. И обрела силу голоса».

Сила воли включает в себя преодоление трудностей, а также контроль над нашими побуждениями и эмоциями. Иногда это приводит не к высвобождению нашего истинного «я», а к его подавлению.

В школе я старалась поддерживать определённый имидж. Я лгала о том, какую слушаю музыку, потому что было «круто» любить AC/DC и Tool, но не Аврил Лавин и J-Pop. Мне было неловко выражать свою любовь к фанфикшну, романтике и другим якобы «девчачьим» интересам из-за страха навлечь на себя презрение. Я никогда открыто не называла себя феминисткой — несмотря на силу своих феминистских убеждений — потому что знала, что, по крайней мере среди моих сверстников, феминизм вызывает негативные ассоциации.

Хотя меня и окружало бесчисленное количество женщин, которые гордились своими интересами и полностью принимали свою сущность, мне было трудно разделять эту гордость. Такие феминистские романы, как «Заколдованная Элла», укрепили во мне мысль о том, что женские качества ценны и значимы, и не ограничиваются какой-либо одной интерпретацией, но только благодаря копанию в глубине души я обрела силу голоса. В зрелом возрасте я развила силу воли, и смогла признать своё внутреннее женоненавистничество и справиться с ним (хотя всегда есть ещё над чем поработать). Вместо того, чтобы поддаться побуждению строить из себя «крутую девчонку», я, наконец, имею смелость сказать: «Романтика — это весьма важный и глубокий жанр литературы, и если вам очень хочется принизить его, я не буду молчать, и докажу, что вы ошибаетесь». В конце концов, сказки — это не просто вымысел – это вид мировоззрения.

Диана Калахан (Diane Callahan)

Диана Каллахан посвящает свои дни работе над литературными произведениями и в качестве писателя, и в качестве редактора. Ее YouTube-канал Quotidian Writer дает практические советы начинающим авторам.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ