Зеркало Еиналеж: про Смерть, Гарри Поттера и перечитывание детских историй

Автор: Хейли Свонсон

Я была знакома с Моникой 20 лет, когда ее сестра погибла – авария, мотоциклист скрылся с места преступления. Мы провели наше детство в крошечном городке в заливе Сан-Франциско. Я уехала оттуда в 14 и приезжала погостить лишь дважды.

А в промежутках между нашими встречами Моника и я посылали друг другу видео, старательно укладываясь в трехминутный лимит. Она рассказывала мне, как переехала обратно к родителям, о помолвке нашей общей подруги, о том, как закончила альма-матер сестры. Я говорила ей про Нью-Йорк, мою работу в издательстве, о том, что это утомляло меня настолько, что я начала пересматривать книги нашего детства: «Аня из Зеленых Мезонинов» , «Излом времени» , «Призрачная будка» .

А потом однажды днем я пропустила звонок от Моники.

«Что такое? Что такое? Что такое?» – затараторила я, когда она начала плакать. Она сказала, что ее сестра умерла. Я помню, что видела себя саму откуда-то сверху, гадая, сказала ли она «моя сестра» вместо «Мэри», потому что хотела отстраниться от этого, или из предосторожности, вдруг я забыла имя Мэри.

Я купила билет на самолет на день похорон. И пообещала Монике присылать видео каждое утро – до момента нашей встречи, без обязательного ответа с ее стороны. Три минуты постоянной поддержки – казалось, это все, что я могу предложить ей, находясь на противоположном побережье. Послания из Бруклина, как я называла их, описывали самые разные события: вот в 2 часа ночи меня разбудила песня “Crazy in Love” за окном, вот проехала пожарная машина – то, что, как мне казалось, отличалось от ее жизни в пригороде – той жизни, что мы делили раньше. «А также я перечитываю книги о Гарри Поттере », – сообщала я.

«Я читаю их детишкам, с которыми нянчусь», – отвечала она.

Моника и я познакомились с книгами о Гарри Поттере одинаково: во втором классе учительница зачитывала вслух первую часть во время ланча. Она была вынуждена прекратить, когда вредная монахиня, назначенная в нашу католическую школу, объявила книги запрещенными – якобы из-за ереси.

Сейчас, 18 лет спустя, мы вновь встретились с малышом со шрамом в виде молнии на лбу – подкидышем, оставленным на пороге дома в Суррее, Англия. Мы уже знали эту историю, но для бумажных листов не существовало разницы между нами и теми, кто открывал книгу впервые. Мэри была мертва, Моника и я – на разных побережьях, а история оставалась все той же.

По видео мы обсуждали сюжетные намеки, которые, по заверениям Моники, Роулинг заранее оставила в первых книгах. Я не соглашалась. Повествование было слишком разветвленным, наверняка Роулинг обращалась к первым трем книгам в процессе написания четвертой. Я ссылалась на то, что Рон – лучший друг Гарри – часто описывался держащим свою любимицу крысу, которая, как выяснилось в третьей книге, вовсе никакая не крыса, а превратившийся в нее человек. В первой книге Гарри спрашивает себя, может ли строгий профессор читать его мысли. А в пятой, как напомнила мне Моника, тот же самый профессор станет обучать Гарри искусству Окклюменции – умению проникать в чужой разум и защищаться от попыток вторжения в твой собственный.

В первый раз Моника запнулась во время представления персонажа, который должен был умереть в последней части. А потом и вовсе бросила читать, когда Гарри нашел волшебное зеркало – зеркало Еиналеж, которое показывает смотрящемуся в него самые сокровенные желания. Гарри увидел своих погибших родителей. Моника точно знала, что увидела бы Мэри.

Возможно, потому что этот мир казался нам настолько же знакомым, как наши собственные жизни, мы не заметили, что Гарри, на самом деле, изменился. Из царства нашего общего детства, в котором обитал ранее, он переместился в обитель горя, в котором уединилась Моника.

Оставаясь лучшими друзьями, Гарри и Рон – очень разные. У Рона есть и отец, и мать, а также куча братьев и сестра, он борется с обычными подростковыми бедами: боязнью неудач и страхом быть не таким. Поэтому, когда Гарри выдергивает Рона из кровати и тащит к зеркалу, Рон не видит в нем погибших родителей Гарри. Он не видит ничего, что бы потерял, но, напротив, видит цели, которых мечтает достичь: победить в магическом спорте, стать старостой школы.

Долгое время Моника и я видели схожие с отражениями Рона вещи: вехи, которых мы хотели бы достичь, но пока еще не успели. Со временем старшую школу сменил колледж, а колледж сменила взрослая жизнь, но наши планы оставались амбициозными: образование, работа, любимый человек.

Но когда Мэри погибла, так и не достигнутые Моникой цели отошли на второй план. Теперь она больше всего желала того, что утратила. Ее изменившиеся мечты столь разительно отличались от моих, что мы больше не могли закрывать глаза на нашу 12-летнюю разлуку, и трехминутным видео было не под силу залатать возникшую пропасть – мы становились слишком разными. Я оставалась просто Роном – лучшим другом того, кто узнал смерть так близко, как мне не довелось. Я могла лишь оставаться рядом с ней во мраке.

После похорон Мэри я проехала мимо своего прежнего дома. Узкий переулок навевал мысли о детских книжках, в которых я не так давно нашла убежище: дикая яблоня, на которую я взбиралась, прижимая к себе увесистую библиотечную книгу «Ани из Зеленых Мезонинов» (все восемь томов в одном); почтовый ящик, в который я бросила письмо для Мэдлен Л'Англ (и она ответила мне); вот я сижу на коленях мамы, и она тщательно выговаривает «додекаэдр» – слово из книги «Призрачная будка»; а вот я рыдаю в одиночестве в своей комнате из-за смерти директора школы в Гарри Поттере.

Я провела 12 лет в уверенности, что этот дом – часть истории, которая ушла. Сродни тому, как уходит умерший человек – безвозвратно. И только когда я, будучи уже взрослой, приехала на похороны, осознала, что всегда могу купить билет на самолет, забронировать здесь жилье через Airbnbs – точно так же, как я делаю это для других поездок. Монике и мне нужен был хорошо знакомый мир Гарри Поттера, чтобы преодолеть разделившую нас пропасть, пропасть наших сокровенных желаний, различных по сути (получить новое – вернуть утраченное), но схожих в своей недостижимости. Что ушло – мой дом детства, наша детская дружба, ее сестра – ушло навеки. Вместо них – только воспоминания, места, где мы не можем задерживаться надолго.

Несколько месяцев спустя Моника приехала в Нью-Йорк. Однажды мы ужинали с моей подругой, которая рассказала Монике, что родом из Огайо. А далее последовал язвительный комментарий о том, что Нью-Йорк – гораздо интересней, чем Средний Запад (регион, к которому относится Огайо – прим. пер.). На что Моника ответила: «Да, но это твой дом. Вот в чем его прелесть».

Наши потери перерождаются, они меняются – как и все истории, как сама жизнь. С детскими книгами и друзьями детства происходит то же самое: дома, куда мы всегда можем заглянуть, приятели, которых мы поднимаем с постели, чтобы они постояли рядом с нами в темноте – в ожидании лучика света.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ