Современные детективы — цитаты из книг

Официантка — самая обычная брюнетка, изображающая из себя симпатичную брюнетку, — ставит на наш столик заказанные напитки.

Ста­рость все­гда без­от­ла­га­тель­на. Ни­что не по­да­рит вам ощу­ще­ние жиз­ни так, как неиз­беж­ность смер­ти.

Мама часто говорила маленькому Гарри, что злорадство и хвастовство — удел «мелочных людей». Однако он быстро смекнул, что именно мелочным людям достается все веселье.

Ко­неч­но, мне тоже груст­но, ко­гда гру­стят дру­гие, но в жиз­ни и так до­ста­точ­но сво­их пе­ча­лей, так что надо быть с этим по­осто­рож­ней. Ино­гда сто­ит про­сто ски­нуть свой боль­шой плащ, не так ли?

[обсуждение романа Достоевского] «Тоже сюжет с убийством. Один бедный и, в общем-то, неплохой человек убивает богатую старуху». «Из пистолета?». «Нет, кузен, топором». «Какой ужас! Ну, почему эти русские не ведут себя по-людски?». «У него не было денег на пистолет». «А, это несколько извиняет».

— И у меня есть последняя воля, – добавил он. — Сигарету тебе? — И сигарету тоже. А второе – сдай этой осенью теоретический экзамен. — Этой осенью? – не поверил я. – Так мне же пять лет практики надо, а у меня столько нету. — Есть. Со всеми сверхурочными еще как есть. — Но это же не считается… — Для меня считается. Я бы…

Спустя пару лет, вскоре после ночи, которую я называл ночью «Фритца», дядю Бернарда снова положили в больницу. Как оказалось, опухоль у него разрослась. Он рассказывал мне, как обстоят дела, а я сидел возле его кровати и ревел. — Если грифы без спроса въезжают к тебе в дом, то дело ясное – жить тебе осталось недолго.…

Обратно к дяде мы больше не вернулись, хотя официально наш адрес был там. Это вовсе не означает, что он о нас не заботился. И все деньги, которые дядя получал как опекун, он отдавал нам.

Губернатор назначил нашим опекуном дядю Бернарда. Из службы опеки в Нотоддене приехали две тетки – они осмотрели дом дяди Бернарда, и их, видать, все устроило. Бернард показал им спальни, которые подготовил для нас, и пообещал почаще справляться о том, как у Карла идут дела в школе. Когда тетки свалили, я попросил дядю…

Не нравится жить. Выпалив это, Сигмунд Ольсен облегченно вздохнул и теперь спокойно смотрел на меня. — Да вашу ж мать – кому жить-то нравится? – спросил я вместо ответа. На секунду Ольсен замер, пораженный. А потом склонил голову, так что его хиппарская грива укрыла одно плечо. Может, волосы у него и впрямь из швабры…

— Твой отец переживал из-за чего-то? — Нет, – ответил я. — Точно? Все, с кем мы уже беседовали, говорят, он казался расстроенным. — Вам чего, хочется, чтоб я сказал, будто у него депрессуха была? Ольсен опять поднял взгляд: — Ты о чем это, Рой? — Так вам будет проще. Вы сможете сказать, что это он сам и себя, и маму убил.…

— Говоришь, видел стоп-сигналы? — Да. — Ты уверен, что это не габаритные огни были? Они тоже красные. — Стоп-сигналы ярче. Он быстро взглянул на меня: — Тебе восемнадцать, верно? Я снова кивнул. Возможно, он прочел это в документах, а может, вспомнил, что в школе я был на класс старше его сына Курта. — В старшей школе…

— Давай проверим, Рой… Значит, ты в тот вечер, когда случилось несчастье, стоял возле дома. Времени было… – Ленсман Сигмунд Ольсен, склонив голову, просматривал документы. Глядя на его густые светлые волосы, я вспомнил швабру, стоявшую в школьном актовом зале. Волосы у него были со всех сторон одинаковой длины – и…

Помню, как-то вечером я разглагольствовал о том, как я жду восемнадцатилетия – я стану совершеннолетним и получу права, – и мама, пустив слезу, спросила, неужели я только об одном и думаю: как бы сесть в машину и удрать из Опгарда. Сейчас, задним-то числом, легко сказать, что так и надо было поступить. Но тогда все шло…

Например, нашу прихожую, провонявшую хлевом, мама величала не иначе как холлом. Так и говорила – «хо-олл». В бытность свою подростком она поступила в услужение в семью судовладельца – там она долго работала, сперва служанкой, а потом экономкой, и с тех пор считала, что если назвать вещь по-английски, то получится вроде…

Еще вспоминаю один случай – мне было двенадцать, Карлу – одиннадцать, а дяде Бернарду исполнялось пятьдесят. И дядя совершил поступок, который мама с папой сочли невероятно щедрым: он пригласил всех в город – в большой город – отпраздновать юбилей в Гранд-отеле. Мама рассказывала, что там и бассейн есть, и мы с Карлом…

А потом наконец раздался он. Второй крик ворона. И теперь я знал: он предвещает опасность. Не вот прямо сейчас – он, скорее, предсказывает судьбу. Которая ждала меня. И ждала давно. Она терпеливая. Но никогда не забывает. И она припасла для меня хлопоты.

— Рой о птицах знает больше, чем обо всем остальном. Разве что о машинах столько же. И о заправках. — Но не про людей, – добавила Шеннон. По интонации я так и не понял, вопрос это или утверждение. — Именно, – подхватил Карл, – поэтому он и давал людям названия птиц. Папа был рогатым жаворонком. А мама – каменкой. Дядя…

— Каждый раз, когда женщина влюбляется по-настоящему, любовь забирает у нее что-то. Что-то, что уже нельзя вернуть.— Но любовь и дает что-то. — А вот это уже зависит от того, в кого влюбляешься.

"Известно, когда должностное лицо забирает паспорт и возвращать его как будто и не собирается, это всегда производит... соответствующее впечатление. Оказывает, так сказать, психологическое давление".

Проклятая пуля даже не вошла вам в грудь. Ваши грудные мышцы оказались такими мощными, что остановили пулю, словно трехдюймовый кевларовый жилет. Пуля отскочила от внешней стороны мышц и сломала одно ребро, но не более того.