31 июля 2015 г., 19:59
560
«Художник зыбкого мира» Кадзуо Исигуро в списке 100 лучших романов The Guardian
Самые известные работы Кадзуо Исигуро — это Остаток дня , принесший автору Букеровскую премию, длинный роман-галлюцинация Безутешные и современный фаворит Не отпускай меня , который преподают во многих школах. Но идеальное произведение, выражающее то, что Исигуро унаследовал от Японии, и улавливающее запоминающуюся красоту и тонкость английской прозы — это его второй роман, Художник зыбкого мира .
Это произведение, как намекает название, написано от лица ненадежного рассказчика; действие в нем разворачивается в Японии после Второй мировой войны, во времена американской оккупации. Главный герой, Мацудзи Оно, был уважаемым художником в 1930-е годы и во время войны, а сейчас он ушел на пенсию и предается многословным воспоминаниям с крайне субьективной точки зрения.
Оно, коротающий время, занимаясь садом и гончарным делом, начинает свой рассказ сдержанными словами, которые будут резонировать со всей его повестью: «Если в солнечный день подняться по крутой тропинке, ведущей на вершину холма от небольшого деревянного мостика, который тут по-прежнему зовется Мост Сомнений, то вскоре между вершинами двух огромных гинкго завиднеется крыша моего дома».
Этой нерешительностью и неопределенностью пронизано всё дальнейшее действие. Для Оно всё условно и беспокойно: искусство, семья, жизнь и последующие поколения. В «Художнике зыбкого мира» представлены угрожающе спокойные, почти как сновидения, воспоминания бывшего живописца в период после национальной катастрофы.
Всё за пределами его дома навевает мрачные напоминания об ужасах Нагасаки и Хиросимы. Американская оккупация уничтожает национальную гордость Японии. Новое поколение юных ветеранов стремится забыть имперское прошлое. Но в тиши своего дома и сада Оно находит время для все более неспокойных размышлений. Война отняла у него жену и сына, но он продолжает жить с двумя дочерями, одна из которых замужем. Хотя за долгое и суматошное время переговоров о замужестве второй дочери Оно мог бы состариться. Но вместо этого он должен принять «определенные меры предосторожности» против требований предполагаемого зятя.
Мы обнаруживаем, что в прошлом Оно скрываются тайны, полные вины, на которые «художник» постоянно ссылается; тайны, которые подчеркивают более серьезные темы вины, старения, одиночества и тяжкого груза непонимания отцов и детей. Постепенно, в череде идеально срежиссированных откровений, мы узнаем, что Оно начинал как декадент, живописец ночного «зыбкого мира» довоенных гейш. Во время «китайского кризиса» 1930-х он, тем не менее, оставил традиции укиё-э и обратился к более патриотическому искусству. Теперь же, когда он пытается выдать дочь замуж, его успешное прошлое проправительственного художника работает против него.
Пока Оно борется с испытаниями, которые принесло мирное времея, а у Норико начинаются смотрины, герою приходится вспомнить периоде, когда он был проправительственным художником, который работал советником Комитета по борьбе с антипатриотической деятельностью, и который (как узнает читатель) однажды сдал своего протеже тайной полиции, обрекая того на заключение и пытки.
Трагедия книги в том, что долгие думы Оно о прошлом неумолимо отзываются проблемами в настоящем. Его воспоминания дразняще двусмысленны, к примеру такое: «Конечно, с тех пор прошло много лет, и я не могу поклясться, что произнес в то утро именно эти слова». Истина, тем не менее, находится на поверхности. Чем сильнее Оно обдумывает свои воспоминания, тем хуже он относится к себе. «Я не из тех», — говорит он ближе к концу, — «кто боится признать собственные ошибки, которые некогда считались большими достижениями».
В своем интервью Paris Review Исигуро ссылается на свой первый роман, рассказывая о втором: в романе Там, где в дымке холмы был побочный сюжет об учителе, которому пришлось пересмотреть ценности, на которых он построил всю свою жизнь. Я сказал себе, что хотел бы написать полноценный роман о человеке, который оказался в такой ситуации — в данном случае о художнике, чья карьера была загублена эпохой, в которую он жил».
Проза Исигуро, безусловно, многослойна, как ненадежное повествование от первого лица. «Художник зыбкого мира» — вероятно, высший образец его творчества. По номиналу он —глубоко японский автор, но многие из его тем — тайны, сожаления, скрытность, лицемерие и потери, — часто встречаются в английской литературе ХХ-го столетия. Неудивительно, возможно, что следующий его роман «Остаток дня» повествует о дворецком, чей образ был вдохновлен Дживсом из произведений П.Г. Вудхауса. Возможно, Кадзуо Исигуро и родился в Нагасаки, но пишет он о сдержанной и тонкой сложности английской (и японской) жизни.
Перевод: sartreuse
Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ
Парадоксальное сочетание японца и англичанина дало столь неожиданные результаты
Shishkodryomov, Интересно, а мы бы приняли в русскую литературу пишущего этнического японца?
sartreuse, Ну если для него русский язык — родной, то какая разница какого он происхождения. Приняли бы, уж лучше такой японец, чем наши Олег и Дарья, например.
sartreuse, А был же какой–то клоун, который выдавал себя за японца. Я как узнал, что он русский – сразу утратил к нему всякий интерес. По–моему, другой этнос в сочетании с русским менталитетом всегда интересен, ибо у него нестандартные взгляды. Возьмите того же Чхартишвили