Рецензии

У Элизабет Гилберт получился чудесный атмосферный роман в декорациях великолепного Нью-Йорка начала двадцатого века.
Молодая Вивиан Моррис звёзд с неба не хватает, посему её успехи в престижном колледже Вассар оставляют желать лучшего: триста шестьдесят первое место по успеваемости из трёхсот шестидесяти двух учениц (триста шестьдесят вторая болела полиомиелитом). С родителями отношения так себе: отец занят рудниковым бизнесом, а мать обожает только лошадей. Поскольку Вивиан не посчастливилось быть лошадью и к рудникам она никакого отношения не имеет – семейного сближения не случилось. Единственный друг и соратник, любимая бабушка, умерла; и родители решают отправить Вивиан в Нью-Йорк, к сестре отца, тёте Пег. С этого момента жизнь Вивиан расцветает буйным взрывом ярких красок. Бабушка передала Вивиан любовь к шитью и умение практически из половой тряпки сшить подвенечное платье. И поскольку в ведении тёти Пег находился театр, Вивиан сразу же влилась в ряды театральной семьи, став официальным костюмером.
Выросшая в пуританской атмосфере зажиточного американского общества, Вивиан, предоставленая самой себе и лишённая каких-либо ограничений, ударяется во все тяжкие. Вместе с ведущей актрисой кордебалета Селией, за короткое время ставшей для девушки лучшей подругой, соседкой и наперсницей в поисках приключений, Вивиан открывает для себя завораживающий своей бьющей через край энергией и вседозволенностью Нью-Йорк. Бесконечная череда вечеринок, шампанского, коктейлей, танцев и мужчин – и никаких табу. Однако один необдуманный поступок меняет всё в жизни Вивиан; а затем в 1941-м приходит война, которая диктует свои условиях уже для всех без исключения...
Элизабет Гилбер от души делится с нами подробностями закулисной театральной жизни, детальными описаниями тканей, костюмов, стиля Нью-Йорка 40-х, передаёт изменчивость атмосферы города, переживающего сложный период. Мы следим за судьбой юной героини и наблюдаем, как с годами вырабатывается её характер, идёт переоценка ценностей, меняется нравственный облик и приобретается жизненный опыт. Пересказ истории ведётся от лица самой Вивиан Моррис в почтенном возрасте девяноста лет, и вся её рассказанная без прикрас жизнь оставляет и нам пару идей для размышлений.

Американец Литтелл проводит исторические исследования в России+Украине, затем на французском языке пишет роман от имени немца-нациста с названием, отсылающим нас к Древней Греции. Вот такая вот интернациональная петрушка, лишний раз подчеркивающая, как мультикультурно существование. Русскому читателю будет даже намного интереснее, чем зарубежному — так много отсылок к русской классике, да и действие большей части романа происходит в наших краях. Но обо всём по порядку.

Итак, повествование ведётся от лица немца-эсэсовца. После поражения во Второй мировой от умудрился скрыться, но его преследует чувство вины и стыда. Кажется, что это неудивительно, но после всего романа понимаешь, что эринии-фурии-благоволительницы преследуют его отнюдь не за то, что он был нацистом. Точнее, не только за это. Максимилиан Ауэ — персонаж условный и даже какой-то собирательный. Несмотря на то, что весь роман написан от его имени, внятного описания персонажа мы так и не встретим. Да оно и не надо. Ауэ как призрак перемещается по всему полотну военных действий Второй мировой, иногда действительно чудными путями, поэтому мы можем видеть и захваченный Житомир, и киевский Бабий Яр, и решение еврейского вопроса в Пятигорске, и тяжёлые сталинградские бои, и мирную жизнь канцелярской СС-крысы, и Треблинку с Аушвицем, и даже Берлин, в который с победой заходят советские войска. Даже в мирную Францию успевает занести Ауэ, который на вид кажется таким аморфным и никакущим, просто плывущим по жизни. Хотел быть филологом, но его пинком погнали в юристы, потом так же пинками протащили по всем инстанциям нацистской служебной лестницы, чтобы он мог на последних страницах писать юморески для Гиммлера и укусить фюрера за нос. А теперь Ауэ примерный семьянин под чужим именем, но эринии, как водится, не дремлют, вот он и пишет эту книгу, которая на треть — исторический справочник по Второй мировой, восточному фронту и наицстском режиму, на треть — галлюцинации, аллюзии и размышлизмы, а ещё на треть — сложные метафоры и попытки осознать, что же такое за зверь — нацизм.

«Когда объешься, рано или поздно придётся избавиться от шлаков, хорошо пахнет или плохо, выбора нет». Шлаки — эта исповедь, так много Ауэ успел потребить в рейхе. Если вас смутила эта метафора, то за книжку даже не беритесь. «Если вам что-то не нравится, дальше не читайте» предупреждает автор на первых же страницах, прерывая рассказ о дерьме, блевотине и жёстком гомосексуальном разврате. Правильно он с этого начал — все сахарные зайки тут же отсеиваются, а дерьма в книге действительно много. Если разум Ауэ, как персонажа условного, нормально воспринимает всё происходящее вокруг, то тело на физическом уровне отвергает весь происходящий кошмар: количество поноса, блевотины и прочих телесных выделений и мерзостей зашкаливает. Говном исходит вся немецкая нация, а в конце Ауэ даже снится весьма метафорический сон о расовой чистоте, где они с сестрой сидят за столом и чинно уплетают собственный фекалии десертными вилочками, потому что они избранная раса и питаться должны только такой же расово чистой пищей.

Что такого важного нам надо знать про Ауэ? Он опорочил себя инцестом с сестрой-близнецом… Метафора довольно прозрачная, вот она истинная расовая чистота во всей красе. После этого он даёт себе обет с другими бабами больше ни-ни, поэтому практикует гомосексуальные связи, выступая в роли пассива. Тоже вполне метафорично, потому что удовольствия от этого он не получает, только злобное удовлетворение, точно так же он подставляет задницу под собственное нацистское руководство. Вообще, противоестественность всего вокруг подчёркивается неоднократно. Строители мостов в Германии вынуждены исключительно их взрывать, а уж одна из последних гротескных сцен, когда школота решила «поиграть» в фашистов, зарубая людей мотыгами, насилуя маленьких девочек и ведя себя как звери… Зато звери, преданные фюреру, неважно воплощённому ли в маленького лидера или в того, который говорит с ними по игрушечному телефону.

Особенно интересным становится мир, когда в Сталинграде Ауэ в прямом смысле слова открывают третий глаз, выстрелив в голову. Древние индейцы и шаманы просверливали себе череп, чтобы через дырочку с ними могли общаться духи. Неизвестно, что начинает общаться через дырку с Ауэ, но глюки у него отменные: то Гитлер в пейсах, то разврат с сестрой, то редкостная дичь. Впрочем, иногда третий глаз закрывает и два первых, чтобы в приступе ненависти Ауэ совершил классическую фрейдовскую штучку, за которую его по-хорошему и должны преследовать эринии. Совершил и забыл. Кстати, эринии появятся и в физическом облике в виде Клеменса и Везера, но после их убийства станет только хуже.

В романе очень много исторических личностей и фактов. Вообще, вся «справочная» часть очень подробная, дотошная и верная. Как в «Пражском кладбище» Эко, где все реальны, кроме главного героя, так и в «Благоволительницах», всё действительно так, и только Ауэ остаётся фантомом.

В извращённом нацистском мире умудряются извратить даже категорический императив Канта. Упрощая, это: «Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступали все». Как это адаптируется под нацистский строй? Феноменально! «Поступай с другими так, чтобы если вдруг фюрер узнал об этом поступке, то одобрил бы его». Ничего себе трактовочка. Кстати, философская наполняющая, как и литературная, в романе довольно плотная, но во многих случаях Литтелл самостоятельно даёт источник аллюзии.

Что самое интересное, так это финальная сцена. Ауэ убивает свою настоящую мамочку, не ту, которая его родила, а ту, которая его выкормила, выпестовала, воспитала. Убивает он, конечно, не саму Германию, а одного из тех людей, которые старательно пихали его по нацистской служебной лестнице. И это вторая причина, по которой его преследуют эринии. Он предал даже то, чем так кичился во время геноцида и сражений.

Блестящий, но тяжёлый роман. Браво.

Всё началось с «не читал, но осуждаю». Именно так можно описать моё отношение к книгам Элизабет Гилберт, пока в мою жизнь внезапно не ворвался её ошеломительно прекрасный роман «Происхождение всех вещей». Он был так безусловно хорош, что после него я не прочитала больше ни одной её книги, заранее назначив его своим единственным любимчиком. Но с «Городом женщин» всё-таки решила рискнуть.

Начинается эта история с приезда в Нью-Йорк юной и легкомысленной Вивиан, которую её пуританская семья богатых американцев сослала с глаз долой к тётке Пэг, такой же “паршивой овце” их рода, в которую грозилась вырасти их дочь. У тёти Пэг был свой театр, который годами балансировал над пропастью банкротства, но стройные ножки его кордебалета всё ещё могли собрать кассу на оплату счетов за электричество. Вивиан, которую отчислили сначала из колледжа за неуспеваемость, а потом и из семьи за неформат, попала в богемную театральную среду и кинулась во все тяжкие со всем пылом и безрассудством своих двадцати лет.

Если честно, сначала статус моих отношений с «Городом женщин» можно было определить, как «всё сложно», а потом я забрызгала слезами огурцы, из которых собиралась мастерить себе ужин, так горько мне было с ним расставаться. И знаете, мне не стыдно в этом признаться. Да, на последних страницах я ревела в три ручья, но даже неподражаемая Алена Долецкая, которая читает эту книгу гениально, щедро делясь с ней своим голосом и бездонным обаянием, в послесловии обратилась к читателям от своего имени и сказала, что иногда с трудом сдерживала слезы. Что уж говорить про меня. Я могла позволить себе роскошь дать им волю.

Да, это не была любовь с первого взгляда. Это был путь от ненависти до любви, но любви настоящей и глубокой, как и мудрость этого романа. Хочу верить, что после него я стала лучше и запомню этот урок надолго.

И коли уж этот роман во многом о театре, хочу добавить свой голос в громкий хор мировых оваций Элизабет Гилберт и буду ждать её выхода на бис!

Как же теперь мне жить с этим?
-------------------------------------------------------------------------------------
... Я всегда четко знала, чтО мне ответить на вопрос: ради чего стоит читать книги. Прежде всего – ради возможности прожить вместе с персонажами много разнообразных жизней, пройти много испытаний, прочувствовать много дополнительных эмоций. Обогатив тем самым свой жизненный опыт. Развив свою человечность. Выработав стрессоустойчивость. Ну, вы меня понимаете...

И вот теперь я попалась в свою собственную ловушку.
Я прочитала книгу, от которой уже после первой полусотни страниц начала отбиваться, защищаться, всячески препятствовать ее проникновению в мою сущность. И я не шучу.
ВПЕРВЫЕ я читала книгу, которой я боялась поддаться. Почему? Пожалуй, чтоб уберечь себя от процесса, который характеризует сам ГГ романа:

«Я начал смутно догадываться, что, приняв участие в столь скверном спектакле, перестаю замечать его постыдность, тяготиться чудовищным попранием, осквернением Доброго и Прекрасного; происходило скорее обратное; происходящее становилось привычным и больше не вызывало никаких особенных эмоций».

Я боялась того, что мое более-менее устоявшееся мировоззрение пошатнется и не дай Бог рухнет. Что у меня произойдет катарсис-наоборот. Что у меня поменяются нравственные ориентиры и я задохнусь от этих перемен.
И я, скажу вам откровенно, не гарантирую, что я устояла. Что во мне не произошли морально-нравственные метаморфозы, от которых я старалась себя защитить...

Был бы это ширпотреб, литературная поделка – нет проблем! Я бы с пренебрежительной кривой ухмылкой читала извращенные откровения оберштурмбаннфюрера СС, периодически сплевывая на самых тошнотворных эпизодах и поругивая организаторов "Долгой прогулки" за издевательство над нами, бедными игроками.

Так ведь нет!
Этот роман - Величайшее Событие в человеческом мире. Я это признаЮ. Событие, которое не сможет оставить равнодушным. Которое не просто отражает определенные исторические события, а поднимается над ними, да и над самой жизнью. В общем, на мой взгляд, «Благоволительницы» - метароман. И поэтому, надо признать, далеко не каждый способен понять и признать гениальность данной книги. Лично мне – многого для этого не хватило (чего именно – скажу чуть позже).

И я впервые не ставлю никакой оценки прочитанному произведению, т.к. считаю, баллами-звездочками эту книгу измерить невозможно (думаю, что со мной согласятся многие...).

Итак, попробую разобраться в своих эмоциях и...знаниях (да, книга дает много знаний).

Я убеждена, что к роману «Благоволительницы» вот так "с улицы" подступаться нельзя. Бессмысленно. Количество аллюзий, метатекстов, философских/лингвистических/психоаналитических/идеологических/политических/исторических отступлений, прямых и скрытых упоминаний общекультурного мирового опыта настолько велико, что человек, недостаточно начитанный и эрудированный, сможет увидеть только поверхностный пласт романа и или переплюется от натурализма, или, наоборот, насладится извращенной порнографичностью многих сцен.
Лично я, увы, в силу своей недостаточной образованности, о многих аллюзиях узнала, только прочитав комментарии к роману и различные его обсуждения. Например, маркиза де Сада и Селина я не читала (да, я поняла, что точки пересечения с романом Литтелла - натурализм в описании сцен определенной направленности), мифы – да-да, те самые «основополагающие» мифы об Оресте, Электре и Эвменидах (благоволительницах) – я читала когда-то давно, и то мельком... Более того: совершенно, как оказалась, не сведущая в сфере музыки, я сначала совершенно не прочувствовала и мастерство писателя в подборе формы романа. Прочитав примерно треть романа и наткнувшись на информацию о том, что главы романа названы, как музыкально-песенные фрагменты классической сюиты: токката, аллеманда, куранта, сарабанда, менуэт, ария и жига – я моментально переориентировалась в восприятии произведения, поняв, что всё тут не просто так... И стала не только читать, но и думать.

О чем книга?
Да, конечно, главная тема - Вторая Мировая война, Холокост... Да и в целом - Война (предложи мне сейчас выбрать две главных книги о ВОЙНЕ, которые должен прочитать каждый, в первую очередь подумаю о романе Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» и теперь о «Благоволительницах»). Природа войны, ее губительная, разрушительная эстетика, ее ачеловечность, аморальность философии геноцида - всё это показано Литтеллом во всей «прелести» и преподнесено на высоком интеллектуальном уровне. От этого еще и страшнее: герои блещут отменным образованием, эрудицией, научной подкованностью - это только подчеркивает ужас происходящего и описанного в романе.

Но я бы сказала (и многие, уверена, говорят об этом тоже, просто я еще старалась не читать ничьих мыслей о книге), что тема здесь – еще шире. Этот роман – о человеке. Вне исторических катаклизмов. О всем ужасе, о гнили, о слабости, о способности быть зверем, об аморальности, т.е. обо всем, что – ну признайте же! признайте!!! – сидит в большинстве из нас. Меня в этом – что это ПРО НАС – убедили вот эти строки:

«Если вы родились в стране или в эпоху, когда никто не только не убивает вашу жену и детей, но и не требует от вас убивать чужих жен и детей, благословите Бога и ступайте с миром. Но уясните себе раз и навсегда: вам, вероятно, повезло больше, чем мне, но вы ничем не лучше».

Представляете? Я поверила! Поверила, что мне просто ПОВЕЗЛО.

Боже, как мне выдавить из себя всё, что я прочитала в данной книге???!!!
Вы думаете, я об извращениях?! Нет, я о них, если честно, уже почти забыла.
Я о хлесткой правде, которая обрушена на меня из этого нереально правдивого талмуда:

«После войны много говорили о бесчеловечности, пытаясь объяснить, что произошло. Но бесчеловечности, уж простите меня, не существует. Есть только человеческое и еще раз человеческое.»

"Нельзя зарекаться: "Я никогда не убью", можно сказать лишь: "Я надеюсь не убить".

«И, если задуматься, оскорбления, которые люди используют охотнее всего, которые часто спонтанно срываются с их губ, изобличают в итоге их собственные скрытые недостатки — естественно, ведь человек ненавидит то, на что больше всего похож.»

Что касается главного героя (как и большинства героев вообще)... Знаете, а я не оценивала его (их) как реального(ых) человека (людей). Он(-и) для меня как.... как символ. Как отражение убеждений/теорий/позиций, свойственных приверженцам фашистской идеологии середины 20 века. Как функция.
А что при этом у большинство сносило крышу - в прямом и переносном смысле, так это логично.
И воспринимаю я это как метафору.
А как же иначе?!
Было бы странно увидеть в таком романе перевес здравомыслия, адекватности, логичности. Это все равно что увидеть в конце слащавый хэппи энд.

И в завершении сделаю то, что очень люблю: проведу параллель с прочитанным ранее.
1) "Жизнь и судьбу" Гроссмана я уже упоминала.
2) Свои ощущения при прочтении "Благоволительниц" сравню с восприятием книги Э.Бёрджесса «Заводной апельсин».
3) А тот факт, что "Благоволительницы" жанрово несколько напоминают "роман воспитания", навеял мне воспоминания о романе Ю.Мисима "Исповедь маски".

КНИГА ПРОЧИТАНА И МУЧИТЕЛЬНО ПРОЖИТА В РАМКАХ ИГРЫ «ДОЛГАЯ ПРОГУЛКА», ТУР V. БОНУС.

Начну с того, что принесу слова благодарности Алёне Донецкой за восхитительное аудио исполнение данной книги.

Даже не знаю как я взялся за "Город Женщин", наверное мне просто было любопытно, нечего более. Аннотацию я не читал, да и про Элизабет Гилберт я ничего не знал на тот момент, хотя конечно вдоволь наслышался о "Ешь, молись, люби"". Видимо просто так сложилось, потому что книга эта тут же попала в лучшее прочитанное за год.

История главной героини берёт своё начало в Нью-Йорке 40-х годов и представлена в виде длинного письма, в котором Вивиан, рассказывает о своей жизни. О том как в 19 лет, она оказывается у тетки на Манхэттене после исключения из престижного колледжа за лень и беспечность. Тётя владеет старым театром, где ставят развеселые музыкальные пьески, и благодаря своему умению шить, Вивиан тут же вливается в данную жизнь. Днём она становится в театре художницей по костюмам, а вечером окунается в бурную жизнь Нью-Йорка.

Тут великолепно представлена как и театральная жизнь, так и всё то что оказывается за её кулисами. И особенно хорошо описана ночная жизнь так называемых "шоу-гёлз". Вивиан решается взять от жизни всё и уходит в полный отрыв. Гилберт даёт своим персонажам чувство своеволия, но вместе с ней и свободы. За долго до гендерной и сексуальной революции, её персонажи живут полной жизнью, скрываясь за кулисами театра и ночной жизни. Каждый её персонаж настолько хорошо прописанная личность, что вы просто не сможете в них не влюбится. Читатель с головой окунается в это изобилие красок и сексуальности, они сгущаются вокруг него, акутовая всё плотнее и плотнее, а потом... Бах! И мы вдруг резко оказываемся в реальном мире, там где моральные устои преобладают над праздностью и легкомыслием. Яркие декорации сменяются ужасами войны. Жизнь Вивиан уже не исчисляется днями и ночами, а целыми годами. Наступает момент взросления, а вместе с ним приходит и так называемая "бытовуха". Только вот сердце и душа Вивиан, а вместе с ней и наши, всё еще там, на подмостках театра, среди красок, костюмов, песен и яркого света прожекторов.

Где-то после середины книги, не совсем понятно, куда же хочет увести нас автор. Ведь будни человека пытающегося найти своё место в жизни, порой совсем не увлекательны. Однако, вместе с возрастом приходит и мудрость прожитых лет. Годы идут, Вивиан встречает человека из прошлого, и от жизни "здесь и сейчас" мы плавно переходим к воспоминаниям и сожалениям. Годы идут, мы понимаем что письмо уже подходит к концу. Вместе с главной героиней мы вынужденны оглянуться назад и тогда мы видим это! Целую жизнь которую мы прожили вместе с ней, судьбы людей которые были рядом с нами и которые тоже менялись сквозь время, все радости и горечи через которые мы вместе прошли, истории которые были рассказаны и которые возможно ещё стоит рассказать. И когда поставлена последняя точка, тебе хочется кричать: Нет! Не уходите, останьтесь ещё немного! Давайте поговорим о том что было, давайте снова окунёмся в эту жизнь и вы расскажете мне свою историю ещё раз. Ну, пожалуйста!

Часть I. Монументальность
Любая война нуждается в некоем завершающем опусе, книге, по монументальности сопоставимой с самой войной, и которая тему войны должна закрыть раз и навсегда. Традиция, частью которой выступают Иосиф Флавий , продолжателем которой, конечно, является Л.Н.Толстой , стала объектом внимания и с другой стороны — со стороны Джонатана Литтла, который и своим американо-французским происхождением, и тем героем, которого он выбрал как главного, и той миссией, которую герой выполнял, будто решил окончательно подорвать всё чаще оспариваемую монополию русскоязычных писателей на «правду о войне». Тем более что Литтл пишет именно о Великой отечественной войне, а не о Второй мировой войне.
Здоровенный кирпич на 700 страниц мелким шрифтом и почти без полей (я старательно пытался найти, сколько же печатных листов в этом издании — но издательство эту информацию решило не указывать), вне всякого сомнения, одно из самых значимых произведений на заданную тему, как-минимум в плане объёма. Можно ли было собрать этот объём только лишь на основе собственного понимания? Конечно нет. Поэтому книга представляет собой скорее гигантский конструктор из всего того, что автор читал или слышал о войне (далее я вместо Вторая Мировая война или Великая Отечественная война буду писать просто «война». Надеюсь, ничьи чувства не оскорблю). К моему глубочайшему сожалению — я не успел попасть под обаяние эрудиции автора, равно как и на секунду подумать, что всё это его чистый текст — почти в самом начале я увидел просто цельные куски, стянутые из мемуаров Шелленберга (о них писал тут). Пара страниц старательно пересказанного текста, вставленного автором в свой роман, не давали усомниться — все монументальные абзацы по 4-е страницы каждый, посвященные литературоведению, философии, культурологии, истории, юриспруденции или чему-нибудь ещё — будут стянуты откуда-то. Плохо ли это? Нет, не плохо. Автор писал портрет эпохи, и, конечно, эпоха это кирпичики, из которых он строил своё здание. Но и очаровываться автором в надежде, что перед нами его чистый, аутентичный текст, я бы не советовал.
Подсчёт художественных произведений, дневников, мемуаров, исследований, из которых состоят «Благоволительницы», грозит превратиться в специальную олимпиаду. Я без проблем узнавал то, что читал — благо всё приводится почти дословно, с минимальной художественной обработкой. Литлл всеяден — и античные мифы идут в дело, и военные романы Ремарка ; как француз не может обойтись без Тошноты Сартра , постоянно кивает Брет Истон Эллису ; в дело идут даже мрачные антиутопии Голдинга , иногда, в достаточно забавном контексте. Если вы готовы к тому, что под обложкой Благоволительниц прочитаете почти всё что могло быть написано о Второй мировой войне, Третьем Рейхе, Холокосте, расовом вопросе плюс ознакомиться с продвинутой нормой билингвального филолога (английский + французский) — эта книга явно для вас.

Часто II. Психологичность
Ядром, равно как и главной осью сюжета выступает Оберштурмфюрер Максимиллиан Ауэ, метис (очень большие проблемы для роста в СС), холостяк (колоссальные проблемы для роста в СС), не то чтоб скрытый гей, а скорее человек с глубочайшим кризисом половой самоидентификации. Нет, речь не идёт об исторической достоверности относительно персоны — этого от такого рода произведений никто не требует. Нас же не смущает, что Штирлиц не был женат, чем нарушал прямой приказ Рейхсфюрера СС, согласно которому офицер СС не мог не быть женатым, и, следовательно, не принимать участие в продолжение арийской расы. Нет, дело просто в каком-то явном перехлёсте психологизма главного героя. Тут тебе и фигура отца, который своим отсутствием влияет так, как не влияет иной раз присутствие. Тут тебе и фигура матери с отчимом — Гамлетовские страсти уже начинают проглядывать совсем явно. Здесь и сестра, инцестуальными отношениям с которой автор старательно закрывает тему подростковых девиаций, чтоб перейти к девиациям взрослого мужчины. Из них явное расстройство сексуального спектра, в сочетании со сбитой половой самоидентификацией, ненависть ко всем родным, кроме сестры, которую он с собой тоже не разделяет. Короче говоря, полный набор.
Сентиментальный психопат Макс Ауэ подходит к своей работе абсолютно спокойно, как добропорядочный и ответственный человек к неприятному поручению, которое нужно выполнить. Тем страннее выглядит его периодическое превращение в фанатичного национал-социалиста, чтоб через несколько страниц вернуться к холодному и деловитому тону карьериста, которому, в глубине души, плевать и на национал, и на социализм. Что, правда, не помешает главному герою обвинять в этих же качествах всех вокруг. Я не вижу здесь какой-то тонкой литературной игры, скорее, рассогласованность образа ввиду колоссального объёма произведения. Видно, что произведение писалось долго, дополнялось, переписывалось — в результате больше всего пострадал именно внутренний мир героя. Хтонический туман снов немного скрывает от нас природу главного героя, или даже, возможно, представляя её со стороны фрейдизма — анальные фиксации превалируют настолько сильно, что от такого махрового и кондового «лобового» фрейдизма становится как-то даже не по себе. Юнгианцы, не волнуйтесь, вам тоже нашлось пару страниц.
Тотальная неудовлетворённость Ауэ — он неудовлетворён работой, считая, что с его юридическими знаниям, докторской степенью и безупречным французским стал бы чудесным дипломатом, но его вынуждают ковыряться с трупами; он неудовлетворён тем, что не умеет играть на фортепиано и к нотам относиться пассивно — как к своим партнёрам; наконец, он неудовлетворён отсутствием у него вагины — всё это создаёт достаточно цельный образ, хотя нельзя сказать, что он до конца непротиворечив. Но, правда, если мы не хотим сделать кондовым данного персонажа, на таком объёме иначе и не получится. Эволюция? Роман то о смерти, а не о жизни.

Часть III. Политичность
Невозможно писать роман о войне (напомню, о Второй Мировой войне), не затрагивая политическую плоскость данного действия. А уж если роман написан на основе «окончательного решения еврейского вопроса» — то политика должна сочится здесь буквально из каждой строчки. Она и сочится.
Холокост давно перестал быть просто трагедией, но, (и мне страшновато писать эти строки) превратился ещё и в дубинку, и в дойную корову. Эксплуатация темы Холокоста — беспроигрышная тема для отдельных писателей, политиков и даже целых государств. Проблема в том, что интенсивная эксплуатация не может обойтись без раздувания трагедии Холокоста в ущерб всем остальным пострадавшим. В результате прочтения этой книги может сложиться ощущение, что евреи не просто были самыми пострадавшим, а оказались единственными пострадавшими в войне. Согласиться с подобной оценкой решительно невозможно, и пусть автора и прикрывает роль его персонажа — роман продолжает лить воду на известную мельницу, на которой вертятся слова «платить и каяться». Соревнование «кто самый пострадавший» не заканчивается уже очень давно, а тема с репарациями, которые должны быть выплачены очередным пострадавшим — новость в том числе и сегодняшнего политического поля.
Другая сторона политического аспекта книги — равная ответственность и всеобщность зла. Да, национал-социалисты виновны только лишь тем, что ошиблись и начали «окончательное решение еврейского вопроса» слишком рано, ещё до победы. Большевики здесь ничем не лучше. Не лучше англичане, французы. Отвратительны венгры. Ужасны украинцы. Короче, автор сумел сделать всех участников войны — и пострадавших, и захватчиков, и победителей — преступниками. Не преступниками оказались только евреи что, как мы знаем из истории, тоже не совсем так — достаточно вспомнить какую поддержку еврейские деньги оказывали нацизму ещё до того, как всё завертелось. Когда Гитлер обличал «мировое финансовое еврейство», он знал о чём говорит. Но, как всегда, пострадало не «мировое финансовое еврейство», а обычные люди. Впрочем, верхушка пострадала действительно только в нацистской Германии — их закономерно повесили. Ни верхушка Великобритании, ни верхушка СССР, допустившие мир и Германию до этой катастрофы, особо не пострадали. Очень жизненно.

Часть IV. Историчность
Полотном романа выступает война, главный герой — кистью, ну а персонажи — красками. Мы познакомимся почти со всеми значимыми персонажами Третьего Рейха — от всем известного Гитлера и Гиммлера, до малоизвестных широкому кругу читателей Адольфа Эйхмана или Одило Глобочника. Если на ранних стадиях герою и его судьбе так-сяк веришь, то, сюжетно, после Сталинграда, уже не очень. Герой под трели целой серии роялей в кустах возносится в самые вершины нацистской иерархии, что смехотворно как для его заслуг, как для его звания, так и для его происхождения (метис). Целая серия богов из машины в виде Томаса или доктора Мандельброда старательно тянут нашего персонажа лишь с одной целью — максимально показать, через призму общения с главным героем, как можно больше персонажей и событий. Верить, что СС-овец с небесспорной родословной, да которого явно ловили на порочащих связях, без жены и детей, т.е. игнорирующий основную идеологическую программу Рейха, мог пройти весь этот путь, не получится даже у очень наивного человека. Другое дело — историчность не личностей, а событий.
Третий Рейх представлял из себя достаточно комичное и неуклюжее, в плане построения, бюрократическое образование. Тот хаос, что царил и очень хорошо описан Лителлом — был на самом деле. Я своими глазами читал статью о масштабной переписки между вермахтом и штабом Гиммлера, что нежелательно на славянских территориях в пропагандистских листовках распространять то, что славяне — неполноценный народ. Это явно мешает работать с симпатиями населения. более того — даже вредит. И штаб рейхсфюрера старательно «отписывался», что ничего страшного в этом нет, и не лезьте не в своё дело. Поэтому хаос, который начал царить в Рейхе после явно провалившегося Блицкрига, действительно одна из причин поражения нацистской Германии. Не меньшее чем шапкозакидательство и чересчур большое внимание к идеологическим теориям. История эвакуации заключенных-евреев с последующим их истреблением, когда они нужны были как рабочие — всё это жизненно, и демонстрирует коллапс государственности. Неуклюжая бюрократическая машина продолжала крутиться, уже особо не влияя на реальное положение дел — бесконечные партийные и аппаратные интриги приводили к тому, что неэффективный Гиммлер взял на себя куда больше, чем смог потянуть. Всё, что касается историчности экономико-социальной, равно как и политической — заслуживает большого интереса.
Есть ли здесь ошибки? Конечное есть. Я прекрасно знаю географию Краснодара и Майкопа — в одном месте Литтл допустил ряд очень серьёзных ошибок, если, конечно, его герой не умеет телепортироваться. Бывать и другие досадные промахи, вроде Сталина-осетина. Конечно, Сталин-осетин это из Мандельштама, которого автор знает достаточно хорошо, но никак не из реальности. Эти вещи скорее относятся к досадным промахам — их можно смело игнорировать. Саму историчность книги я оценил бы как высокую.

Часть V. Эпичность
Есть мнение, что любое масштабное произведение это или Илиада , или Одиссея . Великая война или Великое путешествие. В этом контексте Литтл, явно хорошо знающий эту теорию, опять постарался усесться на два стула — это Великое путешествие по Великой войне. Сам по себе эпический масштаб подкрепляется ещё и эпической оболочкой. И дело даже не в античных мифах и трагедиях, которыми нам в глаза начинают тыкать почти сразу, в том числе в малозначительных элементах (в детстве главный герой играл Электру! Ага! История повторится). Дело скорее в бесконечном экзистенциальном поиске себя на войне и войны в себе. Все эти бесконечных аллюзии на миф об Оресте, бесконечные отсылки к Аполлону, и, наконец, кульминация — уничтожение эриний и воцарение в новом мире совпадают с окончанием войны. Орест-Ауэ получает новую жизнь, равно как и весь мир — жизнь послевоенную. На этом история скитальца-Ауэ заканчивается, и начинается уже другая история — та, которую мы одним глазком сумели подсмотреть в самом начале.
Надо сказать, что, если рассматривать вторую часть романа с мифологической, нежели чем с историко-сюжетной линии — он начинает выглядеть намного крепче. Не мешают даже попытки полемики с французскими философами — благо, отечественный читатель в массе своей не знаком так хорошо с историей философии конца XIX, начала XX века, чтоб считывать все аллюзии автора. Я бы не догадался без подсказки, кто же такой доктор Сардиния. Если вы догадались — значит вы знаете больше меня.
Для меня же сюжетная часть закончилась убийством Ауэ в городе Сталина. Последующие события я бы рекомендовал рассматривать как мытарства, после которых он, наконец, может попытаться вернуть свой потерянный рай. Близнецов сразу Ауэ не дадут — близнецы могу разрушить весь тот нацистско-сатанинский морок, в лице Воланда, Коровьева и Бегемота, ой, простите, Мандельброда, Лилланда и его котов, и вывести героя из тьмы к свету. Путь к свету главный герой должен найти сам но, когда найдёт, ему дадут новых близнецов. В качестве искупления.

P.S. Поскольку я читаю этот роман после скандала с Марией Томашевской, и читаю его в редакции 2019-го года, т.е. в той редакции, что на 20 страниц больше редакции 2011-го года, без «кощунственно выкинутых» кусков, потеря которых поразила автора в самое сердце — то могу сказать. Немного бы потеряла книга от тех кусков, которые выкинула редактор. Никаких сексуальных сцен она не выкидывала — их в книге очень мало и они пресные. И уж если мы даруем главному герою такую ориентацию — извольте добавить пикантных подробностей. Всё что подверглось «цензуре» — бесконечные самоповторы в бредовых снах главного героя. Ценный ли это материал? Для автора — безусловно. Для читателей — сомневаюсь. Я не за то, чтоб править книгу и не ставить автора в известность — это свинство. Правда, хочется спросить у автора, а что он ожидал от Александра Иванова и его издательства, если Иванов, по крайней мере в своих интервью, совсем не против как расстрелов, так и цензуры, т.е. представляет собой классического отечественного левака. В результате история приобрела гоголевские оттенки — как поссорились французский левак с русским леваком. А пострадала Мария Томашевская, которая совсем недавно скончалась, и чует мое сердце — не обошлось без того позора, который на старости лет навлёк на неё уязвлённый Литтл. И да, я соглашусь с редактором, что линия с войной у автора получилась значительно лучше, чем персональная линия Ауэ. Так что если вы откладываете чтение для того, чтоб ознакомиться именно с «полной» версией романа (не знаю, есть ли она в сети, я не находил) — то я бы не советовал. А сам роман прочитать можно.

Большинству книга понравилась, но у меня с ней отношения не сложились.
После первой сотни страниц книгу хотелось бросить, она казалась абсолютно бессмысленной и глупой, несмотря на яркий стиль и легкий слог.
Ткани, фасоны, язык высокой моды, кухня театральных подмостков, газетные скандалы. Всего этого в книге очень много, но ни один из этих пунктов никогда не был мне интересен.

Возможно я покажусь занудой, но жизнь малолетней распущенной и развратной дурочки интересной тоже не показалась. Я ни секунды не переживала за ее судьбу. Её моральные принципы, взгляды на жизнь, уровень духовности, предел желаний и стремлений для меня дики.
Каждую ночь - в ночном клубе с очередным мужчиной. Небольшое отрезвление произошло после ночи с мужем своей подруги и газетного скандала на эту тему.
Приятель ее брата назвал ее в тот момент "грязной маленькой потаскушкой". И что вы думаете? Её это очень обидело и она пронесла эту обиду через всю свою жизнь, до самой старости. А кем интересно она себя считала? Целомудренной монашкой?
Но если вы думаете, что она кардинально изменила свой образ жизни после этого, то ошибаетесь. Единственное, что она сделала - исключила из своих вечерних похождений женатых мужчин. Да, до самой старости только такой вечерний досуг. Днем - нормальная креативная женщина с интересной профессией.
И вот здесь как бы кроется одна из главных идей, заложенных автором.

- Но мужчина должен быть храбрым, возразил Фрэнк.
- Кому должен?! - почти заорала я. - Женщины тоже должны быть скромными, а ты посмотри на меня. У меня было столько мужчин, что и не сосчитать, и знаешь, что это говорит обо мне как о человеке? Да ничего <...> Не бывает универсальных правил, которые подходят всем. У каждого своя природа, и с каждым случается нечто такое, что мы не можем контролировать.

Секс со всеми этими мужчинами приносит мне удовлетворение, Фрэнк. И я пришла к выводу, что без него становлюсь несчастной. Я не говорю, что нашла единственно правильный способ жить. Я лишь хочу сказать, что для меня он правильный и это уже не изменить.

Да, соглашусь, героиня пришла в равновесие сама с собой и живет никому не мешает, вроде не за что ее осуждать. Но все же такой подход нельзя применять ко всем. Например: да, он серийный маньяк. Но это приносит ему удовлетворение и без этого он становится несчастным. А вообще он чудесный человек: крестиком вышивает, бабочек коллекционирует... И термин "маньяк-убийца" его обижает до глубины души.

А если нельзя применять ко всем, то может и в частном случае эта формула не работает?

Если Вы, как и я, хотели окунуться в исторические события Второй мировой войны, не совершайте моей ошибки - не открывайте это. Отмечу, здесь есть все составляющие современной зарубежной литературы:
1) странная манера повествования в виде сплошного текста (не путать с потоком разума, вроде Пруста), словно это не художественное произведение, а текст копирайтера;
2) высокий рейтинг книги и сплошь восторженные рецензии критиков;
3) отрицательное отношение к русским людям просто как факта их существования и угрозы для всего человечества (даже несчастные евреи отошли на задний план);
4) настойчиво давить слезу из читателя;
5) сладострастно описываемая ЛГБТ тематика + тема инцеста, которая занимает 50% этого "шедевра".
Автор выбрал самые любимые и (что самое важное) высокооплачиваемые темы.
Невозможно не заметить откровенное обеление автором фашизма, его оправдание, философский взгляд на убийства, мол "так на моем месте поступил бы каждый и вообще я не хотел убивать, а может и хотел, а может так надо". Ох уж это "демократическое толерантное" общество с навязыванием своих единственно верных взглядов.
Всё это уже не ново, не вызывает ни грусти, ни смеха, ничего, кроме вздоха сожаления о потерянных деньгах и времени на сие творение.

P.S. Если кто-нибудь знает произведения именно по Второй мировой, без приукрашивания и перечисленного выше, по основным событиям, действующим лицам, мотивам сторон, союзникам (но не учебник по истории, где все сухо передано и сжато до невозможности) - поделитесь информацией, буду очень благодарна.

Безумно понравилась книга "Происхождение всех вещей" этого автора, и я искренне рада, что "Город женщин" во многом похожа, и возможно даже повторяет ту книгу. Как будто нет той гегемонии белых гетеросексуальных европейских мужчин - писателей (по конец 20 века), а есть вот еще и женщины, которые честно и откровенно рассказывают все что было или могло быть. О подобном сто лет назад не писали (по крайней мере массово), ибо это было неприлично. Но что неприличного в правде и искренности? Именно замалчивание и избегание подобных тем, провоцирует новые поколения совершать ошибки, и снова и снова проживать из поколения в поколения абсурдные обстоятельства, которые можно было предотвратить. Мне нравится, что поднимается тема "мужчина никому ничего не должен, никто никому ничего не должен". С феминизмом мы уже более менее разобрались, и теперь идет новая волна, волна защищающая мужчин. Ибо устойчивые предубеждения, что мужчина не плачет, мужчина обязан дать сдачи, быть агрессивным и прочее, такие же устаревшие правила, как и "все женщины домохозяйки". Элизабет Гилберт ведет увлекательный сюжет, от которого не оторваться, восхищает магией театра, рассказывает исторические факты, поднимает важные темы. Очень понравилась книга, с удовольствием прочту другие ее романы и буду ждать новых.

Большинство книг, посвященных войне, зачастую описывают подвиги одних и преступления других.

Роман Джонатана Литтелла в данном случае вполне может служить своеобразным вариантом разрыва шаблона, когда привычное и устоявшееся мнение о том, как надо писать о Второй мировой и о ком должно говорить подвергается корректировке и на первый план выходит личность офицера СС, участника айнзацгруппы, главной задачей которых было массовое уничтожение людей на оккупированных территориях, окончательное решение еврейского вопроса, человека, инспектировавшего концлагеря с целью повышения производительности труда заключенными и вроде бы как улучшения условий их содержания, побывавшего на фронте и в тылу, Максимилиана Ауэ и его внутреннего мира.

Через личность высокопоставленного эсэсовца автор стремится показать взгляд на происходящее с той стороны и подискутировать на тему: Насколько виновны немцы как нация в разыгравшейся трагедии мирового масштаба, что в них есть такого порочного жестокого, чего нет в других или это просто так сложились исторические обстоятельства и на их месте вполне могли оказаться другие и все пошло бы уже по печально известному сценарию ? Т.е., перефразируя: это отдельно взятый народ склонен к насилию в огромных масштабах или это свойство любой человеческой натуры, могущей в определенных условиях проявить себя таким образом ?

Затем, многие, наверное, задавались вопросом: Как можно в масштабах страны допустить разгул ненависти к другим, быть ведомым в вопросах, затрагивающих нравственные основы любого общества ? Как можно не хотеть, противиться этому и все равно становиться убийцей ? И все это на протяжении не одного года. Как выясняется (и это уже не ново), человек привыкает ко всему, даже к тому, к чему, казалось бы, априори, нет и не может быть привычки. Как в анекдоте про секс: сложно первые три года, а потом нормально

На протяжении всех восьмисот страниц автор словно проверяет читателя на прочность, проводя его вместе с героем через все круги ада: массовые расстрелы, Бабий Яр, Сталинград, концлагеря с их системой уничтожения, инцест, обилие физиологических отправлений в самых разнообразных проявлениях, пограничное психологическое состояние, но ни на долю секунды не возникает ощущение эпатажа, а только усиливающееся с каждой страницей ощущение беспомощности и в какой-то момент сочувствия к врагу, уже не могущему остановиться и самому загнавшему себя в угол.

Весь роман - это практически натянутая струна, комок боли физической и психологической, местами просто одуряюще тошнотворная и отталкивающая, но при этом, дочитав, ты понимаешь, насколько тут все увязано и нет ни одной пустопорожней фразы или действия: герои, греческие мифы, русская и мировая литература и музыка, экскурс в этнографию, теории психоанализа - тут нет ничего случайного, все играет на сюжет и максимальное раскрытие внутреннего мира героя и его психологического состояния, а также соотечественников Максимилиана.

Своим романом автор каждому предоставляет возможность взглянуть с непривычной для нас стороны на развернувшуюся трагедию XX века, заглянуть в темные бездны человеческого существа и задать себе важные и нужные вопросы.

Когда читаешь первые главы этого романа, то невольно закрадывается мысль : ну кому могут быть интересны очередные похождения очередной скверной девчонки ? Отрыв от родителей, сопровождающийся тем, что принято называть пуститься во все тяжкие... Открытие для себя секса и телесных наслаждений, беспорядочная смена партнеров, пьяные вечеринки до утра. Секс, наркотики, рок-н-ролл, не иначе...

Но постепенно сюжет набирает обороты и становится интересно: а зачем собственно автор вообще взялась за эту историю и что тем самым хочет сказать читателю ? Ведь простое описание чьей-то бурной молодости навряд ли может быть так интересно, когда кто из нас не был молодым и не стремился взахлеб познавать жизнь во всех ее проявлениях .

Роман, написанный в форме исповедального письма, со временем начинает подкупать своей искренностью и абсолютным отсутствием у героини желания эпатировать публику или казаться в чужих глазах лучше, чем ты есть на самом деле. В стремлении рассказать другому человеку свою жизнь, чье мнение тебе важно, Вивиан стремится к предельной честности и откровенности.
Перед мысленным взором читателя проходит атмосфера театрального закулисья начала 40-хх годов в Америке, ночная жизнь "шоу герлз", портновское искусство, Нью-Йорк до, во время и после Второй мировой. ( и тут меня, надо сказать, немного резанула фраза вполне себе в американском духе: Мы разгромили немцев и японцев, Мы выиграли войну....)

Но понятно, что шоу не может продолжаться вечно, как и молодость. И в какой-то момент именно переход от разгула к обычной жизни начинает заинтересовывать больше, чем все предыдущее. Интересно наблюдать внутреннюю трансформацию героини и её стремление, равно как и её окружения сохранить внутреннюю свободу, жить так, как тебе хочется, а не как велит общество и его вековые устои.
Лесбийские отношения, отношения вне брака, рождение ребенка без мужа, хотеть и заниматься сексом без обязательств и внутренних оков...Иными словами, позволить себе и другим жить, как хочется в меру сил и возможностей, позволить другому быть другим. При этом сохранить любовь к жизни и жажду жизни, обрести спокойствие и определенную мудрость.

Написанный живо и интересно, роман увлекает в происходящее на его страницах, наполненное страстями, ошибками, жизненными уроками при полном отсутствии морализаторства, тем самым давая каждому, вслед за героями, возможность самому сделать выводы из той или иной ситуации. И этим роман тоже хорош, как и прекрасно прописанными героями, в которых веришь, именно потому, что они реальны.
Смело рекомендую любителям современной прозы. Предпочитающим аудио, есть отличная начитка в исполнении Алены Долецкой.

Исповедь, длиною в жизнь. Яркая и дерзкая, эта история, словно на подмостках театра, куда попала Вивьен, разворачивается с головокружительной скоростью, неся с собой счастье юности, легкомыслие и блеск 40-х годов Америки. Богатая девица, которой на роду было написано получить приличное образование, успешного мужа и особняк в придачу, выбрала мир бурлеска и похоти. Вооружившись одной швейной машинкой, Вивьен отправилась покорять Нью-Йорк и с первого взгляда отдала своё сердце этому городу.

Городу, где суждено было произойти самым разным событиям. Где разврат соседствует с добропорядочностью, слава и признание с позором и раскаянием. Где переплетаются любовь и дружба, отчаяние и предательство. Эта книга о женщине, которая за свою долгую жизнь совершила немало глупостей, пережила войну и потеряла многих дорогих людей. А еще она о том, как важно принять своё Я, обрести внутреннюю свободу и перестать стыдиться ошибок прошлого.

Роман получился многогранным, но главная мысль всегда рядом – «Мир не чёрно-белый… Но миру плевать на правила, плевать на наши убеждения. Нет правил, которые распространяются на всех. И никогда не будет. Наши убеждения — они ничего не значат. Мир с нами попросту случается, вот что я думаю. И мы можем только принять это и жить дальше».

Самая мерзкая книга о Второй Мировой войне из всех, что я читала. Честно - дочитала лишь потому, что нужно было по игре.
Такое ощущение, что автор взял самые известные факты ВМВ и решил везде в эти события понатыкать своего героя - до блевоты (простите мой французский) отвратного офицеришку СС. И везде то наш пострел поспел... И в акции по уничтожению на Бабьем Яру поучаствовал, и на Кавказе наблюдал казни евреев да подарки в виде белых коней фюреру, и в Сталинграде выжил, и в Освенциме погостил... Но автор подумал - подумал и решил, что не хватает роману изюминки... и добавил инцеста, гомосятины, потом еще подумал и решил подбавить огоньку и без того отвратительному персонажу, решив, что пусть он убьет и мать родную, и друга близкого. А, ну и дерьмеца прибавил. Тут вы этого найдете немало и все виды испражнений во всех подробностях.
Историческая канва показалась поначалу интересной, потом пришло осознание, что все это я уже знаю, задолго до того, как автор решил запихнуть это в свой роман. Даже Википедия расскажет вам больше, вот правда.
Дико раздражала вся грязь в адрес русских солдат. К финалу книги началась вообще дикая фантасмагория. После прочтения книженции в голове осталось много невысказанных слов. Матерных. Хочется набрать полную ванну воды и долго отмываться от этой бредятины. Срочно требуется прочитать что - нибудь детское, доброе, наивное, чтоб забыть, вытравить из памяти вот это, простите, г...вно, которое еще и премию получило.

С первых же страниц роман затянул меня в свой мир. Вернее, с первых фраз - книгу я слушала в аудиоформате в исполнении Алены Долецкой, которая просто заворожила своим голосом, который очень точно передавал все настроения, страдания, радости главной героини, Вивиан. Роман о девочке, девушке, женщине. Автор описывает все периоды жизни этой очень интересной особы, которая то удивляет, то раздражает, то восхищает, то злит читателя, то есть меня. Как и любая настоящая, реальная женщина.

Вивиан, дочь зажиточных родителей, была не любима ими с детства. Главным любимцем был её брат - Уильям. Но сказать, что она страдала от этого, я бы не сказала. У нее были уже тогда свои увлечения - прически, мода. И особый талант - она умела шить, при чем не как попало, а бабушка научила Вивиан всем премудростям швейного ремесла. Которое ой как пригодилось Вивиан и в театральную бытность, и в зрелости. И даже неудавшаяся учеба в колледже ее совсем не расстроила. Но расстроила родителей, которые очень даже хотели отослать свою неудачливую дочь подальше. Но тут приехала тетя Пег. И понеслось. Родители довольно легко отпустили дочь с тётей в Нью - Йорк, а та и не сопротивлялась вовсе.

Многим больше понравилась вторая часть романа, где Вивиан после своих нашумевших поступков возвращается в Нью Йорк, и начинает жить по новому. Мне нет. Я в восторге от театральной жизни, которая просто накрыла героиню, и затянула в свое веселье, вседозволенность, свободу. Театр "Лили", такой старый и обветшалый, для меня был абсолютно очаровательным, как и все, кто в нем работал, кто в нем жил. Описание постановок, процесса подготовки к пьесам, общение актеров меня просто восторгали. Вивиан жила прямо в театре, в крыле с квартирами, вместе со своей легкой подругой Селией, примой театра. И Селия же показала наивной Вивиан всю красоту, бесшабашность, разгульность, сексуальность ночной жизни девушек бурлеска. Глава, где происходила дефлорация Вивиан просто незабываема, я смеялась долго, до слез. Восхитительные истории их ночных загулов мне очень понравились, хотя приличного там было мало.

Тетя Пег тоже очень приятный, запомнившийся персонаж. Женщина, которая опередила во всем свое время. она с глубоким пониманием и добротой относилась к своей племяннице, да и ко всем остальным. Вечерние театральные посиделки жильцов "Лили" проходили в такой дружественной и открытой атмосфере, что самой хотелось в них поучаствовать. Порывистость, щедрость, широта души этой героини меня просто очаровали.

Роман очень интересный, легко читающийся, затягивающий. Возможно, в нем я увидела какие то свои нереализованные желания исполнившимися. Все герои привлекательные, интересные, даже родители Вивиан. Книга - письмо, в котором прошла вся жизнь героини романа, написана ради ответа на один вопрос : "Как вы познакомились с моим отцом?".

Итак, город женщин – что же он из себя представляет? Перед нами история о богатой, но не сильно любимой родителями Вивиан, которую из-за очередных неурядиц на учебе отправили к еще более нелюбимой тетушке в Нью-Йорк, где ее ждет мир театра, бурлеска, секса, алкоголя и полного вагона ошибок. В целом, книга прекрасно держит читателя на крючке, особенно если этот самый читатель пришел в книгу за отдыхом и, так скажем, типичной жвачкой. Собственно, я таким читателем и являюсь. С книгой я прекрасно отдохнула, тут замечательный слог, книга достаточно событийная, а Америка 40-х годов меня всегда привлекала. Но при этом тут не без вопросов.

Во-первых, что хочется отметить, так это огромное количество секса в книге. Аннотация не обманула, здесь и правда исследуются вопросы женской сексуальности, причем довольно активно. И если бы я хотела заняться нравоучитетльством, то здесь целое поле для этого, однако… все выглядит не так плохо. Не смотря на все обилие постельных сцен и концентрацию на этом вопросе, здесь все проходит без лишней пошлости, что ли. Я сама не люблю, когда секс встает во главе угла и ничего кроме него больше нет, однако тут это смотрится словно к месту. Однако все равно стоит иметь это в виду перед прочтением.

Второй момент, это атмосфера театра, которой мне тут определенно не хватило. Все-таки я бы хотела сделать на этом куда больший акцент, чем в итоге получила. Да, действия происходят в театре, тут даже массово готовятся к постановке, но мне так было мало всей этой театральной жизни. Он здесь словно был просто фоном, а хотелось видеть среди главных персонажей, хотелось прочувствовать все дыхание этой театральщины, этот шарм. Да ведь и действия происходят в самом Нью-Йорке, да еще и в 40-е, но не прочувствовала я этой атмосферы в полной мере.

Логику некоторых действий я тоже не уловила. Родители на перевоспитание 19-ю летнюю дочь отправляют куда подальше, да еще и к тете, которую они сами не любят и порицают за ее образ жизни. Чего они хотели этим добиться, кроме как просто сплавить дочурку, я не знаю. Но потом не стоит удивляться «чистоте» ее нравов. А каждый обитатель театра… я удивлена, как они еще не спились к чертовой матери. Я конечно все понимаю, но этого я не понимаю.

Плюс, так скажем, главная интрига повествования мне тоже не понравилась. Здесь книга строится на рассказе уже постаревшей Вивиан о своей молодости. Но кому и зачем она все это рассказывает мы узнаем только в конце. Вернее, мы узнаем только кому, а вот зачем – я до сих пор не поняла.

И мне не понравился контраст между ее жизнью в театре и уже в после военное время. Я все понимаю, это логично, она не может кутить всю свою жизнь. Но как-то это не укладывается в рамки заданной истории. Перед нами все-таки не семейная сага или роман взросление, где все это происходит мало того что уместно, так еще плавно и лаконично. А тут слишком вычурно получилось.

Но не все так плохо, как я тут описала. Мне очень понравились главные герои, они яркие, они колоритные, да, местами шаблонные и не раскрытые, но в рамках этой истории все работает отлично. Была поднята очень интересная тема неравенства мужчины и женщины в измене. Участвовали трое (да-да, не удивляйтесь), а получили только девушки. Мужчина как был прихвостнем, так им и остался, даже репутационный ущерб не понес.

В общем, в рамках развлекательной литературы – вообще супер, в рамках чего-то большего – не-а, не тянет. Но с книгой можно отдохнуть словно за просмотром бодрого сериала.

Не так давно я смотрела выступление Элизабет Гилберт на Ted, которое вышло после прогремевшего по всему миру романа "Есть, молиться, любить". Тогда она сказала, что вероятно уже написала свою самую успешную книгу.

Это приятная, но не самая простая мысль для писателя, у которого еще полжизни впереди. Но, к счастью, после этого выступления из под пера Элизабет Гилберт вышла ещё далеко не одна прекрасная книга.

«Город женщин» сначала заворожит вас весельем театрального Нью-Йорка 40-х, но затем с каждой главой будет уводить ко все более и более серьезным темам жизненного выбора, принятия себя и своих ошибок. В конце концов, мы придем вместе с героиней романа к тонкостям любовных отношений, которые могут быть совершенно разными у всех людей.

У меня не сразу случилось взаимопонимание с этой книгой, но как же я ее все-таки люблю за срыв шаблонов и за новые ролевые модели, которые свободны в своем выборе собственного пути. А за ошибки их не настигает карма или непреодолимое отчаяние.

Все больше утверждаюсь во мнении, что Элизабет Гилберт одна из самых важных писательниц в современной литературе. Именно потому что она создает новый женский взгляд на мир в своих книгах.

Ее героини пытливые, смелые и свободные. Вместе с ними хочется познавать мир, они освобождают от сомнений.

Сюжет книги начинается в предвоенные годы, в начале 40-ых прошлого столетия. Главную героиню Вивиан после неудачного опыта учёбы в колледже родители отправляют пожить к тёте Пэг в Нью-Йорк. Тётя оказывается человеком оригинальным: она не только чужда любых предрассудков и попрания личной жизни каждого, но кроме того живёт она в удивительном месте - в принадлежащем ей здании театра под названием "Лили". Там же и остановится погостить её племянница.

Театр этот далёк от Бродвея. Здесь не ставят громких, расхваленных критиками постановок. Публика здесь совсем другая. Это простые рабочие, которые хотят незамысловатого развлечения под конец трудового дня, и чтоб билеты были не дорогие. Вот как раз благодаря таким зрителям театр и держится на плаву.

Поселившись в Нью-Йорке, Вивиан буквально начинает новую жизнь. Её восторгает и сам этот кипящей жизнью город, и люди в нём, и, не в последнюю очередь, доселе не доступная ей свобода. Свобода в принятии любых решения, хотя порой они и приносят плачевные результаты, но на протяжении нескольких десятилетий, что описано в книге, Вивиан ни разу не пожалела, что осталась жить в этом городе и не вернулась к родителям.

Можно сказать, что это книга о театральной жизни. Здесь так хорошо показана закулисная жизнь: и как пишется пьеса, и как ведётся к ней подготовка, как репетируют артисты, и как отмечают успех. Причём, главная героиня в самой центре этой компании, ведь будучи талантливой швеёй, она сразу становится костюмером.

Или можно сказать, что книга о жизни Нью-Йорка и американцев во время Второй мировой войны и после неё. Рассказано о том, как война затронула простых жителей, как большинство из них сразу же отправились воевать за свою страну. И многие из них не вернулись, или же вернулись искалеченными и телом, и душой.

Но всё же это не будет полноценной характеристикой книги, потому что, как мне кажется, главная тема здесь - женская эмансипация. Потому что главная героиня Вивиан проходит путь от скромной, зажатой в рамки приличий юной девушки до умудрённый опытом, раскрепощённой в своих желаниях и полностью независимой женщины. Эта книга буквально провозглашает, что женщина имеет право заниматься сексом с тем, с кем хочет, и когда хочет. Что женщина имеет право поступать по собственному разумению, не спрашивая разрешения, и в случае совершения ошибки, может принять поражение. Что женщина имеет право жить по своим принципам, а не тем, что навязывает общество: обязательно выйти замуж к определённому возрасту и завести n-ное количество детей.

Понятно, что многим героиня Вивиан будет неприятна, именно своей раскрепощённостью, потому что она знает, чего хочет, и не боится к этому стремиться. Мне кажется, что ей можно только восхититься. Ведь цели и желания у нас у всех разные, свои собственные, но далеко не каждый готов их добиваться.

Если говорить именно о развитии сюжета, то, пожалуй, здесь нет каких-то интриг или неожиданных событий. Просто жизнь одной женщины в очень интересное время. Читать рекомендую.

Вы должны противостоять искушению проявить человечность

Незаурядная книга, и прежде всего тем, что сочетает в себе вещи казалось бы несочетаемые. С одной стороны, перед нами роман с претензией на историческую достоверность, с другой стороны, история уж слишком литературна, очень многое предстает перед нами нарочито гипертрофированным и надуманным. Пытаясь воссоздать внутренний мир офицера СС, Литтелл вступает на очень скользкую дорожку: про банальное слепо выполняющее приказы зло написали достаточно и до него, а вывести героя сложной и детально разработанной личность чревато обвинениями в оправдании. Действительно, фашизм с человеческим лицом мало кому нужен, хотя бы потому, что холокост не имеет с человечностью ничего общего. Но это не избавляет нас от простого вопроса: как всё это могло произойти? Ни звериное ожесточение палачей, ни слепое равнодушие исполнителей не кажутся достаточным объяснением. Герой романа Максимилиан Ауэ считает случившееся чем-то вроде массового исступления, помешательства целого народа, свойственного вообще-то вовсе не одним только немцам. Притом такое массовое обвинение вовсе не нивелирует вину каждого отдельного человека. Так, сам Ауэ весь роман мучается осознанием содеянного, хотя и не раскаивается. И в сущности, он прав, говоря, что раскаяние - это для детей. Есть вещи, которые никакому раскаянию искупить не под силу.

С другой стороны, такое коллективное представление о вине можно расширить и дальше. Простое знание о происходящем превращает бездействие в соучастие, значит, военные преступления, совершённые во имя национальной идеи, ложатся на плечи целой нации. Но судьями, утверждает Ауэ, всегда становятся победители. В романе есть момент, когда один из немецких офицеров, узнав о бомбардировках немецких же городов, предлагает после победы призвать союзников к ответу. И действительно, ответить есть за что - тут и Дрезден, и Берлин, и Хиросима с Нагасаки. Немало зверств и на счету советских солдат. Говорить о последнем особенно неприлично, того и гляди, сочтут национал-предателем. Очень многие совершенно разумные и адекватные во всех прочих отношениях люди начинают звереть, когда речь заходит о военных преступлениях сталинского режима. Фашисты заведомо бесчеловечные ублюдки, а целый ряд событий и произведений искусства понемногу утверждают представление о деяниях союзников. Все помнят историю про бумажных журавликов, все читали Воннегута. Но вот мы, а точнее, наши предки, выше обвинений. Мы-то никого не бомбили, не расстреливали и не морили голодом, а если что и было, так только против тех самых бесчеловечных ублюдков, а значит, вполне простительно. Такие люди, они прямо как помянутый выше немецкий офицер, для которого убитые немцы люди, а убитые евреи - недочеловеки.

Так вот, бесчеловечности не существует, заявляет Ауэ, а всё, что есть - человеческое и ещё раз человеческое. Объявив евреев недочеловеками, фашисты и создали то самое противоречие, которое Литтелл так ярко демонстрирует в описаниях Аушвица. И психические отклонения, и жестокость надзирателей объясняются именно тем, что они прекрасно осознавали - человекоподобные животные, которых им поручили сторожить, на самом деле никакие не животные, а ровно такие же люди. Об этом же бредит и поправляющийся от сотрясения мозга Ауэ. А примечательней всего тут то, что офицеры СС это вовсе не вышедшие из народа дикари, а чуть ли не через одного доктора наук, цитирующие в оригинале греческих философов, интеллектуальная элита нации. Сам Ауэ с удовольствием слушает классическую музыку, говорит на нескольких языках, восторженно читает Флобера. Ровно так же, как Эйхман в иной ситуации мог бы стать талантливым чиновником-управленцем, Ауэ был бы интеллектуалом, исследователем, кем угодно, только не офицером айнзатцгруппы. Он и сам не хотел бы участвовать в этом, рад бы найти тихую бумажную работу в тылу. Но когда обстоятельства складываются соответствующим образом, он, прикрываясь долгом перед нацией, берёт в руки пистолет и идёт добивать умирающих евреев.

Видимо, Литтелл ясно понимал, насколько близко он подошёл к опасной истине - совершенно обычный, образованный и добрый человек под влиянием обстоятельств может стать и станет кровожадным чудовищем. Фашизм с человеческим лицом, литературность, становящаяся попыткой если не оправдания, то объяснения штука опасная. Даже завуалированное утверждение, что и сами мы в случае чего запросто начнем сжигать в печах геев/инородцев/интеллектуалов/космополитов, способно поставить на судьбе романа крест - такого люди не любят. Именно поэтому Литтелл и решает добавить в свою книгу галлюцинаций, травм детства и прочего психодела. Парадоксальным образом получается так: чем больше внутренних переживаний героя демонстрируется читателю, тем менее живым он кажется. Постепенно Ауэ из личности становится ходячей реминисценцией. Тут и достоевщина с топором, и мифологические сюжеты об Оресте и Эдипе, и эротические фантазиий, и Лермонтов в Пятигорске, и мазохистское гей-порно в СС-совском антураже. И глобальный злодей и демиург максимилиановой судьбы в лице заплывшего жиром воняющего Мандельброда с десятком котов. Это уже такой B-movie трэш, что многолетняя авторская работа по уточнению исторических деталей меркнет и кажется таким же балаганом. Трудно воспринимать всерьёз книгу, главный герой которой в лучшие свои годы считал себя богом-кальмаром, а потом ему прострелили голову, и парень пошёл вразнос окончательно. Плавно перетекающие в реальность и обратно галлюцинации героя хороши, но в погоне за стилем Литтелл впадает в противоречие, возможно, вполне осознанное. Имея такого карикатурного психопата в качестве главного героя, очень легко отбиться от обвинений в оправдании фашизма. И даже когда мы вживаемся в шкуру Ауэ и понимаем, что видения и кошмары героя вполне оправданы, а сам Ауэ вовсе не карикатурен, исходная идея всё равно гибнет. Почти весь роман Литтелл подводил читателя к мысли о том, что бесчеловечности и вправду не существует, но подобный выбор главного героя мешает все карты. Смысл в том, чтобы показать - совершенно нормальный человек способен на такое, что и в страшном сне-то не приснится, но сам Ауэ был нормален дай бог лет до пяти.

А в заключение ещё одно маленькое наблюдение о нормальности, зле, палачах и героях. Вы же добросовестно прочитали роман и хорошо представляете себе, что на самом деле нужно было сделать для того, чтобы стать шатндартенфюрером СС и считаться истинным национал-социалистом. Приемлема ли для гипотетического Отто фон Штирлица причастность к массовым расстрелам и пыткам, если истинная его цель - выживание и величие его страны? И приемлема ли такая же причастность для гипотетического Максимилиана Ауэ, если он так же твёрдо полагает своей целью выживание и величие своей страны?

Жутко прекрасен травелог в этой книге. Места-то какие! Берлин - икона нацистского городского стиля, Киев с его Бабьим яром, города КМВ с лечебницами, Кавказ с его многообразием национальностей, количество которых способно смутить и запутать даже матерых садистов-антропологов, Сталинград, оказавшийся не по зубам, не по костям, не по кишкам, Краков, Париж, Будапешт, откупившиеся людьми. Везде люди жили. И сейчас живут. Сами себя проредили, освободили много места. Мир был бы другим сейчас, с другой численностью, другим национальным составом и культурным наполнением если бы не инициативы одержимых идеями людей. Дух захватывает от размаха проделанной работы по уничтожению. Оказывается, уничтожение людей может быть настолько рутинным, выгодным всем на местах и вместе с тем таким увлекательным и даже возвеличивающим занятием, что удовольствие получаемое от него часто может быть важнее национальной экономической выгоды. Дух захватывает от цинизма. Настолько, что хочется сменить биологический вид или даже планету. Вид - потому что не хочется принадлежать к виду существ, которого легко убедить в необходимости убивать. Планету - потому что даже если убивать не убедили/не вынудили/не заинтересовали/не увлекли - спрятаться-то и негде. Велика планета, а отступать некуда, везде тот самый биологический вид.

Именно это основной посыл автора. Мол, не судите фашиста строго, неизвестно как вы поступили бы на его месте, был бы у вас выбор, спрашивали бы ваше желание итп. Порядок есть порядок, надо так надо. Мне кажется, что все зависит от того, во что человек верит, совпадут ли его личные сокровенные мотивы с публичными призывами убивать. Если пользоваться понятиями из глосария автора, а говорит он устами героя-националиста - скажу: не все народы имеют природную склонность к педантизму и не всем близка идея убивать из соображений порядка, так что вот не надо! Идея убивать может и близка человеку вообще, а идея следовать порядку далеко не всем. Так что посыл автора я не принимаю. Не принимаю навязывания индивидуальным извращениям героя характера вселенского масштаба. Вижу противоречие в убежденности его права на убийство в силу национального превосходства, нахождения в системе и уравнивающего - да вы бы тоже убивали, не спешите судить! Позвольте! Мы абзацем ранее в превосходстве не состояли, следовательно и права не имели! Кроме того, мне неприятны похвальбы личной удачливостью, подлой живучестью и благосклонностью мифических мало кому понятных Благоволительниц (какая наглость!) в отправлении своего пассивного садизма и приводить это в качестве доказательства правоты своих антропологических теорий. Санитар леса нашелся. Человечество может еще спасибо должно сказать тем, кто уничтожал миллионы людей и сжигал их останки что бы не допустить эпидемий? Это ведь тоже во имя порядка.

Можно, конечно, послать к черту героя или автора с его золоченными интеллектуальными приглашениями в тяжелые трупные размышления. Можно сказать: враки! Кого я слушаю? Повествование ведет безумец, извращенец, садист, человек, ну и что что он тот еще эрудит и эстет, он нарушил все возможные табу - кому вы верите? Но безумцы всех умней, особенно если обезумели на антропологической почве, а автор, пишущий о них, перерыл все архивы Европы и повествует чертовски увлекательно.

Можно еще обезуметь на классовой почве, но это совсем другая история, да и победителей не судят. Можно на половой почве обезуметь. Можно обезуметь и без всякой почвы. Можно эту книгу почитать и обезуметь. От ужаса. От войны. От человека. Главное - выздороветь после, но способен ли человек на это? И надолго ли? Стоит смениться поколению, а следовательно, стереться памяти ужаса, умрут последние очевидцы, способные рассказать и у человека снова воспалятся его «почвы», он возжаждет войну, будет вести на нее ворожбу, возвеличивая мотивы.

П.С. Почему в Великобритании до сих пор запрещен логотип «Опель», а в России ездят на автомобилях со знаком молнии не задумываясь? При том, что нога захватчика на английскую землю не ступала, их дома не грабили, не расстреливали в лоб, не насиловали жителей и не устраивали концентрационных лагерей. Британцев ранит логотип, который был на немецкой военной технике, бомбившей их с неба, а нас - нет. Мы менее ранимые? Или не ранимые вообще? Или они просто информированы больше? Или у нас есть наклейки для автомобилей про деда, победу, Берлин и трофеи и мы презрели ранимость? Такая антропология. Поди разбери.

Как же долго я читала эту книгу. Ужас. Мне еще ни одна книга не давалась так тяжело. Я периодически останавливалась и читала другие книги, а потом возвращалась к этой.

Итак, сюжет здесь идет от имени офицера СС - Максимилиана Ауэ. Главный герой, изначально, произвел на меня впечатление, очень "странного человека". Мне кажется, он и до войны был не совсем нормальным, он любит свою сестру-двойняшку и в подростковом возрасте они постоянно занимались сексом. Так же он ненавидит мать и отчима, а отца любит, хотя помнит его с трудом.
Пока идет война он попадает во многие "ключевые точки" войны. Видит огромное количество ужасов и сам делает множество ужасных и отвратительных вещей. Параллельно он с разными людьми обсуждает какие они молодцы (фашисты) и что они лучше всех в Мире.
Тут мы наглядно видим как люди становятся нацистами и как на них влияет пропаганда и обиды за их нацию от Первой Мировой войны. Люди превращаются в "чудовищ" и постепенно сходят с ума. Меня просто ужасали их рассуждения.
Кроме того, в книге ярко описаны весь натурализм убийств, смертей, войны, извращений и пр.

Мне было невероятно тяжело читать эту книгу.

Еще я думаю, что, то, что главный герой не стандартный изначально, это не совсем четко нам показывает, как менялись средне статистические немцы под влиянием фашисткой идеологии. Я бы охотнее прочитала жизнь самого заурядного человека из германии тех времен.

Книга мне была очень-очень-очень неприятна. Именно по этому не советую ее к прочтению.
Но с точки зрения истории, у меня не возникло претензий к автору.

Внимание, спойлеры!

Заглавие меня смутило. Я - Шарлотта Симмонс. Не понимаю, когда люди произносят свое имя так, словно само это имя наделяет тебя какими-то необыкновенными качествами и привилегиями. Ау, это Вы наделяете имя начинкой, а не оно вас. Я - Шарлотта Симмонс... тоже мне, королевишна.

С другой стороны, именно самомнение, пожалуй, и привело вышеназванную Шарлотту к столь грустным последствиям. Когда в твоем небольшом городке тебя чуть ли не боготворят за то, что ты настолько умна, что поступила в престижный университет, мало шансов остаться с нормальной самооценкой. Вся речь директора на школьном выпускном была посвящена практически одной тебе.

И вот, ты вся такая умная приезжаешь в университет. И практически с порога начинают сыпаться проблемы, причем самые мелкие из тех, с которыми предстоит столкнуться. Сначала автор селит героиню в совмещенное общежитие. Я подумала, и что такого? Давно нет разделения на мужские и женские общаги, все живут и учатся вместе. Но такого я не ждала. Оказывается, в совместном общежитии совместно всё! Санузел в том числе. Неприятно. Особенно, когда в соседних кабинках переговариваются два парня о бывшем содержимом их кишечника. И вторая проблема - богатенькая соседка. Богатенькая заносчивая, презирающая тебя чуть ли не с первого взгляда соседка-блондинка с ногами от ушей (читать слитно). Особых трудностей она Шарлотте не принесет (за исключением нескольких секс-ссылок), но находясь в паре метров от такой вот дивы, наверняка острее ощущаешь и отсутствие шмоток, компа и мобильного телефона. Твоя отсталость просто бросается в глаза в этом сравнении. А если ты приехала в университет учиться, а не бухать и трахаться, то вообще можно поставить крест на общественном мнении о тебе.

Хоть Шарлотта и чувствует себя одинокой, вокруг нее крутится много людей, причем далеко не самых скучных и простых. Все университетское сообщество делится на крутых парней из братств (вот весь тот греческий алфавит, о котором во всех молодежных сериалах говорят), на крутых спортсменов, которые вообще живут словно бы в отдельном мире, крутых девчонок, которые бухают и трахаются вместе с вышеперечисленными крутыми, ни у остальными (проще лохами), которых в лучшем случае не замечают. Справедливости ради, должна сказать, что по крайней мере в книге все эти "крутые" не слишком гнобят "остальных". В большинстве случаев им просто наплевать.

Шарлотта общается с представителями всех этих классов. И каждый по своему на нее повлиял. Джоджо - баскетболист, он первый кто к ней вообще подошел в этом огромном заведении. Он привлекает. Как в физическом смысле, так и в умственном (нет, он туп, как и все остальные спортсмены в Дьюпонте, но он почему-то захотел поумнеть). Но не Шарлотту. Ей как-то изначально было на него пофиг, и большую часть книги я не особо понимала, а зачем нам про него пишут? Но это, пожалуй, единственный растущий персонаж в книге. Он борется с системой, против нее и за себя. И он, действительно меняется. Хойт Торп. Вот он, тот кто встал на пути у бедной девочки. Но я ее не жалею. Она сама этого хотела, и это и получила. То, что ты ожидала другого продолжения - это сугубо твои личные проблемы. Не забывайте, что Шарлотта умна, и в конце концов, она открыто говорит, что не винит Хойта ни в чем. Просто он такой человек, и повел себя так, как всегда себя вел. В этом нет ничего необычного. Не понимаю только, зачем были все эти депрессии. Если человек стремится к тому, чтобы стать заметнее, стремится к тому, чтобы стать девушкой самого крутого парня в универе, то радуйся, если тебе это удается. Если ты едешь в другой город в гостиницу на пьяную вечеринку с ним и его друзьями, то ожидай того, что там будет секс. И с тобой в том числе, да... особенно, если он уже у тебя в трусах. Да блин, я бы радовалась, если бы подобная штука просто не закончилась групповухой, а остальное... Хотя, может это я так думаю...

Вот такие приключения. И вот, ты вся такая падшая, с плохими оценками, с ужасным настроением, без последних подруг попадаешь в глухую депрессию. Спасает ее Эдам Гиллиан. Он из активных ботанов. Которые умны, и борются за все права, кроме прав белых мужиков-натуралов, кураторят у тупых спортсменов и по пути развозят пиццу. И он влюблен в Шарлотту. Собственно поэтому ее и спас. Из надежды на лучшее (и совместное будущее). А она повела себя как настоящая стерва. И все время с самого их знакомства, она так себя вела. Научилась-таки у Беверли нехорошему. Из жалости с ним целовалась, за ручку держалась, когда помереть хотела - звала его к себе, чтобы поддержал, пожалел, и он делал все для нее. Жаль его. Но, насильно мил не будешь, просто пользоваться как-то некрасиво было.

И вроде бы стало все налаживаться. Учеба постепенно приходит в норму, печальная известность понемногу затихает, тебя уже все знают, но всем становится наплевать. А у тебя, оказывается, что-то внутри сломалось. Тебе на многое стало плевать, ты где-то и нагрубить теперь можешь и применить сарказм третьей степени, а еще ты теперь девушка того самого крутого баскетболиста. И тебя теперь все уважают, а ту историю стараются забыть, или представить в другом свете.

Читая другие рецензии и аннотацию, я рассчитывала, что здесь будет намного больше жести. И совсем не ожидала такого сахарного финала. Это, конечно, не совсем сказочный финал в стиле "И жили они долго и счастливо", но тенденция намечается такая. Думаю, Шарлотта все же выберется из этой ямищи, и они с Джоджо продолжат покорять всех и вся.

Книга мне понравилась, и я удивлена, что не слышала о ней раньше. Есть люди, которым я с удовольствием посоветую эту книгу, если они не побоятся количества страниц, конечно.

P.S.: все обращения второго лица (ты, тебе, твой...) относятся к Шарлотте Симмонс.

От чего оттолкнуться, чтобы понять этот роман? Я раздавлена необходимостью написать рецензию на эту книгу. Такая задача равносильна набившему оскомину переписыванию от руки "Войны и мира". Роман настолько многоплановый, многослойный, многосмысловой и, чего уж там, - будоражащий, что для его осознания и маломальского описания необходим недюжинный талант и синтезное мышление. Коими, увы, похвастать не могу.

Еврей Литтелл пишет книгу, оправдывающую офицера СС. Последний предстает перед нами рафинированным интеллигентом, увлеченным музыкой, разбирающимся в литературе, склонным к рефлексии и анализу, но, в силу причин не изуверских, а исключительно идейных, участвующий в массовым истреблении евреев. Справедливости ради стоит отметить, что делает он это без удовольствия и с явным чувством вины, которую, хоть и отрицает сам, но не может скрывать – стремительно ухудшающееся здоровье нам, людям посвященным в мистерию зависимости здоровья от внутреннего раздрая (легкая саркастическая ухмылка) – такая вина представляется очевидной, очевиднее чем любые доказательства логического или эмоционального порядка. Поначалу наблюдающая позиция главного героя Максимилиана Ауэ даже нарочита – он не принимает участия в массовых расстрелах, он остается единственным из числа сослуживцев, кто всерьез думает о невозможности, безумности происходящего и неустанно возвращается к этой теме, тем самым отрицая формулу своей непричастности в силу исполнения приказов. Позже он сам совершит ряд преступлений, каждый раз находясь в несколько пограничных состояниях – с одной стороны, текст романа не оставляет сомнений, что именно Макс Ауэ совершил эти убийства, а с другой стороны, события предстают пред нами так, как будто у него не было ни воли к их совершению, ни как такового осознания деяния, рука Рока, неизбежности руководила им. И речь здесь не столько о вульгарном психиатрическом расстройстве, которое, без сомнения наличиствует, – речь скорее о той грани безумия, которая неотделима от абсолютного, а значит ненормального психического здоровья. Имморальность личности Ауэ зашкаливает, а точнее – не вписывается ни в какие рамки и шкалы. Несмотря на очевидную попытку автора показать, что все, кто расстреливал евреев в Бабьем Яру, принимал решения об истреблении нации, гнал полуголых рабов по морозу, содержал их в их говне и нечистотах – все, все кто это делал – абсолютно обычные люди, с присущими им абсолютно обычными человеческими качествами, я осталась с твердым ощущениям того, что сам Ауэ – не человек, а нечто условное, неживое, лишенное , внимание, ПАФОС – искры божьей. И неважно, что этот термин вы слышите от человека формально чуждого любой официальной религии. К сожалению, в моем словаре нет иных слов, чтобы иным способом передать отсутствие человеческого в главном герое. Возможно, именно эта негуманоидность – лишь мое фиалковое заблуждение, в основе которого моя инфантильность, неспособность принять такую реальность. Оставим это на моей совести.

В то же самое время автор тонко, умело, безапелляционно и без надежды выбраться погружает читателя в тошнотворный мир кошмаров и фантазий Ауэ. Реалистичность этого погружения вызывает стойкое отвращение к пище и нарушения сна – талант автора, бесспорный, шокирующий, завораживающий. Внутренний мир героя прописан так искусно, что невольно пропитываешься его размышлениями и грезами, срастаешься кожей, и вот уже ты сам мечтаешь о белой коже и копне тяжелых волос его сестры или наливаешься ненавистью при мыслях о матери. Я никогда не понимала людей, которые ненавидят Гумберта Гумберта. Неужели можно не понимать и ненавидеть самого себя? Литтелл так же вживил меня в Ауэ, как Владимир Владимирович в эксцентричного сноба, помешанного на нимфетке.

Если говорить о романе в целом, то перед нами, безусловно, шокирующая реальность службы в СС во Второй Мировой Войне. Большая часть событий разворачивается на территории Союза, а часть так и вовсе моей малой родине – Ставрополье. Плотно и со знанием дела освящен вопрос взаимодействия немцев с кавказским населением – мне, человеку не просто живущему на Кавказе, но и всерьез интересующемуся вопросами кавказских отношений, читать эти главы было безумно интересно. Сергей Зенкин в своей статье «Джонатан Литтелл как русский писатель» умело отражает реминисценции автора на Лермонтова, Достоевского, я же в эпизоде расстрела кавказского старца, даг-чуфута упрямо видела разговор Понтия Пилата с Иешуа. Скажите, я одна такая долбанутая?

Страшно и завораживающе описана бюрократическая волокита КЛ, управляющая тысячами человеческих душ. Безграничное оскотиневание больнее всего бьет своей правдоподобностью. Впрочем, правдоподобность – действительно неуместное слово для этого романа. В глаза читателю заглядывает правда – именно поэтому его так невыносимо читать.

Совершенно нелепо заносить такую книгу в любимые или говорить, что она привела в восторг. Подобрать эпитеты, описывающие уровень признания трудно, восхищаться - кощунственно, однако это книга достойна высочайшей оценки из возможных.

Wolfe researched the novel by talking to students at North Carolina, Florida, Penn, Duke, Stanford, and Michigan.

Источник.

Wow. I believe you can write about being young no matter how old you are. However, I don't know if you can write about being young and going to college in 2004, when you haven't been young (or attended college) since the Eisenhower administration. '

(с) Одна цитата с гудридса.

Вступление

Представляет интерес, что в русском сегменте книге поставили высшие оценки, в то время, как на гудридс оценки нижайшие. Возможно, это объясняется тем фактом, что Вульф пишет нечто, о чём западные читатели имеют непосредственное представление и могут сравнивать с реальностью, не в пользу книги.

Целью курсовой является доказать, что никаких четырёх лет житья в кампусах не было и это миф из русскоязычной аннотации, никак не подкреплённый фактами в англоязычных источниках, а "многочисленные интервью студентов" состояли в опросах дочерей и парочки их приятелей.

1. Главная идея

Предваряющая история о котах, которые переняли гиперсексуальное поведение своих лоботомированных сородичей, обещало реализацию интересной идеи о том, как общество влияет на поведение индивида. Постоянный рефрен, состоящий из названия романа ("Я - Шарлотта Симмонс"), а также замечательная одна из открывающих сцен книги, когда отец Шарлотты приглашает семью её соседки по комнате в забегаловку быстрого питания, позволило предположить, что будет раскрыта даже более интересная тема - как индивид, который умеет не подчиниться социальным требованиям, задаёт новые правила поведения своему окружению. Инфантильное восприятие Шарлоттой поведения родителей, кажется стартом для последующего изменения характера и прохождения пути становления личности, ведь приглашение богача, давшего с порога понять, что прилетел на частном самолёте, в дешёвую рыгаловку "Скворчащая сковородка", от которого он не может отказаться, чтобы не прослыть снобом, расставляет заново фигуры социальных ролей. Нет ни хорошего, ни плохого. Все правила имеют силу только пока индивид соглашается им подчиняться. Отец Шарлотты не признаёт, что по социальной лестнице богач отец Беверли стоит выше и имеет право диктовать свои правила, горец из небольшого городка навязывает богачу своё видение ситуации, чем делает их обоих равными.

Каждый человек несёт свою вселенную представлений и правил. И чем меньше он склонен подвергаться чужом влиянию, хотя осознает всё многообразие чужих представлений, тем больше он навязывает свою вселенную остальным. Шарлотта Симмонс, постоянно повторяющая про себя собственное имя, могла стать подобной вселенной хотя бы для своего крохотного окружения, если не для всего колледжа. Осознавая чужие ценности, но твёрдо придерживаясь своих, как дарующих большие удовольствия, она бы завоевала ту популярность, которую жаждала.

Но на самом деле, как становится ясно впоследствии, инфантильность восприятия мира свойственна не Шарлотте Симмонс, а самому Томасу Вульфу. Единственная забота главной героини - это продвижение по социальной лестнице. За всё время романа ни она, ни любой иной персонаж не осознают, какой солидный социальный капитал может дать бравирование своим социально низким происхождением, а также все возможности манипулирования окружающими, что заставляет рассматривать обед в забегаловке с точки зрения героини, то есть как понижающий её социальный статус. Таким образом Том Вульф не только снижает психологическую ценность романа, но и демонстрирует неспособность автора относиться к обществу чуть более зрело, чем восемнадцатилетка из горного захолустья.

Роман недаром сравнивали с "Сумерками", так как основной сюжетной линией становится вопрос, кого из трёх ухажёров выберет Шарлотта. Сами ухажёры упрощены и являются даже не столько архетипами, сколько представителями племени клише: самоуверенный и злой красавчик-плейбой, страшненький, эгоистичный и умненький нерд, тупая спортивная звезда. Отношения между ними и главной героиней составляют весь сюжет книги, не давая никаких возможных обобщений, метких наблюдений или проникновения в суть молодёжных чаяний и желаний. Книгу можно было бы сравнить с раздутым выпуском о приключениях подростков из сериала "Школа в Ласковой долине", однако в повестях Фрэнсин Паскаль при всей одномерности персонажей давала им более одного желания даже на пространстве в пятьдесят страниц.

2. Достоверность

Из предоставленного Вульфом материала можно вывести, что Университет Вашигтона и Ли, где учился писатель, не является престижным и даже несёт на себе отчётливые следы захудалости. Вульф никогда не присутствовал в местах, где 90% присутствующих могут купить все здания университета вместе с преподавателями. Нельзя сказать, что ситуация, сложившаяся в Дьюпонте, вообще невозможна, но она возможна только в таком заведение, про которое будут говорить не "сам Дьюпонт", а "какой-то там Дьюпонт", потому что единственное поведение, которое характеризует поведение студентов - это поведение не детей элиты, а лишь фермерских сынков, которые впервые тратят свои первые 100 долларов.

Все описанные удовольствия - секс, выпивка, наркотики - дети из богатых семей опробовали уже в старшей школе. Обладая наибольшим количеством денег, красивыми машинами, а также родителями, которые берут на себя ответственность за помощь в уголовных ситуациях, подростки получают все прелести "взрослой жизни" намного раньше. Оказавшись в среде подростков своего круга, обладающих не меньшими, если не большими, возможностями, без постоянной опеки родителей, студенты выбирают себе иной ориентир, определяющий социальный капитал. Главным состоянием становится будущее.

Инфантильность восприятия Вульфа особенно подчёркивается тем, что он не может придумать иного будущего для студентов, чем работа в дорогих инвестиционных фондах. Хотя наиболее вероятностные траектории жизненных путей у детей элиты: работа в компаниях родителей, юридическая практика и, разумеется, политика. Почему-то пьянство и секс в студенческой среде настолько традиционные, что были воспеты ещё вагантами, Вульф описывает, как единственное студенческое времяпрепровождение и единственную ценность. Хотя старинные университеты ценятся даже не за знания, которые они дают, а за то, что в них преподают понятие о ценности знаний. В среде, где "сколотить состояние" уже пройденный этап, важной становится претензия на аристократизм, а вместе с ним - утончённый вкус и элитарность, там, где всё доступно, интересно то, что доступно не для всех. Студенчество - это не время, вычеркнутое из жизни, как несколько раз повторяют в книге, это низкий старт. Нет студента, который бы не понимал, что знания - это пропуск в будущее, что знающий студент - это возможный будущий политик или финансист, знакомство с которым даст преференции в будущем. Тупой тусовщик может может приобрести статус крутого только в одном случае - если имя его отца Джордж Буш-старший.

В таких условиях возможность того, что бедный выскочка Хойт Торп станет главным лидером своего престижного студенческого братства только на основании большого количества перетраханных тёлок, не только миновала точку Абсолютного Ноля Невозможности, но уверенно стремится к минус бесконечности бреда. Исследования, художественные книги и личный опыт свидетельствуют однозначно: в университете/колледже для приобретения социального капитала становятся ценными такие установки, как происхождение (старые аристократические американские фамилии тоже никто не отменял, пусть в демократической Америке это принято замалчивать), деньги семьи (а также то, насколько студент умён, чтобы не профукать их в первый же год получения по наследству) и, само собой, знания и умения, которые откроют двери в высшие эшелоны власти. За первыми и последними охотятся студенческие братства, потому что назначение братств - не совместные оргии (это средство, не цель), а взаимопощь во взрослом мире, продвижение "своих". Например, довольно зримо показано в "Линии красоты", невзирая на пьянство и наркотики практически всех студентов, уважением не меньшим, чем остальные, пользовались те, кто обладал знаниями и эстетическим вкусом, что даже обладающие деньгами стремились претендовать на обладание знаниями, и что разочарование наступило только в тот момент, когда главный герой не смог после окончания университета обменять знания и знакомства в политический капитал.

Проблема книги в том, что Том Вульф описал не колледж, а старшую школу. Довольно очевиден один из источников его сведений о жизни молодых: сериал "Беверли Хиллз 90210", упомянутый в тексте романа. Остальные источники помогли установить рецензии на гудридс, так как англоязычные пользователи легко узнавали и атмосферу, и сюжетные ходы из этих фильмов: Ferris Bueller's Day Off, Animal House, Old School.

Таким образом мы можем вывести, что интервью со студентами являлись не главными источниками и были заменены ходами и описаниями общества из утрированных комедий.

3. Политические и мировоззренческие взгляды автора

Несмотря на одежду, которая может намекнуть, что сам автор не чужд нетрадиционным формам отношений, Том Вульф, как довольно очевидно, является сторонником радикально-традиционных взглядов. И преподносит их он с не большим изяществом, чем подростки, которые стали скандировать "Фигаро", звучащее как "3.14доры", что в очередной раз демонстрирует некоторую незрелость авторского восприятия действительности.

Когда тема дискриминации возникает в первый раз, то затронутый вопрос представляет интерес своей неизбитостью - обратный расизм, то есть расизм темнокожих по отношению к белым. Сложившееся у темнокожих баскетболистов сообщество требует и от белых игроков, и от темнокожих интеллектуалов перенять стиль общения чёрного гетто. Это тема, которой боятся касаться другие писатели, дабы не прослыть расистами. И чем дальше идёт повествование, тем становится очевидней, что в данном случае чуда не произошло и звание соответствует наполнению. Все рассуждения о темнокожих вложены в уста членов студенческого братства Сент-Рей и крутятся вокруг извечных вопросов "из-за этой долбанной толерантности ни...ра поставить на место нельзя". Так как не исследован вопрос расизма, а эмоциональная оценка высказывающимся не дана (вернее, коннотация обычно положительная и сверхмилитаристская) становится очевидным, что таким немудрёным способом Вульф транслирует на аудиторию свои мысли. Аргументация так же прозрачная и не выходит за пределы убедительности сетующего на законы, запрещающие бить всех по морде, ссылаясь при этом на "чрезмерную пацифистичность общества, нарушающую традиционные ценности".

Что касается вопросов гомосексуальности, все сразу отмечают карикатурный образ лесбиянки Камиллы, которая в каждой ситуации пытается найти состав притеснения секс-меньшинств. Однако, для того, чтобы сделать более глубокий анализ, следует чуть более внимательно отнестись к тексту и, возможно, создать пару-тройку коротеньких логических цепочек. Прежде всего, установим тот факт, что хотя речь идёт о 2003-м годе, складывается ощущение, что описывается, как минимум, 73-й. Гомосексуальное сообществе сегрегировано от основной массы студентов. Если речь заходит о сексе, то исключительно о гетеросексуальном. Вторым немаловажным моментом является то, кем являются носители гомосексуальных ценностей. Их фактически три: сумасшедшая агрессивная лесбиянка, трусливый вожак-гей и лицемерный преподаватель-натурал, который на поддержке гей-движения набирает себе социальные очки. В то время, как противники, это не только мужественные, но и хитрые парни, которые придумали способ как не только "наказать гомиков", но и избежать наказания самим. Довершают образ фразы, подобные этим: "Что нужно человеку, чтобы ощутить себя стопроцентно полноценным? Конечно, обвинить другого в тех грехах и пороках, которые общество приписывает тебе". Хотя, возможно, это не только и не столько попытка транслировать свои идеи, как ответ всем тем, кто не стесняется в своих рецензиях замечать вожделение, с которым Том Вульф описывает мускулы и плоские животы парней.

На этом, что примечательно, перечень странных идей не заканчивается. Почти любую женщину на гудридсе оскорбило замечание о том, что "бабами надо командовать, каждая баба хочет себе мужика-командира". Сложно представить себе Тома Вульфа в роли "мужика-командира" (не будем рассуждать и о том, что вторая роль из названных более соответствует его идентичности). Сосредоточимся на эпизоде, который пропустили другие рецензенты хотя бы потому, что он кажется не имеющим отношения к остальному повествованию. Один из спортсменов снимает болельщицу и внезапно затевает с ней разговор: "Ты же хорошая девчонка, что ты ведёшь себя как шлюха?". То есть весь эпизод нужен для демонстрации Вульфом паттерна о том, что мужчины могут спать с кем попало, а женщина, ведущую беспорядочную половую жизнь, называется шлюхой, без дальнейших психологических и логических обоснований и общего консенсуса для этой моральной парадигмы.

4. Психологическая составляющая в описании персонажей

По мере повествования наблюдается не прогресс, а регресс образов. Главная особенность каждого персонажа постепенно гиперболизируется, доходя до гротеска, от чего роман теряет и реалистичность, и цель. Но сперва коснёмся темы, затронутой нами в предыдущем разделе, а именно страхе Тома Вульфа перед сексом. Секс представляется чем-то грязным, чем занимаются либо плохие персонажи, либо запутавшиеся хорошие, которые после перейдут к асексуальности. Единственной характеристикой богатой соседки по комнате главной героини является то, что она ведёт беспорядочную половую жизнь. Что более, чем странно, так как достаточно уверенная в себе молодая девушка, у которой не стоит задача поэксперементировать с количеством половых партнёров, скорее выберет стратегию по поиску наиболее перспективного молодого человека, годящегося в будущем на роль её мужа. Но Вульф не создаёт психологических портретов, секс назначен художественным приёмом, которым клеймят "плохих".

Таким же плохим выступает Хойт Торп, его клеймо такое же - половые партнёрши только на одну ночь. Психологическая достоверность образа не выдержана ни на секунду. Продумавший многоходовую стратегию для поступления в Дьюпонт Торп, почему-то все четыре года не пользуется теми возможностями для продвижения, которые предоставляет колледж - возможность получать высокие отметки (а с ними и предложения о работе), либо выбор богатых друзей, которые сами помогут ему с работой после колледжа. Но вместо этого Торп тратит всё время на половые связи, вечеринки и попытки выглядеть наиболее крутым, что, разумеется, соответствует клише "тупой крутой красавчик" из американских комедий 90-х, но как-то мало соотносится с жизнью.

Джоджо Йоханнес - единственный белокожий баскетболист из играющей пятёрки колледжа. Изначально он заявлен как довольно умный парень, которому просто не хочется пользоваться своим понятийным аппаратом, так как в спортивной команде ориентируются и подстраиваются под самого тупого. На тот момент ещё сохранялась надежда, что будет развёрнута тема противопоставления индивида среде. Но уже в момент, когда он встречается с Шарлоттой и она рассказывает ему, что древние греки не давали рабам заниматься гуманитарными искусствами, после чего Джоджо идёт на курс по Сократу, возникает вопрос: зачем он это делает? Его боязнь лишиться спортивной карьеры, курс о Сократе не победит. В случае, если Джоджо не станет профессиональным баскетболистом, курс греческой философии другой работы не принесёт. Претерпевает изменения и образ самого Джоджо, постепенно он становится полным дебилом, правда, полным хороших намерений. Что, разумеется, сказывается на его отношении к беспорядочному сексу (не забываем, секс - это клеймо). При том мотив "преодоления общества" проявляет себя странно: в нездоровой реакции тренера и вялых шутках товарищей по команде, которым, в принципе, вовсе не сложно противостоять.

Третий персонаж Эдам Геллин. Типичный нерд-еврей (по поводу евреев тоже сказано немало стереотипного, но это сосредоточено только в паре глав), который стремится не столько быть, сколько произвести впечатление, чтобы получать гранты и премии и лишь по этой причине ездит помогать бедным в иные страны. Он девственник, но клеймо на нём всё равно стоит, так как девственность его вынужденная из-за общей его непривлекательности для противоположного пола, однако, судя по его мыслям в тренажёрном зале, он так же зайклемлён проклятием множественной сексуальности. Так же ближе к финалу Геллин заболевает "сюжетной необходимостью" и, пользуясь слэнгом современного времени, его мотивация "идёт по звезде", когда он сознаётся преподавателю, что писал реферат за другого студента, хотя в его интересах не сознаваться в этом никогда.

И, наконец, главный персонаж Шарлотта Симмонс. Так как она является главным персонажем, то клейма на ней нет, сексом она не занимается. С ужасом и осуждением она смотрит на своих трахающихся (более второстепенные персонажи не делают НИЧЕГО) соседей по общежитию. На гудридсе некоторые из пользователей, поставивших низшие оценки роману, возмущались, что сами жили в Северной Каролине и там уже были интернет и телевидение, так что такой дубовой невинности у девушки быть не могло. Добавлю, что помимо противоречия реальности, роман имеет и внутреннее противоречие: дабы избежать кастрации критиками после первых страниц, Том Вульф не стал делать родной для Шарлотты городок Спарта образцом морали амишей. Шарлотта ходила в общественную школу, где, что подчёркнуто, подростки ругались матом и занимались сексом. Причина, по которой именно в колледже ей на протяжении 700 страниц плохо от сознания потери девственности сокурсниками, не разъяснена.

Из-за разрыва во времени меду образами, почти никто не заметил простенькой греческой цепочки: героиня приезжает из Спарты - она надеется на храм Афины - однако попадает на вакханскую оргию. Сам заворожённый греческими аналогиями (включая Сократа), Вульф так и не поясняет главный вопрос, на котором держится вся книга: зачем Шарлотте её девственность? Неужели она верит в "будешь не девственницей, не найдёшь хорошего парня"? Помимо того, что она должна была много читать, дабы поступить, она ещё имеет перед своими глазами опыт всей своей школы и всего своего колледжа, чтобы осознать всю губительную ложь подобной концепции. Быть может, она так религиозна? Нет, ни разу она не думает о наказании от Бога, благо в религии есть многоваритивность каятельных институтов, которые служат отличными психотерапевтическими средствами. Но именно на девственности строится всё мировоззрение Шарлотты. И когда она девственность теряет, то впадает в депрессию. Единственная её мотивация - она подвела мать и всех в Спарте, кто ей верил. Часть с депрессией Шарлотты полностью перечёркивает любые претензии Вульфа на психологичность. Восемнадцатилетняя американка образца 2003-го года, которая живёт отдельно и не собирается возвращаться в родной городок по окончании обучения, впадающая в депрессию от мыслей "мама заругает", должна больше задаваться вопросом, как именно она будет описывать эту ситуацию своему психиатру лет десять спустя.

Так, быть может, девственность является частью мировоззрения Шарлотты и потеря девственности равна потери идентичности? В том-то и дело, что у Шарлотты нет своего мировоззрения. Фраза-речёвка "Я - Шарлотта Симмонс" пуста так же, как пуст центральный персонаж и как пуст одноимённый роман. Шарлотте Симмонс нечего предъявить миру, её вселенная - пустенькое маленькое пространство, по которому носятся, отскакивая от стенок, наставления матери. Шарлотта Симмонс - для центрального персонажа, об уме которого нам было столько сказано, удивительно глупа. Она не общается с другими студентами, но мечтает при этом об интеллектуальных разговорах (видимо, мы должны поверить, что всю жизнь в своей захолустной Спарте Шарлотта считала, что в Дьюпонте даже стены говорят, причём по-гречески, с ними она и будет общаться). Она едет в другой город с парнем-бабником, никак не продумав, что будет делать, как удерживать его интерес после секса. А после впадает в депрессию, что всё не получилось само собой. Вульф проигрывает не только Паскаль, но даже пародийному школьному сериалу "Хроники Анджелы", где впадение девушки после расставания в депрессию и завал экзаменов диктовался тем, что она считала это первым проигрышем в своей жизни (комический эффект достигается тем, что в шоу семнадцатилетнюю девушку играет тридцативосьмилетний актёр).

Не менее странными выглядят слухи о Шарлотте, которая переспала с парнем после вечеринки в закрытом номере отеля. Почему-то в слухах она получила максимум осуждения за то, что потеряла девственность (кого это волнует после шестидесятых?) и это случилось "на глазах у всех" (в пустом и закрытом номере отеля! При том, что в камбусе студенты трахаются в одной комнате на соседних койках. Так Вульф понимает "последовательность").

Шарлотта отвратительный персонаж тем, что у неё никогда нет плана. Она всегда хочет золотых яблок с неба и сильно расстраивается, когда их нет. И проблема заключена в том, что её поверхностность выдаётся за чистоту.

Вывод

Шарлотта получает вожделенную славу. Не за своими заслуги, а за то, что становится девушкой звезды. Её устраивает светить отражённым светом. Под финал она задумывается "Разве это "жить интеллектуальной жизнью", как я хотела?", что должно символизировать подчинение развратным обществом человека с интеллектуальными устремлениями.

Шарлотта - не просто конформист, занятый попытками попытками повысить свой социальный статус среди других студентов. Она глупый конформист. Она человек, который не понимает, зачем ей этот статус. В очередной раз у неё нет плана. И разговор о том, что она "подчинилась требованиям", не соответствует истине, так как её не пришлось ломать, у неё не было своих устремлений, своих желаний, своей личности. Сперва она подчинялась установкам матери, потом так же установкам университета, ни разу не задумавшись, чего же хочет она сама, кто же она на самом деле эта Шарлотта Симмонс. Возможно, если бы данный персонаж зажил своей жизнью, он бы пришёл к выводу, что Шарлотта Симмонс - пустое место.

Как и было показано данной работой: в студенческой среде действуют иные законы, чем это представлено Вульфом. Реализация подростковой сексуальности не является единственным студенческом времяпрепровождением, как это утверждает в романе Вульф. По сути, Вульф сам придумал чудовище секса и сам же его заклеймил, безотходное производство. Если "Костры амбиций" являются достойным романом, то остаётся заключить "несите нового дедушку, этот сломался", так как вера в то, что молодёжные комедии являются срезом реальной жизни и борьба с выдуманными чудовищами - не являются признаками журналистской работы. Если и "Костры амбиций" лишь раскрученное произведение, имеющее к реальности не большее отношение, чем рассмотренный роман, то остаётся посоветовать Тому Вульфу попробовать свои силы в фэнтези с уклоном янг-адульт, где будут уместно смотреться битвы с монстрами и бесконечные рассуждения юного восемнадцатилетнего организма, озвученные мужским семидесятилетним организмом, о том, какой парень привлекает сильнее.