Сомнения в авторстве Шекспира — вовсе не теория заговора

Элизабет Уинклер приподнимает завесу тайны «бога ямбического грома»

Подвергать сомнениям авторство Шекспира , то есть утверждать, что не он написал опубликованные под его именем пьесы, сонеты и поэмы — значит наносить болезненный, мучительный, чудовищный удар истории английской литературы.

Шескпироведы, услышав фразу «авторство Шекспира доподлинно не установлено», закатывают глаза, чертыхаются и немедленно лезут в драку. Только заикнитесь об этом в приличном обществе, и кто-нибудь из ученых непременно грохнется в обморок, сраженный наповал неслыханным кощунством, кто-то демонстративно покинет комнату, хлопнув дверью, а кто-то забьется в истерике. Остальные схватят вас и поволокут на плаху, где вас проучат, точнее — научат подобающему поведению. Ибо одна мысль о том, что всеми признанный Творец английской литературы — фальшивый идол — настоящее святотатство.

Смешно, правда? Величайшие писатели и мыслители давно подозревают, что «Шекспир» всего-навсего псевдоним некоего тайного автора. «Меня неотступно преследует мысль, что божественный Уильям — бесподобнейший мистификатор, когда-либо существовавший в нашем мире...» — утверждал Генри Джеймс .

«Все мы прекрасно знаем, сколь мифологичен сам образ Шекспира», — вторил ему Уолт Уитмен . Уолт Уитмен — певец демократии и далеко не сноб, но и он был убежден, что все шекспировские пьесы написал вовсе не Уильям Шекспир.

С ним соглашался и Марк Твен . «До сих пор мы знаем и можем доказать, что Шекспир из Стратфорда-на-Эйвоне за всю жизнь не написал ни единой пьесы, — заявлял он. — Вся остальная часть его великой истории, приукрашенной биографами, построена, слой за слоем, на догадках, умозаключениях, теориях, домыслах — эдакая Эйфелева башня искусственных измышлений, вздымающаяся до небес, но стоящая на очень плоском и очень тонком фундаменте незначительных фактов».

Загадочная личность Шекспира вдохновила Владимира Набокова  на создание небольшой поэмы, названной просто и лаконично «Шекспир» . В ней есть такие строки:

Ты отстранил легко и беспечально

в сухой венок свивающийся лавр

и скрыл навек чудовищный свой гений

под маскою...

Откройся, бог ямбического грома,

стоустый и немыслимый поэт!

Мне кажется, вопрос об авторстве Шекспира можно рассматривать как метафору нашего восприятия истории. В самом деле, насколько наши представления о нашем знании истории действительно соответствуют исторической данности? И кто, в конечном итоге, облечен правом решать, какие именно исторические факты правдивы, а какие нет?

Летом 1964 года вопрос об авторстве Шекспира даже рассматривался в английском суде. Скончавшаяся в том году мисс Эвелин Мэй Хопкинс завещала треть своего состояния обществу поклонников Фрэнсиса Бэкона  с условием, что они отыщут оригинальные рукописи шекспировских пьес и докажут, что эти рукописи принадлежат перу Фрэнсиса Бэкона, философа, государственного деятеля и советника Елизаветы I. Разумеется, наследники мисс Эвелин взроптали и, не желая делиться богатством, подали на общество поклонников Бэкона в суд, требуя признать завещание Эвелин Хопкинс недействительным на основании того, что поиски оригиналов рукописей свидетельствуют о невменяемости покойной. В надежде упрочить свои позиции, они обратились к ученым экспертам, которые должны были убедительно доказать всю сумасбродность подобной затеи.

«Ближайшие родственники покойной утверждают, что поиски оригиналов рукописей равносильны поискам иголки в стоге сена, — заметил в своей речи достопочтенный Ричард Уилберфорс, судья Его Величества Высокого суда правосудия, — однако поиск иголки в стоге сена при удачном стечении обстоятельств вполне может увенчаться успехом. Никто не знает, где он найдет, а где потеряет. Достаточно вспомнить удивительное открытие Синайского кодекса, или гробницы Тутанхамона, или Свитков мертвого моря». Уилберфорс был невозмутимым и педантичным англичанином до мозга костей. Окончив в Оксфорде факультет классических языков и литературы, он величественно и неспешно восходил по карьерной лестнице британской юриспруденции, пока не стал лордом-законником в Палате лордов и тайным советником в Его Величества Почтеннейшем Тайном Совете. Изучив представленные ему материалы, он подытожил: «На сегодняшний день историки и литературоведы, изучающие шестнадцатый-семнадцатый века, единодушно или почти единодушно придерживаются устоявшегося мнение, что обсуждаемые пьесы написаны Уильямом Шекспиром, актером».

«Однако, — продолжал Уилберфорс, — доказательства того, что все эти пьесы действительно написал Шекспир, довольно шатки и в основе своей зиждятся на первом собрании пьес Шекспира, выпущенном четыреста лет назад в 1623 году, а также на том, что, как нам известно, маститые ученые и писатели того времени не возражали ни против данной публикации, ни против ее авторства. Однако, отдавая дань традициям, мы не должны закрывать глаза на некоторое несоответствие фактов».

С последним утверждение трудно не согласиться. Так, например, Уильям Шекспир оставил завещание, в котором скрупулезно перечислил всё принадлежавшее ему имущество, но ни словом не упомянул ни о стихотворениях, ни о пьесах. А ведь при жизни он удостоился публикации только половины своих произведений. Неужели ему было всё равно, что станется с его творческим наследием? Почему он обошел молчанием написанные им четыре поэмы и сто пятьдесят четыре сонета? «Мы должны признать, что интенсивные поиски истины, проведенные учеными девятнадцатого века, только обострили проблему авторства шекспировских пьес, тем самым поставив нас перед почти неразрешимым вопросом», — резюмировал судья.

Затем Ричард Уилберфорс приступил к опросу экспертов. Большинство из них, как и Кеннет Мьюр, профессор английской литературы и преподаватель кафедры имени короля Альфреда университета Ливерпуля, встали на сторону наследников, затаивших обеду на мисс Хопкинс, и заявили, что Бэкон «никоим образом» не мог являться сочинителем шекспировских пьес.

Лишь Хью Тревор-Ропер, профессор новейшей истории в Оксфордском университете, не совсем согласился с доводами коллег, знатоков английской литературы, и осторожно указал, что, по его мнению, «справедливости ради не следует занимать столь безапелляционную позицию». «Я убежден, — промолвил профессор Тревор-Ропер, — что Фрэнсис Бэкон не сочинял пьес под псевдонимом «Шекспир», однако у меня нет и веских доказательств существования Шекспира-драматурга. Все наши доказательства основаны на вере и сложившейся практике, и любое сенсационное открытие может не оставить от них камня на камне. К сожалению, на творчество Шекспира наше профессиональное сообщество смотрит зашоренными глазами и подавляет в зародыше всякое вольнодумство. А потому я считаю, что вопрос об авторстве Шекспира остается открытым».

Судья Уилберфорс придерживался такого же мнения. Да, вопрос остается открытым, признал он. Доказательств существования Шекспира-драматурга недостаточно, и тайна его пьес до сих пор покрыта завесой мрака. Ученым свойственно ошибаться. И даже если Фрэнсис Бэкон не является сочинителем спорных пьес, со дня на день могут объявиться новые претенденты, притязающие на их авторство.

В любом случае рукописи Шекспира не обнаружены, напомнил Уилберфорс, и если их всё-таки найдут, в «мире литературы свершится исторический переворот». Свою речь судья закончил фразой, повергшей наследников мисс Хопкинс в беспросветное уныние. «Только когда свершится этот переворот, — провозгласил Ричард Уилберфорс, — мы, к нашей вящей радости, поставим окончательную точку в вопросе об авторстве пьес».

Завещание мисс Хопкинс осталось в силе.

Судебный процесс 1964 года не ответил прямо на вопрос — писал или не писал Шекспир свои пьесы — однако затронул важную проблему борьбы новых знаний с укоренившимися традициями. В самом деле, если доказательства, предъявленные маститыми учеными в поддержку возмущенных наследников, выглядели не особо убедительными, то, возможно, зерно истины содержалось как раз в еретических предположениях не-специалистов?

Мысль о том, что профессиональное сообщество подавляет свободомыслие, а еретические предположения не всегда ошибочны, красной нитью проходит по всей истории знаний. Групповое мышление и вытекающие из него конформизм, предвзятость и косность — проклятия любого тесного научного сообщества — приводят к отторжению революционных теорий, грозящих низвергнуть с пьедесталов одряхлевших кумиров, и разжигают непримиримую борьбу между архаикой и современностью. Судебный процесс 1964 года, сбив спесь с научных светил, выступивших в качестве обычных свидетелей, доказал предвзятость и пристрастность академических умов и наглядно продемонстрировал, что любое кажущееся истиной утверждение можно и нужно подвергать сомнениям.

*

В 20-х годах нашего столетия сама фраза «экспертное мнение» заиграла новыми красками. Недавно отгремевшая пандемия, отрицавшие ее антипрививочники и прочие непроходимые идиоты заставили нас внимательнее прислушаться к экспертному мнению и довериться высказываниям профессионалов. Правда, и профессионалы оказались не застрахованы от огрехов. Помните, как долго — почти полвека! — научное сообщество отвергало теорию Альфреда Вегенера о дрейфе материков или отказывалось признавать связь Томаса Джефферсона и его рабыни Салли Хемингс, пока ДНК-тест не доказал, что именно он является отцом всех ее детей.

Увы, академические круги сплошь и рядом подвержены групповому мышлению, этому психологическому феномену, приводящему к некорректному или нерациональному принятию решений внутри группы. У членов группы отсутствует критическая оценка, к тому же они агрессивно пресекают любые мнения, идущие вразрез с отстаиваемой ими доктриной. Они крепко держатся друг за друга, они консервативны и непробиваемы. Именно в консерватизме они черпают силу. По-разному интерпретируя творчество Шекспира, они, однако, придерживаются фундаментального набора взглядов на его авторство и несокрушимо верят в апробированные и одобренные большинством теории.

Только наедине с собой, укрывшись в спасительных четырех стенах, шекспировед может дать волю сомнениям. «Да, вполне допустимо, что «Шекспир» — это псевдонимом, за которым скрывался Бэкон, Марло , Генри Невилл или творческое объединение Оксфордских литераторов, решивших посмеяться над публикой», — написал мне профессор одного из университетов Лиги плюща.

Как выяснилось из дальнейшей переписки, профессор хоть и ставил авторство Шекспира под сомнение, вовсе не горел желанием доискиваться до правды. «Какое нам дело, кем был Шекспир, — объяснял он. — Нам с пьесами-то до сих пор не разобраться, не то что с их автором!» Я резонно возразила ему: «Возможно, знай мы больше об авторе, мы бы лучше поняли и его пьесы».

Загадка Шекспира постоянно сбивала ученых с толку. «Его глубочайшие познания в истории и философии поражают его биографов, — замечал известный литературовед сэр Эдмунд Керчевер Чамберс. — Смешно утверждать, что Шекспир приобрел эти знания в грамматической школе Стратфорда, которую он посещал от силы несколько лет». Другие исследователи наоборот принижали эрудицию Барда. Так, Альфред Харбидж, профессор Гарварда, заявлял, что «пьесы Шекспира притязают на ученость лишь в глазах плохо образованной публики».

Однако именно эти пьесы заставляли и до сих пор заставляют профессоров строчить научные трактаты по произведениям Шекспира. И несть им числа: «Шекспир и юридическая практика», «Шекспир и медицина», «Шекспир и вопросы богословия», «Шекспир и астрономия», «Шекспир и музыка», «Шекспир и Италия», «Шекспир и французский язык»... «Талантливый автор впитывает информацию из воздуха», — внушал читателям Альфред Харбидж, развивая теорию обучения по принципу осмоса. А биограф Шекспира Сэмюэль Шенбаум , чтобы снять все вопросы, и вовсе назвал великого Барда «сверхчеловеком». Но и это определение ничего толком не объяснило, а лишь заложило новую почву для обсуждений.

Впрочем, именно поэтому мы и любим Шекспира: окутывающая его тайна вызывает в нас трепетное восхищение и делает Шекспира — Шекспиром. Шекспир утоляет нашу страсть и тягу к неизвестному и неизведанному. На Западе в общем и в Британии в частности на Шекспира взирают как на божество. С восемнадцатого века толпы пилигримов стекаются в Стратфорд-на-Эйвоне, чтобы воздать ему почести.

Упасть на колени и поцеловать землю, возможно, давшую жизнь почитаемому им поэту. В благоговении отломить веточку шелковицы и сохранить ее на долгую память. Воспеть Барда в хвалебной оде Бена Джонсона : «О дивный лебедь Эйвона! Как впредь Тебя в привычных водах нам узреть!»

К середине девятнадцатого века научные кафедры английских университетов, сформировав канонический образ Шекспира, бережно и неприкосновенно передали его последующим поколениям ученых.

Наверное, поэтому любые сомнения в авторстве Шекспира воспринимаются как богохульство и приводят чуть ли не к религиозным войнам. И вправду, кому понравятся вероломные посягательства на святыни! Шекспироведы — сея привилегированная каста жрецов и духовников — в священной ярости ополчаются на снобов, заявляющих, что сын перчаточника не мог стать одаренным поэтом. «Разве сын плотника не стал Спасителем человечества?» — возражают они, готовые до последней капли крови защищать своего кумира.

В 2011 году профессор Стэнли Уэллс  заявил прямо: «Копаться в истории и ставить под сомнение личность Уильяма Шекспира, уроженца Стратфорд-на-Эйвоне, — безнравственно и аморально!» Аморально «копаться в истории», когда исследования и изыскания составляют самую суть исторической дисциплины! Вместо того, чтобы приводить аргументированные доказательства, ученые-шекспироведы воспринимают новые теории об авторстве Шекспира как личное оскорбление и отказываются дискутировать на эту тему. Однажды я общалась с известными шекспироведами, и они не смогли мне внятно объяснить, почему Шекспир не мог быть тем поэтом, которым, как считается, он был, просто потому, что ни один из этих ученых не был знаком с новейшими концепциями и мировоззрениями.

Странно, но многие ученые точно также напрочь отрицают идею вымышленности имени «Шекспир». История литературы знала немало творческих личностей, скрывавших свои имена. Особенно богата такими личностями эпоха Ренессанса. Кто-то, например, творил под анаграммами. Здесь достаточно вспомнить английского поэта и писателя Николаса Бретона и его «Салокина Требона». Кто-то прикрывался звучными именами древних, например, Демокрита, надеясь, что звучное имя позволит им более свободно и независимо выражать крамольные мысли.

А кому-то, как анонимному автору, известному под псевдонимом «Мартин Марпрелат» и критиковавшему англиканскую церковь, приходилось скрывать свое имя не ради творческого эпатажа, а ради сохранения жизни. Сатирики и памфлетисты выдумывали себе говорящие прозвища — «Саймон-острый-нож» или «Томас-правдолюб». А некоторые приписывали свои работы другим людям, своим современникам. По мнению Марси Норт подобная маскировка, довольно популярная и успешная в эпоху Нового времени, позволяла авторам, не раскрывая собственных личностей, создавать узнаваемый и притягательный образ.

Загадка авторства Величайшего Мэтра привлекает внимание историков, социологов, психологов, физиков, философов, юристов и судей Верховного суда. «Академические круги совершают ошибку, не желая признавать налет мистической тайны вокруг имени Шекспира, — сетовал Мортимер Адлер , профессор философии Чикагского университета. — Они принесли бы неизмеримо большую пользу и образовательному процессу, и литературе в целом, если бы открыто поставили вопрос об авторстве шекспировских пьес перед своими студентами и иными интересующимися данной проблемой людьми».

Мортимера Адлера поддерживал и член Верховного суда Джон Пол Стивенс. «Был или не был Шекспир автором пьес — вот в чём вопрос, и ответ на него находится вне пределов логических объяснений». К сожалению, шекспироведы редко увлечены поисками ответов. Но времена меняются. В Йоркском университете Канады Дон Рубин, профессор отделения свободных искусств, учредил курс по вопросам авторства. Его коллеги в Британии поначалу презрительно морщили носы, но когда узнали, что от желающих записаться на курс нет отбоя, открыли в 2018 году в Лондонском университете онлайн-курс «Кто создатель шекспировских пьес?»

Дискуссии о прошлом — основа академических свобод и демократии. Нет ничего страшного или аморального в том, чтобы подвергать сомнениям авторство Шекспира. Наоборот — смятения, сомнения, тайны и мистицизм в духе самого Уильяма-Барда. Его пьесы подчас совсем не то, чем кажутся на первый взгляд: они полны загадок, скрытых смыслов, подтекстов, неожиданных поворотов сюжета, мистификаций, переодеваний героев и ошибочных идентификаций. Для неутомимых искателей истины личность Шекспира сама по себе потрясающая драма, не нашедшая пока что для своего описания достойного автора.

Элизабет Уинклер (Elizabeth Winkler)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ