Три мушкетера

XII. Анжуйское вино

После слухов о безнадежном состоянии здоровья короля в лагере распространился слух о его выздоровлении, и так как ему хотелось поспешить к осаде Ла-Рошели, то говорили, что он отправится в дорогу, как только будет в состоянии сесть на лошадь.

Между тем герцог Орлеанский, ожидая с каждым днем, что начальство над войском вместо него примет герцог Ангулемский, Бассомпьер или Шомберг, оспаривавшие его друг у друга, почти ничего не делал, проводил время в приготовлениях и не смел рискнуть ни на какое решительное дело, чтобы выгнать англичан с острова Ре, где они продолжали осаждать крепость Св. Мартина и форт Ла-Пре, между тем как французы осаждали Ла-Рошель.

Д’Артаньян, как мы сказали, сделался спокойнее, как всегда бывает по миновании опасности; он беспокоился теперь только о том, что не получал известия от своих друзей.

Но однажды утром, в начале ноября, все объяснилось письмом из Виллеруа.

«Господин д’Артаньян!»

Гг. Атос, Портос и Арамис, проведя у меня весело вечер, наделали такого шуму, что начальник замка, человек очень строгий, арестовал их на несколько дней.

Исполняя их приказание, посылаю вам дюжину бутылок моего анжуйского вина, которое им очень понравилось; они желают, чтобы вы пили за их здоровье их любимое вино.

Исполнив их желание, остаюсь с глубочайшим уважением.

Ваш покорнейший слуга

Годо, содержатель гостиницы гг. мушкетеров».

– Очень рад! – сказал д’Артаньян, – они думают обо мне во время своих увеселений, также как я думал о них в скуке; разумеется, я с удовольствием выпью за их здоровье, и не один.

И д’Артаньян побежал к двум гвардейцам, с которыми подружился больше чем с другими, и пригласил их выпить отличного анжуйского вина, привезенного из Виллеруа.

Один из гвардейцев был уже приглашен на тот самый вечер, а другой на другой день, и потому назначено было собраться на третий день.

Возвратившись домой, д’Артаньян отправил дюжину бутылок в гвардейский трактир, с приказанием хранить их тщательно; потом в день празднества обед был назначен в 12 часов, и д’Артаньян с девяти часов утра отправил Планше для приготовлений.

Планше, гордясь званием метрдотеля, старался показать себя человеком способным; он пригласил на помощь себе Фурро, слугу одного из гостей своего господина, и того солдата, который хотел убить д’Артаньяна; так как этот солдат не служил ни в каком полку и ложно принял на себя это звание на время, то он поступил в услужение к д’Артаньяну, или, лучше сказать, к Планше, с тех пор как д’Артаньян пощадил ему жизнь.

В назначенный час для обеда гости собрались, сели, и кушанья были поставлены на стол. Планше прислуживал, с салфеткой в руке, Фурро откупоривал бутылки, а Бриземон, так звали выздоравливавшего солдата, переливал в графины вино, которое дало осадок от тряски в дороге.

Первая бутылка вина была немного мутна на дне; Бриземон вылил в стакан гущу, и д’Артаньян позволил ему выпить остатки, потому что несчастный был еще очень слаб.

Окончив суп, гости хотели выпить по первому стакану вина, как вдруг из фортов Людовика и Нового раздались пушечные выстрелы; гвардейцы, думая, что сделано непредвиденное нападение со стороны осажденных или англичан, схватились за шпаги; д’Артаньян последовал их примеру, и все трое побежали на свои места.

Но выйдя из комнаты, они тотчас узнали причину тревоги; крики: «Да здравствует король! Да здравствует кардинал!» – раздавались со всех сторон, и во всем лагере били в барабаны.

Действительно, нетерпеливый король, не останавливаясь нигде, приехал со всем домом и с подкреплением, состоявшим из десяти тысяч войска; часть мушкетеров шла впереди его, другая за ним. Д’Артаньян, стоявший со своею ротой в строю по дороге, жестом приветствовал друзей своих, искавших его глазами, и де Тревиля, который сейчас же заметил его.

По окончании приемной церемонии друзья бросились в объятия друг друга.

– Право, – сказал д’Артаньян, – вы приехали как нельзя больше кстати, и обед не успел еще простыть, не правда ли? – прибавил он, обращаясь к гвардейцам, которых представил друзьям своим.

– А! Вы, кажется, пировали, – сказал Портос.

– Надеюсь, – сказал Арамис, – что за вашим обедом нет женщин.

– Есть ли в вашем местечке вино, которое можно бы было пить? – спросил Атос.

– Черт возьми! Разумеется, есть, ваше вино, любезный друг, – сказал д’Артаньян.

– Наше вино? – спросил удивленный Атос.

– Да, то, которое вы мне прислали.

– Мы прислали вам вино?

– Вы ведь знаете, вино с анжуйских гор.

– Я не понимаю, о каком вине вы говорите.

– О вине, которое вы любите больше всякого другого.

– Разумеется, когда нет ни шампанского, ни шамбертенского.

– Ну так, за неимением шампанского и шамбертенского, вы будете пить это вино.

– Так вы выписали анжуйского вина, какой же вы лакомка! – сказал Портос.

– Нет. Это вино, которое мне прислали от вашего имени.

– От нашего имени? – спросили мушкетеры.

– Это вы прислали вино, Арамис? – сказал Атос.

– Нет.

– Это вы, Портос?

– Нет.

– Это вы, Атос?

– Нет.

– Если не вы, так ваш содержатель гостиницы, – сказал д’Артаньян.

– Наш содержатель гостиницы?

– Ну да; Годо, содержатель гостиницы мушкетеров.

– Нет, не будем пить вина, неизвестно откуда присланного, – сказал Атос.

– Вы правы, Атос. – сказал д’Артаньян. – Никто из вас не приказывал Годо прислать мне вина?

– Нет, а между тем оно прислано вам от нашего имени.

– Вот письмо! – сказал д’Артаньян, подавая письмо товарищам.

– Это не его почерк, – сказал Атос. – Я его знаю; я перед отъездом сводил общий счет.

– Подложное письмо, – сказал Портос; – нас вовсе не арестовали.

– Д’Артаньян, – сказал Арамис с упреком, – как вы поверили, чтобы мы могли наделать шуму?..

Д’Артаньян побледнел, и судорожная дрожь потрясла его члены.

– Ты пугаешь меня, – сказал Атос, употреблявший с ним слово «ты» только в важных случаях. – Что с тобой?

– Поспешим, друзья, – сказал д’Артаньян. – Ужасное подозрение пришло мне на мысль! Неужели это опять мщение той женщины?

Атос тоже побледнел.

Д’Артаньян бросился в комнату; три мушкетера и два гвардейца пошли за ним.

Первый предмет, поразивший д’Артаньяна при входе в столовую, был Бриземон, катавшийся по полу в ужасных конвульсиях.

Планше и Фурро, бледные, как мертвецы, старались подать ему помощь; но видно было, что всякая помощь была бесполезна: все черты лица умирающего исказились в предсмертной агонии.

– Это ужасно, – сказал он, увидя д’Артаньяна. – Вы обещали простить меня, а сами отравили!

– Я? – сказал д’Артаньян, – что ты говоришь, несчастный!

– Я говорю, что вы дали мне вина и велели выпить его; что вы хотели отомстить мне; это ужасно!

– Не думай этого, Бриземон, – сказал д’Артаньян, – не думай этого, клянусь тебе.

– Бог видит все! Он накажет вас когда-нибудь так, как я страдаю!

– Клянусь Евангелием, – сказал д’Артаньян, бросаясь к умирающему, – что я не знал, что вино отравлено, и хотел сам пить его.

– Я вам не верю, – сказал солдат и умер в ужасных мучениях.

– Это ужасно! – говорил Атос, между тем как Портос разбивал бутылки, а Арамис приказывал сходить за священником, но приказание это дано было уже слишком поздно.

– Друзья мои! – сказал д’Артаньян, – вы спасли жизнь не только мне, но и этим господам.

– Господа! – продолжал он, обращаясь к гвардейцам, – я попрошу вас хранить в тайне это происшествие; в нем, может быть, участвовали важные особы, и ответственность за открытие этой тайны пала бы на нас.

– Удивительно, – сказал полуживой Планше, – каким чудом я ускользнул?

– Как, негодяй, – сказал д’Артаньян, – разве ты хотел пить мое вино?

– Да, я хотел выпить стакан за здоровье короля, если бы Фурро не сказал мне, что меня зовут.

– Представьте себе, – сказал Фурро, скрежеща от страха зубами, – хотел выслать его, чтобы выпить одному.

– Господа, – сказал д’Артаньян, обращаясь к гвардейцам, – понятно, что наш пир не может быть веселым после того, что случилось; потому извините меня и позвольте отложить его до другого дня.

Гвардейцы учтиво приняли извинение д’Артаньяна, и, понимая, что друзья хотели остаться одни, ушли.

Когда молодой гвардеец и три мушкетера остались без свидетелей, они посмотрели друг на друга с таким видом, который ясно доказывал, что каждый понимал всю затруднительность своего положения.

– Прежде всего, – сказал Атос, – выйдем из этой комнаты. Неприятно быть в обществе человека, умершего насильственною смертью.

– Планше, – сказал д’Артаньян, – поручаю тебе труп этого несчастного. Пусть похоронят его как следует. Правда, он сделал преступление, но уже раскаялся.

И наши друзья вышли из комнаты, предоставив Планше и Фурро отдать последний долг Бриземону.

Хозяин отвел им другую комнату, подал яиц всмятку и воды, за которой Атос сходил сам к ручью. В нескольких словах объяснили Портосу и Арамису, в чем дело.

– Вы видите, любезный друг, – сказал д’Артаньян Атосу, – что это война на смерть.

– Да, да, – сказал Атос. – Я вижу, вы думаете, что это она?

– Я уверен в этом.

– Признаюсь вам, я немножко сомневаюсь.

– А цветок лилии на плече?

– Это англичанка, сделавшая какое-нибудь преступление во Франции и вследствие этого заклейменная.

– Атос, я вам говорю, что это жена ваша, – сказал д’Артаньян. – Разве вы забыли, как схожи все приметы?

– А я думал, что та умерла; я ее так хорошо повесил.

– Что же нам делать? – спросил д’Артаньян.

– Дело в том, – сказал Атос, – что нужно выйти из этого положения – нельзя же оставаться в ожидании ежеминутной погибели.

– Но как?

– Послушайте! Постарайтесь увидеться с ней и объясниться. Скажите ей: мир или война! Даю честное слово никогда ничего не говорить и не делать против вас; а вы взамен этого дайте клятву оставить меня в покое. В противном случае я пойду к канцлеру и к королю, к палачу, восстановлю против вас двор, объявлю, что вы заклеймены, предам вас суду, и если вас оправдают, даю вам слово, что я убью вас из-за угла как бешеную собаку.

– Это средство мне нравится, – сказал д’Артаньян, – но как увидеться с ней?

– Время, любезный друг, доставит случай; чем больше будете ждать, тем больше выиграете.

– Да, но ждать, будучи окруженным убийцами и отравителями…

– Бог хранил нас до сих пор; сохранит и вперед, – сказал Атос.

– Да, мы, мужчины, все можем перенести, притом мы привыкли уже рисковать жизнью, а она… – прибавил он вполголоса.

– Кто она? – спросил Атос.

– Констанция!

– Мадам Бонасьё! Да, это правда, – сказал Атос. – Бедный друг, я забыл, что вы влюблены.

– Но ведь вы знаете по письму, найденному вами в кармане умершего негодяя, что она в монастыре? – сказал Арамис.

– В монастыре живут спокойно, а по окончании осады Ла-Рошели я со своей стороны…

– Да, любезный Арамис, – сказал Атос, – мы знаем, что вы всегда желали поступить в духовное звание.

– Я мушкетер только на время, – сказал Арамис.

– Кажется, он давно не получал известий от своей любовницы, – тихо сказал Атос. – Но не обращайте на это внимания, мы это знаем.

– Мне кажется, что есть очень простое средство, – сказал Портос.

– Какое? – спросил д’Артаньян.

– Вы говорите, она в монастыре? – спросил Портос.

– Да.

– Как только осада кончится, мы похитим ее из монастыря.

– Но надо еще знать, в каком монастыре она находится.

– Правда! – сказал Портос.

– Но мне пришла мысль, – сказал д’Артаньян, – королева сама избрала для нее монастырь.

– Да. Я, по крайней мере, так думаю.

– В таком случае Портос поможет нам в этом.

– Каким образом?

С помощью вашей маркизы, герцогини, княгини: она, вероятно, может все узнать.

– Нет, – сказал Портос, приложив палец к губам. – Она, кажется, из партии кардинала и, вероятно, ничего не знает.

– В таком случае я принимаю на себя труд узнать все, – сказал Арамис.

– Вы, Арамис! – сказали в один голос его друзья. – Вы? Как же это?

– Через духовника королевы, с которым я дружен… – сказал, краснея, Арамис.

Успокоенные этим обещанием, друзья его, окончив скромный обед, разошлись, уговорившись сойтись опять вечером. Д’Артаньян возвратился во францисканский монастырь, а мушкетеры пошли в главную квартиру короля, где назначено было для них помещение.