Если читать «Крестного отца» Марио Пьюзо как иммигрантскую историю...

Внутри классического криминального романа Пьюзо — история трудностей поколения и горести ассимиляции

Великолепие языка, мастерство рассказчика, народные легенды из жизни американской мафии... Крестный отец читается как путешествие по подземному миру с Марио Пьюзо в роли самого Вергилия.

«Крестный отец» является классикой сам по себе. Но открывает нам еще один жанр: жанр иммигрантской истории. Вито Корлеоне — тот самый иммигрант, который работает круглосуточно на любой, даже самой грязной работе, лишь бы обосноваться на своей новой земле, в то время как его сын, имея куда больше привилегий и образования, стремится добиться успеха уже как местный житель. Майкл Корлеоне мечтает об ассимиляции. Он женится на изящной красавице-протестантке, чья семья живет в Новой Англии, в районе Мэйфлауэр. Он носит форму армии США. Он непреклонно верит в то, что «его дети вырастут в другом мире. Они будут врачами, художниками, учеными. Губернаторами. Президентами. Кем угодно».

Естественно, эти стремления вступают в противоречие с настойчивостью традиций, которые вдохновляли поколение отцов-основателей. Дон Корлеоне, его жена и их сверстники живут в Америке, но они не отсюда. Они по-прежнему считают себя итальянцами. Люди старого поколения испытывают боль потери, видя, как эта новая страна поглощает их детей.

Поскольку они — клан преступный, то эта ностальгия и уважение к обычаям выражаются нетрадиционными способами. Питер Клеменца наблюдает, как Сонни тренируется драться: «Сонни потерял интерес к простой итальянской веревке, он был уже слишком американизирован — предпочитал прямую, безличную англосаксонскую пушку, что опечалило Клеменца». Здесь явно звучит универсальный голос поколения иммигрантов, обеспокоенных тем, что старые обычаи будут забыты.

И это далеко не единственный поворот в традиционной иммигрантской истории. В американской популярной культуре роль иммигранта состоит в том, чтобы любить и наслаждаться своей новой страной, с энтузиазмом относиться к ее ценностям, прикладывать руку к сердцу, благодарно глядя на американский флаг, со слезами на глазах клясться ему в верности.

Дон Корлеоне отказывается следовать этому сценарию. Напротив, он не уважает Америку и активно пренебрегает ею. В одном поразительном отрывке Пьюзо рассказывает нам, что дон Корлеоне наживался на войне с Гитлером, торгуя на черном рынке. Он помогал молодым людям избежать призыва, советуя принимать наркотики перед медицинским осмотром в армии, гарантируя, что они будут признаны непригодными для службы. Он был одновременно удивлен и взбешен, узнав, что люди, находившиеся под крылом его покровительства, добровольно облачились в униформу и служат Америке. «Эта страна хорошо ко мне относилась», — говорит один из них своему капореджиме (в терминологии итало-американской мафии — представитель одной из высших «ступеней» в криминальной иерархии — прим.пер.). Дон потрясен: «А я хорошо относился к нему», — таков его ответ.

Дон Вито Корлеоне.
Иллюстратор Роберт Картер

Должно быть, Пьюзо, сыну итальянских иммигрантов, потребовалось определенное мужество, чтобы показать свою общину в таком неприглядном свете, весьма далеком от прообраза, который благодарно крестит свое сердце при виде Статуи Свободы. И словно во искупление грехов отца, Майкл вступает в армию и участвует в военных действиях, так же, как и сам Пьюзо. Может показаться, что Корлеоне являются воплощением американских ценностей, если не самой американской мечты. Ведь они делают состояние упорным трудом, решимостью и трудолюбием. И они всегда ставят семью на первое место.

Тем не менее, факт, что Корлеоне-старший не хочет вписываться в Америку или быть принятым ею, хотя его младший сын стремится и к тому, и к другому. Во всяком случае, Вито Корлеоне считает, что представляет высший моральный порядок. Выросший на Сицилии, где полиция связана с жестокой и деспотической властью «баронов-землевладельцев и князей католической церкви», он и тут развивает «презрение к власти и законному правительству». Майкл так объясняет Кей своего отца:

Он не принимает правила общества, в котором мы живем, потому что эти правила обрекли бы его на жизнь, не подходящую для такого человека, как он — человека необычайной силы и характера... Он руководствуется этическим кодексом, который, по его мнению, намного превосходит правовые структуры общества.

Достижение Пьюзо в том, что мы не только понимаем это о Вито Корлеоне — мы соглашаемся с ним. Мы сочувствуем гробовщику Бонасере в его бессильной ярости, когда суд и закон позволяют двум юношам, избившим его дочь, выйти на свободу. Мы радуемся, когда дон Корлеоне вершит правосудие, в котором отказала система. Мы чувствуем тот же импульс, когда Майкл заставляет своего шурина Карло Рицци расплачиваться за собственную жестокость и слабость…

Мы замечаем, что киваем, когда Майкл настаивает на том, что его отец — это не «сумасшедший гангстер с пулеметом», которого представляла Кей (и читатель), а кто-то со своим собственным, даже достойным восхищения «кодексом этики». Фундамент нашего восприятия закладывается, когда мы узнаем о начале карьеры Вито как своего рода местном Робине Гуде. Он защищал бедных и обиженных от мстительных землевладельцев и бандитов, собирая «добрые дела, как банкир накапливает ценные бумаги». Есть и другие намеки на благородство: мы узнаем, что никто никогда не видел Дона «в неконтролируемой ярости» или слепо рассылающим угрозы. Он никогда не бил своих детей. Небольшой, но впечатляющий момент: он никогда официально не усыновлял Тома Хагена, хотя ирландец вырос в доме Корлеоне. Майкл объяснил это так: «Мой отец сказал, что было бы неуважительно, если бы Том сменил свое имя... Неуважительно по отношению к его родителям».

Именно это делает «Крестного отца» таким необычным и завершенным романом. Читатель начинает верить в моральную атмосферу, где босс мафии, отнявший много жизней, одновременно является высоконравственным человеком. Эта атмосфера гарантирует, что «Крестный отец» — это нечто большее, чем блокбастер, хотя в каждой его строке есть все достоинства этого жанра. Это роман неожиданных оттенков, классическая легенда Америки двадцатого века об отцах и сыновьях, о похоти, богатстве, амбициях, которую будут читать до тех пор, пока люди будут очарованы семьей и властью. То есть всегда.

Джонатан Фридланд (Jonathan Freedland)

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ