Как Рамона Квимби сделала меня смелым

Мы не знали, что он умер, когда зашли в комнату, но на то, чтобы это подтвердить, у нас не ушло много времени.

6 ноября 1991 года.

Я был кудрявым детсадовцем, который полагал, что его дедушка будет жить вечно. Я ошибался.

Стоя на пороге спальни бабушки и дедушки в тот день, я смотрел, как руки парамедика парили над грудью дедушки как пчела, которая боялась приземлиться. Наконец, он нашел свою цель, ударив изо всех сил в сердце моего дедушки в поступке, который выглядел скорее смертоносным, чем спасительным.

До этого момента смерть казалась гипотетической – чем-то, что могло случиться, но которая не обязательно должна была случаться. Пока ты ел свои овощи и пристегивал ремень безопасности, ты был благословлен вечной жизнью.

Но смерть моего дедушки противоречила данной мысли.

В своем первом экзистенциальном ропоте я удивлялся: «Зачем возиться с брокколи, если мы все равно умрем?»

Я не озвучивал это мнение, потому что тогда я много чего не выражал. С самого начала я был относительно тихим ребенком, однако я стал аномально молчаливым после первой моей встречи со смертью. Несколько дней я боролся с тем, чтобы набраться храбрости просто поздороваться с моими учителем, водителем автобуса или друзьями. Даже попугаи вели беседы дольше, чем я.

Мое нежелание разговаривать никогда не казалось проблемой, до тех пор, пока оно внезапно не стало ею. Моя начальная школа проинформировала моих родителей, что я не перейду из детского сада в первый класс наравне с моими сверстниками. Вместо этого мое безмолвие забронировало мне место в чистилище длиною в год, под названием «Готовность к чтению» – не имеющем точного определения, всеобъемлющем классе для тех из нас, кто был еще не готов эмоционально или академически.

Я не возражал. В конце концов, именно там, на ковре классной комнаты мисс Фляйгер, я познакомился с персонажем по имени Рамона Квимби.

Я и она быстро стали друзьями, хотя мы были странной парочкой: она была открытой, непокорной и ее не существовало, в то время как я был послушным тихоней, который осознавал свою собственную смертность с ужасом.

В течение последующих лет книги о Рамоне Беверли Клири стали моими священными текстами. Я обращался к ним в тяжелые времена, оставляя разрушенные дороги реального мира в пользу ровных тротуаров улицы Кликитат Рамоны Квимби.

Ах, улица Кликитат! Само название звучало как убежище. Клири однажды сказала, что она выбрала его, потому что оно уловило суть «звука вязальных спиц». Но для нас, из другого города, улица была чем-то большим: это был живой памятник детству, залитый солнцем и обсаженный деревьями. Вышедшим из-под контроля пейзажем с молочниками, доставками газет и маленькими красными тележками.

Величайшей трагедией, случавшейся когда-либо на улице Кликитат, стала смерть кота Квимби, который умер по естественным причинам. Это была потеря, которую я мог преодолеть. Та, которой потребовалась лишь минута молчания.

Когда Беверли Клири умерла 25 марта 2021 года в возрасте 104 лет, моей первой мыслью было: «Каким образом она была еще живой?»

Казалось непостижимым, что женщина, родившаяся во времена администрации президента Уилсона, только что покинула нас. Я приписывал долголетие Клири овощной диете и регулярному использованию ремня безопасности в машинах. Она прожила столько же, сколько тринадцать 8-летних Рамон вместе; потрясающе долгую жизнь, в течение которой она продала более 91 миллиона копий своих книг.

Это невероятно много Рамоны Квимби, чья пылкая искренность проложила путь поколениям юных читателей неистово жить. Главным образом исполненная отвагой, чем самообладанием, Рамона Квимби ворвалась в комнату как парад Марди Гра, возвещая о неприятностях, куда бы она ни пошла. Но это никогда не было настоящими проблемами, только злоключениями девочки, пытающейся разобраться в своем мире. Ее жизнь была лабораторией, в которой такие же дети, как я, могли проводить свои эксперименты. Какими будут последствия, если разобьешь яйцо на своей голове? Или запрешь собаку в ванной комнате? Или изрисуешь библиотечную книгу? У Рамоны были ответы на все эти вопросы.

Однако, Рамона Квимби терпела происходящее не из-за того, что она наделала, а из-за того, что она чувствовала, занимаясь проделками. Беверли Клири было 8 лет в 1924 году, и она каким-то образом не забыла беспокойства того возраста. Она подключилась к этому смятению, поощряя Рамону пойти по той дорожке, которая не всегда вела к счастливому концу. Чем больше вы читали, тем больше вы осознавали, что на улице Кликитат не везде были ровные дорожки.

Однажды, когда мне было около 7 лет, я допоздна зачитался книгой «Рамона Храбрая» . Рамона тоже оставалась допоздна, беспокоясь о позднем возвращении своего отца из боулинга. Держа книгу в руке, я переворачивал страницы как можно быстрее, отчаянно пытаясь дать ей небольшое облегчение. Той ночью Рамона помолилась, «затем повторила», написала Клири, «на случай, если Бог не расслышал с первого раза».

Я не мог говорить за Бога, но я точно слушал ее, и крикнул бедной Рамоне, застрявшей на странице.

«Твой папа будет в порядке, – обещал я ей. – В таких книгах, как твоя, с папами всегда все в порядке».

Несколько страниц спустя Рамона услышала громыхание машины своего отца, сопровождаемое скрипом двери, а затем звуком включения термостата.

Найдя дочь все еще не спящей, мистер Квимби строго (но не слишком грозно) сказал Рамоне идти спать. Что она и сделала, теперь, когда она могла.

Для меня величайшим актом храбрости Рамоны являлось то, что она не боялась быть испуганной: урок, который я только начинал проходить сам.

«Что я говорил тебе, Рамона? – прошептал я. – Разве я не говорил, что он вернется?»

Улыбаясь, я положил книгу на прикроватный столик и выключил свет.

Слишком долго, мое сердце казалось мне слишком маленьким, чтобы вынести потерю человека, который больше никогда не вернется.

Но мое сердце теперь стало больше, а я был взрослее.

И груз становился легче с каждым словом.

Б. Дж. Холларс (B.J. Hollars)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ