Рецензии на книги — Герта Мюллер

Не могу назвать это немецкой депрессухой, скорее уж румынской. По месту рождения Герты Мюллер, так сказать. Книга напомнила мне артхаусное румынское кино «4 месяца, 3 недели и 2 дня», тоже с девушками из провинции, приехавшими учиться в город, проживающими в общежитии в период правления Чаушеску. Одна из девушек решается сделать нелегальный аборт черт пойми у кого, подруга решает ей помочь. Я болтала с румынской соседкой, и ее немного смущает, что именно этот фильм ассоциируется с ее родиной, поэтому она посоветовала мне старую детскую сказку про веселую девочку-сиротку (Veronica, 1972 или 1973). Там была чудесная песня «Вероника, Вероника...», которую я пою всякий раз, читая эту книгу, чтобы совсем уж не погружаться в безнадегу. Румыны, вам же не обязательно постоянно убиваться?

Книга…

Есть литература для читателей, есть литература для литературы. Литература для читателей бывает самой разной: откровенной попсой, продуктом успешного пиара, незатейливой прозой, которая вылетает из головы так же легко, как туда влетает, качественным продуктом, просто хорошей литературой. Речь здесь не о качестве, а о том, что большому количеству читателей она близка, что её хочется читать. Литература для литературы сложна. Сложна по структуре, по мысли, по ощущениям и особенно по словесному ряду. Конечно, и её можно раскрутить при помощи успешного пиара. Раскрутили же хоть как-то Айрис Мёрдок, которую долгие годы разве что студенты филфака и жалкая кучка примкнувших интеллектуалов читала. Я, кстати, не знаю, хорошо ли, что раскрутили. Потому что иногда сталкиваешься с такими оценками, что…

Итак. Герта Мюллер. Лауреат Нобелевской премии по литературе за 2009 год с формулировкой: с сосредоточенностью в поэзии и искренностью в прозе описывает жизнь обездоленных. ''Качели дыхания'' ( в более точном переводе ''Вдох-Выдох'') считается её лучшим романом и, по мнению многих специалистов, именно этот роман принес ей премию. Роман, который она написала по результатам бесед с поэтом Оскаром Пастиором, угнанным в 1945 году в советский трудовой лагерь на Украине - по приказу Сталина угоняли румынских немцев ''на восстановление, разрушенного войной хозяйства'' в трудовые лагеря,- рассказывает именно о буднях украинского трудового лагеря. Тема, безусловно, страшная, мучительная для многих... Тема, которая для нашей страны приобрела кроваво-черный цвет отчаяния и боли. Но именно эта…

Терпкая, стылая, холодная проза. Замерзшее от боли сердце, нестерпимая обида, бессилие, память, выпускающая острые иглы под самую кожу. Дыра в груди. Дыра на языке. Сухие глаза, песок в голове. Вспоминать больно, поэтому замерло, омертвело всё внутри, замерзло. Звук собственного голоса в голове – дыши. иди. делай. Невероятная проза, чувства осязаемые, вещественные, рассосредоточенные повсюду, стоит лишь протянуть руку и можно дотронуться. Ведь это правда… Когда любишь, любовь заполняет мир вокруг тебя. Когда больно, весь мир вокруг способен причинить боль. Чувствительная, чуткая, пронизывающая, ранимая. Книга Герты Мюллер. Повесть, в которой человек в этом мире – всего лишь большой и глупый фазан… «Не ищу тебя, знаю: тебя здесь нет»  Виндиш мельник. Виндиш живет в Румынии и пытается…

Чулки, кровь, книги, трамваи и ножницы.

Сложная и по композиции, и по настроению книга. Хотя, думаю, именно такой она и была задумана, чтобы передать эмоции загнанности, страха, присутствия Большого Брата и некоего фарса, который каждый день происходит у тебя на глазах под бравыми знаменами и лозунгами.

Признаться честно, я ожидала от "Сердце-зверь" совсем иной истории в совсем ином пласте повествования, но что было, то было. В итоге целые пласты романа меня практически не затронули, будь то из-за стиля истории или же из-за главных героев. Плюс сказывается тот факт, что я профан в части исторического фона происходящих действий, надо было хотя бы Вики полистать перед, но что уже теперь опять-таки.

"Сердце-зверь" - роман с начинкой из колючей проволоки жизней, которые живут под этой…

Для того чтобы сделать жизнь человека невыносимой нужно так мало, если задуматься. Во-первых, лишить его безопасности. Пусть знает, что нет ни одной вещи, которая принадлежит лично ему, даже такая мелочь как бритва может исчезнуть из твоего чемодана в любой момент. Во-вторых, посеять подозрительность. Не скрывать, что вещи обыскиваются, что можно открыть любой замок, вскрыть любое письмо, перетряхнуть любую книгу, вытащить комнатные цветы из горшка и хорошенько порыться в земле, мало ли. В-третьих, лишить доверия к кому бы то ни было. Пусть лучшая подруга, которой вроде бы и так не особо доверяла, но все же полюбила и соскучилась, тайком сделает дубликат ключей от твоей двери. Пусть девушки, с которыми живешь в общежитии, настолько будут тебя презирать, что пришьют свиное ухо к твоей…

Протянуть руку и тут же одёрнуть. Закрыть глаза и почувствовать, как мороз разгрызает внутренности. Стоять часами на морозе и представлять, будто тебя подвесили за тонкие ниточки и кто-то там наверху держит тебя… Вслушиваться в свое сердце и понимать, что оно почему-то продолжает биться. И голод, постоянный, неотступный, непроходящий. «Мои щеки Ангел голода приставляет к своему подбородку и раскачивает мое дыхание. Эти качели дыхания — бред, да еще какой». Но это не бред. Это способ выжить там, где люди умирали от голода или физической нагрузки, от любой болезни, потому что лекарств нет никаких, от тоски по дому и безысходности, от старости, но главное, от голода, голода, голода… Роман немецкой поэтессы и писательницы Герты Мюллер о том, что значит жить в советском лагере после Второй…

Не раз обращала внимание, что авторы стран Восточной Европы мне очень близки по духу. Хоть эти страны и не были частью СССР, но они были социалистическими, подконтрольными Старшему брату. А в Румынии даже был свой диктатор, и если вы помните историю, то это единственный правитель из стран Варшавского договора, которого вместе с женой убили, когда пришел конец СССР и его влиянию. Значит люди его безумно боялись, и управлял он государством как и многие другие диктаторы 20 века: страх, слежка, запугивание, обыски. На тебя могли донести, тебя могли уволить ибо ты не благонадежен. А тем более если твоя фамилия - немецкая. Все диктаторы любят объединять народ против какого-то врага, ну а кто самый большой враг для жителей Европы 20 века - фашистская Германия. Априори все немцы враги, эта…

Под каждой кроватью — чемодан со скомканными чулками, толстыми, хлопчатобумажными. Вся страна называла их «чулки-патент». Чулки-патент у девушек, которым хотелось носить колготки — гладкие и тонкие колготки-паутинки. Еще им хотелось иметь лак для ногтей и лак для волос и тушь для ресниц.

Под шестью подушками лежали коробочки с сажей. Шесть девушек плевали в коробочки, долго скребли и ковыряли сажу зубочисткой, на зубочистку налипала черная кашица. Тут они широко раскрывали глаза. Зубочистка царапала край века, но ресницы становились черными и густыми. Правда, совсем скоро сажа облезала, оставляя серые проплешинки. Слюна высыхала — сажа осыпалась и размазывалась под глазами.

Пусть будет сажа на щеках, думали девушки, но только сажа для ресниц, а не сажа из фабричных труб, фабричная сажа —…

Вдох-выдох, вдох-выдох…

Роман Герты Мюллер «Качели дыхания» построен на воспоминаниях и дневниковых записях немецкого поэта Оскара Пастиора о нем самом.

Условно в книге представлены три этапа жизни поэта: 1) период жизни молодого Пастиора на территории Румынии после победы СССР над фашисткой Германией (однополая любовь в парках и банях); 2) пятилетний период пребывания в советском трудовом лагере (голод, холод, страх, одиночество); 3) послелагерный период (свобода физическая, несвобода духовная).

С манерой повествования Мюллер я уже была знакома по книге «Сердце-зверь», где тяжелые для восприятия обороты речи очень органично вписывались в общую сюжетную канву. Однако в этой книге подобные художественные приемы имели прямо противоположный эффект.

• «Еще оценивается голодный пушок во…

Also die Welt mit uns. Так что. Мир с нами.

Это была плохая идея, взять нобелевский роман Герты Мюллер в качестве книги для чтения на немецком. Языковые навыки, если их не использовать, уходят водой в песок, жаль терять то, на что потратила изрядное количество времени и сил, а с немецким у меня случился долгий перерыв. Человеку свойственно идти по пути наименьшего сопротивления, читала английские и испанские книжки, к которым изначально больше тянуло, немецкого всеми силами избегая. Но вдруг почувствовала, что если не возьмусь сейчас, то, случись вернуться, приду на пустое место. Спросила совета умного человека, живущего в Германии, получила кучу полезных рекомендаций, благополучно их проигнорировала, потому что все имена оказались незнакомыми. Наткнулась на Герту Мюллер - о, а про нее…

Книга, написанная на основе воспоминаний Оскара Пастиора. До того, как начать эту книгу, я понятия не имела о том, кто такой Пастиор. А он, как оказалось, довольно известный немецкий поэт XX столетия. В силу того, что по происхождению он был немцем, по окончанию Второй мировой войны (в которой он не участвовал, так как ему исполнилось всего 18 лет уже в 1945 году) он оказался в числе депортированных в СССР. Мало кто знает, что еще целое десятилетие после окончания Великой Отечественной войны все немцы определенного возраста были отправлены в советские трудовые лагеря. Советское правительство связывало это с тем, что страна разрушена, а восстанавливать ее некому - слишком многие советские люди (как военные, так и мирные) погибли.

После вступления советских войск на территории Румынии,…

В девушке, которая "я", или "кто-то", или "ребенок" в описании детства, легко узнается автор романа: немецкое происхождение, отец-эсэсовец, университет, работа переводчицей на фабрике, увольнение и эмиграция в Германию.

Когда молчим, мы неприятны, когда говорим, — смешны.

Эта "я" вместе с тремя друзьями, тоже немецкого происхождения, а значит, подозрительными типами, пытается обозначить и рассказать словами мир вокруг. Слова есть, но все они истасканы смыслами, запачканы капитаном Пжеле и его кобелем, поэтому так важно найти такие фразы, которые еще никто не трогал.  Но искать тяжело: письма вскрываются или не доходят до адресата, личные вещи - почти общественные - столько людей их перелопатило, границы - только государственные, до которых почти никто не доходят, о личных границах тут и…

В книге описана жизнь румынского юноши немецкого происхождения в рабочем таборе в Новогорловке с 1944 по 1949 гг.

Очень яркие образы и зарисовки, поданные без пафоса и смакования неприятных деталей: лобода, эрзац-брат, газове как «заячья боль (нем. Hase +Weh), товарищ Шиштваньонов, тополь черный, платок от россиянки (все не-заключенные на описываемой территории обозначены как россияне), лопата-сердце, ангел голода, ангел смерти, эпизод с убийством мышей («жестокая нежность» - кажется, это что-то типично немецкое...), суслики, степь, «капустяна зупа». Сон про возвращение домой верхом на белой свинье, «хліб зі щоки» (хлеб, выменянный у тех, у кого на лице растет «білий заяць» (у тех, кто скоро умрет от голода, на лице рос густой, похожий на заячий, пух), завод (“Коли ми впреше зайшли до…

Первое знакомство моё с фрау Мюллер удачным назвать можно было только с натяжкой, этот роман мне попался случайно и читать я его не хотел. Зря. Книга показалась мне если не откровением, то истинным наслаждением точно! Необыкновенно романтичная история, утопающая в поэтических образах

Хлеб всегда был накрыт белой простынёй, словно труп.

Пусть они не о вечном счастье, чёрт с ним, — было о нём и до, будет о нём после, пусть настроение эти строки

Мы были слепы от голода, больны хронической тоской по дому, вытолкнуты из времени и из самих себя. Мы порвали с миром. Точнее, мир порвал с нами.

Вам не поднимут, не развлекут и «после работы с книжкой поваляться» не получится. Но какой заряд оптимизма заключённый в горькой иронии, какая духовная схожесть с произведениями Кертеса и раннего Гамсуна,…

Эта книга - история мальчика по имени Лео. Лео вырос в приличной, обеспеченной семье - у него были мама, папа, бабушка, дедушка, тетушки, дядюшки, прислуга, дача, варенье, походы в кондитерскую и прочие атрибуты беззаботного детства в духе "Утомленных солнцем". Но однажды его забрали в лагерь, где у него не осталось ничего, кроме воспоминаний и полустертой личности (хотя в момент отъезда он даже как будто хотел поскорее уехать - запомним эту деталь).

Я уже читала в рецензиях, что, мол, по сравнению с тем, что пришлось пережить узникам концлагерей, герой вроде как попал не в самые плохие условия. Да, нельзя с этим не согласиться. Но он (как и его прототип) пережил то, что пережил, и это в любом случае необратимо на него повлияло. Я не уверена, что придерживаюсь идеи князя Мышкина, что…

Тоже в некотором роде психоделичное чтение - но уже совсем по-другому. Письмо Герты Мюллер похоже на тень идущего человека: то вытягивается, то съеживается, то дробится, не выходя при этом за пределы самой себя... Или на вырезную гирлянду-гармошку: оп - бумажный человечек раскладывается в целый хоровод таких же, неотличимых друг от друга человечков, а потом складывается обратно.

Для людей, живущих в условиях войн и эпидемий, страдания и смерть становятся рутиной, свойством окружающего пейзажа - и именно эта будничность часто кажется потом самой ужасающей и самой невыразимой, не поддающейся адекватному пересказу. Но происходящее на войне или в зоне стихийных бедствий можно хотя бы описать. А как рассказать о жизни в тоталитарном государстве, где со стороны все вроде бы нормально - девушки…

Сердце-зверь, беспокойное, барахтающееся в груди, в голове, в пятках; текст-напев, муторный, жалостный, врезчивый, как проволока - вот что такое эта книга. В каждой клетке тела, в каждой строчке - такими метафорами вырезанные страх, одиночество, горе, что хочется фразы громко вслух выкрикивать, как на допросе. Герта Мюллер плотно-плотно стягивает своё наливное бессюжетье кольцом-узлом, как мешок - веревкой: не вырвешься.

Книга одушевлённая, не по-хорошему атмосферная. Вроде ничего в ней такого и нет, просто какие-то "заметки на полях", сценки, ассоциации...Но так этого много, так оно напичкано образностью, что чувствуешь всё, что должно в этой тягучей трясине чувствоваться.

Румыния под Чаушеску, которого героиня-рассказчица называет просто "диктатор". Это диктатор вообще, образ подавления,…

Роман написан на основе воспоминаний немецкого поэта Оскара Пастиора (он в числе других немцев из Румынии провел несколько лет в трудовом лагере). Событий мало. Между уходом из дома и возвращением: голод, лагерный быт, работа... Ангел голода стоял над всеми. Одни умирали от истощения, другие выживали вопреки всему, третьи - крали еду у других. Хлебное преступление воспринималось как самое страшное, за кражу жестоко наказывали солагерники. Но один из героев ел и свою порцию, и порцию жены - и на это смотрели спокойно (жена умерла, муж выжил). Жизнь при этом продолжалась: были и танцы, и любовные романы. А возвращение домой обернулось тем, что лагерь никуда не ушел: череп стал лагерной территорией, от которой не защититься ни молчанием, ни рассказыванием. От чтения романа не так страшно,…

переношу из вкшечки

а ещё я настоятельно советую всем, кто ещё не, бежать за свежевышедшими поэтическими сборниками герты мюллер (обоими). это ещё лучше, чем её проза (которую я тоже люблю, но в ней слишком много целеполагания, self-conscioussness, довольно банальным образом направленного против «тоталитаризма»). здесь же — в этом сомнамбулическом автоматизме — и пресловутый «тоталитаризм» высвечивается гораздо выпуклее, чем в прозаических проповедях, но также и нечаянная жуть детства, полузабытые страшные сны

вилка упала на пол бах мама сказала пожалуйста там я полезла под стол а там её ноги в босоножках — была жара — с ремешками тонкими как яблочная кожура и двенадцать пальцев на ногах а у меня не хватало двух мизинцев мам при свете спрашивать не выношу она показала вилку сказала…