Роберт Харрис: «Обычно мой метод заключается в том, чтобы начать книгу 15 января и закончить 15 июня»

Роберт Харрис – автор 14 романов, включая бестселлер Фатерланд , трилогию Цицерона и «Энигму» , а также он написал сценарии к фильмам на основе своих книг «Призрак» (The Ghost), что вышли под названиями «Писатель-призрак» (The Ghost Writer) и «Офицер и шпион» (An Officer and a Spy). Его последняя книга «Фау-2», рассказанная от двух лиц, связана с ракетными разработками Вернера фон Брауна, после того, когда поменялась ситуация во Второй мировой войне. Доктор Руди Граф – немецкий ученый, занимающийся ракетами, но имеет множество конфликтов на работе, и беспокоится по поводу наблюдений со стороны своих начальников. Кэй Кэтон-Уэлш, член женских вспомогательных военно-воздушных сил – хладнокровная женщина-аналитик, которая работает сначала в Англии, а затем в Бельгии, и занимается поисками секретных баз запусков Фау-2. Харрис в прошлом был журналистом, а потом работал политическим редактором журнала The Observer. Сейчас он живет в Беркшире вместе со своей женой и имеет четырех детей.

Ваши романы всегда очень разные. Как вы находите такие темы, как эта?

Плана никакого нет, я просто думаю изо дня в день, и что-то появляется на свет. В случае с «Фау-2» все началось с некролога в Times пять-шесть лет назад, рассказывающего о женщине, которая должна была предсказать траекторию ракет в заново освобожденной Бельгии. Я подумал, что она будет интересным персонажем, но не более того, Брексит вдохновил меня на создание истории, как ни странно. Идея, что одна европейская сила оккупирует другую, чтобы запустить баллистические ракеты в третью, завлекла так, что я чувствовал восторг. Но в конце сюжета я чувствовал себя опустошенным.

Как вы выбираете, на каких персонажей сделаете акцент в ваших историях?

Имейте персонажа, который вам интересен и которым заинтересуется ваш читатель, и пусть что-то интересное произойдет с ним в мире, который вы придумали. Это то, как вы начинаете свой роман. Сейчас события, которыми я интересуюсь, – политические моменты и универсальность таких импульсов: от Рима Цицерона до Франции, России и Германии 19-го века, где-то еще – стремление к власти везде одинаково. Большинство моих героев – периферийные персонажи: писатель-призрак, секретарь – люди, что наблюдают за властью.

Ни у немецких ученых-ракетчиков, ни у британских шпионов нет особого успеха…

Я прочел книгу Эйлин Янгхасбэнд, которая была одной из тех, кто занимался поиском ракетных баз. Она утверждала, что под конец их первой смены обнаружили две базы, что были уничтожены Королевскими воздушными силами, а затем их операции помогли одолеть Фау-2. Теперь потребовалось не больше получаса исследований, чтобы обнаружить то, что ни одна из точек запуска не была поражена. Я подумал, что книга, которую я собираюсь написать, относится к чему-то другому, а именно истории о бесполезности, и более интересной, чем кажется на первый взгляд. Фау-2 была провалом и стала причиной ужаса и разочарования, но и примером большой растраты денег за все время действия войны.

Карантин поменял атмосферу того, как вы пишете?

Обычно мой писательский метод складывается следующим образом: начать книгу 15-го января и закончить 15 июня или около того. Я – журналист старой закалки, которому нужно своего рода давление. Поэтому карантин сократил этот путь, и мне стало тяжело во время работы над этой книгой. Через годы я осознал то, что большая часть написанных мной произведений созданы в подсознании. Чтобы стимулировать такое состояние, надо расслабиться: увидеть друзей, погулять, пойти в театр. Когда вы не можете сделать это, ваш разум начинает работать в очень странном режиме. Я не могу работать больше трех и четырех часов в день, и я останавливался около полудня. Это то состояние, которое Стивен Кинг назвал «мальчики в подвале» – подсознание, что невозможно вызвать во время карантина. Я думаю, это дало книге некий привкус – произведение чистое, в некой степени безвоздушное.

Вы бы хотели быть политическим редактором сегодня? Что поменялось в политической среде с тех пор, как вы были там?

Сегодня я осознал, что всегда был скорее писателем, который зарабатывает деньги журналистикой, чем журналистом, что однажды написал роман. Поэтому я не хотел бы стать политическим редактором снова, но благодарен за опыт и материал. И это дало толчок для создания произведений, где бы действие ни происходило, будь то античный Рим или Франция 19-го века.

Что больше всего изменилось – я приношу извинения, это звучит грубо, – так это качество политиков. Например, мне доводилось хорошо знать Роя Дженкинса, но никто не рассказал мне, что Прити Патель – адекватная замена ему. Огромная картина политиков всегда привлекательна, но, будучи изо дня в день в Вестминстере, особенно посмотрев на качество речей и дебатов, возможно, вызовет сомнения в непоколебимости нашей истории. Поэтому я рад быть вне всего этого.

По чему вы скучали больше всего во время карантина?

У меня двое детей здесь, и еще двое – далеко, и по ним я скучал, а также по ресторанам и пабам. Ситуация напоминала клаустрофобию, но я много смотрел телевизор и мечтал об ярких вещах. Сегодня я понял, что не делал ничего, время проходило очень быстро и мысли обретали зловещий характер. Господь Бог знает, каково быть в тюрьме, но я могу начать представлять себе ночи, полные страшных видений.

Какие книги на вашем столе возле кровати?

Я пишу роман об английской Гражданской войне, поэтому читаю дневник Пипса и речи Оливера Кромвеля, а также письма Карлайла.

Какую последнюю великую книгу вы прочли?

Это выглядит нечестным, но я получил удовольствие от дневников Чипса Ченнона, нового первого тома. Большую радость мне приносят опыт чтение дневников и писем. История не отфильтрована и не просачивается через воображение историка, а дневники Чипса Ченнона воссоздают атмосферу некоего сегмента общества в 20-х и 30-х годах с большой яркостью.

Как вы расставляете книги на ваших полках?

Я сижу здесь с биографиями. Литературные биографии и история – в холле. Военная история и нацисты – на месте вне спальни, и представляют собой зловещую стену, но они заплатили за этот дом. Художественная литература находится в гостиной и в нашей спальне. Нет смысла иметь слишком много книг, если вы не можете более или менее найти что-то, когда хотите почитать, поэтому они расставлены по разделам в алфавитном порядке.

Какую бы книгу вы дали двенадцатилетнему человеку?

Когда я был молодым, то моими книгами были только произведения «Просто Уильям» (Just William), Шерлок Холмс и Г.Д. Уэллс. Первой настоящей книгой, которую я прочел, были «Большие надежды» . Мне было около 12 лет, и я думал, что это чудесная книга, поэтому я рекомендую ее.

Алекс Престон (Alex Preston)
Перевод: Андрей Широков

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ