Рецензии

Ююд
Зююююю ж-д, эжддб-д эдж ДЖД жжббб

В принципе, на этом вполне можно и закончить обсуждение нового романа Виктора Олеговича Пелевина. Так будет честно и по отношению к нему и по отношению к его читателям. Ну да, у кого-то может и возникли вопросы по поводу ДЖД, но просто повнимательнее прочитайте третью главу. Желательно - на чешском и приседая на одной ноге. Вот видите, все стало гораздо метапонятнее. Конечно, кто-то подумает, что я тут предаюсь бессмысленному архаичному сарказму? Что ж, это так. Но несет ли он органический негативный подтекст? Или же все-таки, опираясь на принятые среди масонских люмпенов экскуссии, можно транспарентно делегироваться в некую иную сущность, скажем, в ИДИХ (Иррелевантная Дихотомия Иннтелектуальной Хандры). Безусловно, вопрос интересный. Я предлагаю ВАМ (высокие антропоморфные малыши) не заострять свое внимание на этом, а сразу перейти к сути. Или к ссути. Это как у кого получится. V konce koncov mi vsego lish skromnie kritiky V.o. Pelevina O.v.

Я, кстати, теперь хорошо понимаю, почему Виктор Олегович Пелевин (уже боюсь представить, ЧТО именно скрывается за этим именем, но об этом дальше) издается каждый год. Писать в таком, эээ, "штиле" очень легко и ненапряжно. Стоит всего лишь выписать на бумажку имена главных героев (чтобы не забыть, хотя, в принципе, это не очень важно) и примерное количество остроумных АЛЛЮЗИЙ и МЕТАФОР (чтобы поддерживать нужный уровень "пелевины" - ударение на И). Все остальное, правда, может создавать (лет через 20 точно) литературный генератор-алгоритм. Это немного тревожно, в конце концов, не знаю, помнят ли сегодняшние хипстеры и миллениалы, но Виктор Олегович раньше мог строить более осмысленные конструкции, в которых (я знаю, это сложно представить) даже был сюжет. В, прости Господи, напишу всего один раз, "iPhuck 10" тоже вроде бы есть и сюжет, и структура, и два главных героя. Но текст настолько перенасыщен разного рода остроумными (это если еще понять, где там остроумно) конструкциями, что как-то в общем тяжеловато и оно не плывет. Все равно что прийти за носочками в H&M - три этажа лабиринта, где есть ВСЕ НА СВЕТЕ, а носочки где-то в конце, на кассе. Я знаю историю, как один молодой человек пришел за нижним бельем, но в процессе поиска нашел жену и счел лучшим завести семью, чем дальше искать трусы. Так и у Виктора Олеговича - его романы все больше и больше превращаются в литературный магазин Ikea, куда ты приезжаешь за чем-то конкретным, но в середине пути уже не понимаешь за чем.

Так, ладно, я уже чувствую снисходительные "да ты просто тупенький" и "поздний Пелевин стал совсем недоступным для неискушенных любителей чтения". Что же, конечно, я себя даже близко не отнесу к искушенным пелевенистам (или, как их еще называют – пелевникам), но я прочитал "Желтую стрелу" раньше, чем некоторые из современных и прогрессивных экспертов перестали писать в штаники. Разумеется, можно предположить, что юный возраст многих рецензентов не мешает им быть искушенными специалистами по творчеству Пелевина, а в школе у них одни пятерки по литературе. Тогда, видать, я правда где-то потерял ключик к творчеству мастера русского абсурда и нечитаемой ерунды. Или, может быть, Виктор Олегович и правда теперь пишет плохие, ну вот очень плохие книги. Они уже и не книги вовсе, а просто какой-то трудночитаемый и абсолютно неперевариваемый набор чересчур глубокомысленных метафор за отчетный год. Знаете, в некоторых играх и фильмах есть так называемые "пасхалки" - это когда автор оставляет в своем произведении какую-то остроумную шутку или отсылку. Так вот, новый Пелевин просто завален ими, как будто эту книгу писали 45 выпускников филфака. Как и зачем через это продираться – большой вопрос. Но судя по тому, как некоторые из моих знакомых реагируют в социальных сетях – кому-то это все еще очень надо. А если кому-то очень надо – Маяковский уже давно все сформулировал, «значит – это необходимо».

Ну и я не могу не сказать о нем. Об авторе. На Медузе недавно появился материал - интервью с многолетним "редактором Пелевина" Ольгой Аминовой. Она рассказывала какой Виктор Олегович лапка, как с ним приятно работать, какое он уделяет внимание обложке нового романа (... КОТОРЫЙ УЖЕ ПРОДАЕТСЯ ВО ВСЕХ МАГАЗИНАХ СТРАНЫ). Ладно, как бы Бог с ним, нативная реклама такая нативная (это когда можно рекламировать без обязательной пометки), но секундочку. Мне показалось, или кто-то официально заявил, что общается с Виктором Олеговичем? В смысле, он существует, и он живой человек. Чьих фотографий никто не видел уже лет 15. Я, кстати, специально поискал зрелые фотографии главных затворников американской литературы - Сэлинджера и Пинчона. Да, без проблем, пожалуйста. Я не хочу развлекать вас своей паранойей, и я буду считать Пелевина самостоятельным творящим человеком, пока не откроется обратное. Но если оно откроется и окажется что последние его 5-6 книг написал Сурков вместе с 45-ю выпускниками филфака - я удивлюсь меньше, чем если Сэлма Хайек начнет отвечать на мои сообщение в Инстаграме.

Так что же это такое - быть главным писателем нашей отечественной современности? Странные и плохие книги раз в год, "он живет где-то в Германии, но никто не знает где конкретно", всегда повышенное внимание и интерес критиков, огромные тиражи. Еще Пелевин иногда возникает в списке претендентов на победу в Нобелевской премии (кстати, мои おめでとう великому британскому писателю Кадзуо Исигуро). Так вот, знаете какой у меня вопрос - это правда потерявший свой огненный глагол писатель-затворник, который в 2017 году избегает всех фотоаппаратов (Боже, да даже будущую Королеву Кейт Миддлтон голую уже сфотографировали), либо это кем-то финансируемый, кем-то лоббируемымый, кем-то еще что-то проект, который 25-м кадром что-то с нами делает. Я не знаю что хуже. Но если в следующем году выйдет еще одна непонятная перенасыщенная притча про выборы 2018, секс и общество потребления, то моя маленькая паранойя официально начнет ходить, говорить, а потом пойдет в первый класс.

И, да, кстати - вы знаете, что количество символов в этой рецензии равно году восстания полабских славян в Германии, а ВОППЕР в Бургер Кинге расшифровывается как Виктор Олегович Пелевин Перманентно Ест Рыбу? Всем дискурс.

Шав е-Фокт

Для таких книг, как данный роман, вроде-бы и чем-то награжденный, и обласканный здесь хвалебными речами, у меня есть единственно подходящий ему тэг "в топку". Иначе говоря, сжечь как антипод слогану хранить вечно.

Терпеть не могу, когда за умением жонглировать красивыми словами, натасканными из разных источников, метафорами и другими разнообразными литературными приемами, призванными продемонстрировать эрудированность и интеллектуальность автора, скрывается пустота. Самая настоящая, практически осязаемая, сквозящая из всех щелей и дыр романа. Которые изысканно прикрываются.... изысканно прикрываются... Чем ? Чем ? Видимо, опять все закончится постелью... Конечно, ею, любимой и вожделенной в потаенных мечтах автора.

Тут она везде. Сплошные потрахушки на фоне якобы тяжелого времени во всех отношениях: внутри и внешнеполитическое положение СССР, например. Такое чувство, что героев, что автора только и заботит тема: кому-бы да как залезть в трусы. Просто о выживании даже и речи нет. Все мимо. Черт, ни секс, ни время, ни отношения, ни переживания, ни моральные дилеммы....Да какой темы не коснись, затрагиваемой в любом достойном произведении, везде выходит пшик, прикрытый пустозвонством здесь.

Тут псевдо все: интеллектуальность, герои, проблематика. Истинно только графоманство автора, от которого тошнит под конец. Картонные герои, никакущие любовные сцены, прорывающееся презрение к тем, кому адресовано сие и абсолютное бессилие свести воедино три разрозненные части, объединив мощной идеей. Очередная поделка на важную тему.

Отдельного упоминания заслуживает озвучка в исполнении автора. Тут тоже надо иметь крепкие нервы, когда разговор постоянно идет на повышенных тонах, переходящий в неуемный крик и ор.

О, в искусстве легких касаний Пелевин мастер) Сборник начинается тем, что автор нежно нашепчет на ушко доверчивому читателю свой мистически-оккультный взгляд на развитие религий в контексте цивилизаций (сразу хочу предупредить: ничьи религиозные чувства не пострадают). Сделано это весьма изящно, деликатно даже, в знакомой, привычной всем его поклонникам, саркастически пелевинской манере, когда не пойдешь, где автор шутит, иронизирует, а где необычайно серьезен. Людям, неискушенным в области эзотерики, эта часть книги может показаться чуть странной и непонятной, но тем не менее по-своему прекрасной)

Подождите немного и вторая часть порадует "адептов Разума", ведь об этом культе как раз и пойдет речь. От религии мы плавно и все так же легко (ох уж эта обманчивая легкость текстов Виктора Олеговича с глубоким подтекстом!) перемещаемся в область логики, сознания (правда, ощущение такое, что Пелевин постоянно воздействует на наше подсознание: столько отсылок и аллюзий в его романе, только успевай подсчитывай) с ее обыденностью и закономерностью, хотя и все такую же необъяснимую. Здесь нас ждут куда более странные секты и организации, чем в части, посвященной божественному. Здесь нас ждет противостояние спецслужб, нейролингвистическое программирование, поиск истины в духе "Кода да Винчи" Брауна (и о том нас прямо предупредит сам автор в начале книги), приключения, множество загадок, переплетение прошлого и настоящего нашей страны и Америки. И все это упаковано в синопсис романа некоего К.П. Голгофского (от темы религии все-таки никак не уйти), о котором будет рассказывать Пелевин. И опять читатель в загадках, и опять непонятно, где смеяться, где плакать)

Замечательный сборник, мистико-приключенческий, философско-захватывающий, загадочен, как и его создатель) Легкая чертовщинка в тон обложке прилагается)

В очередной раз убеждаюсь, что современная российская проза мне решительно чужда! *протерла монокль и поправила парик*… Или я разбираюсь в ней настолько плохо, что с завидным постоянством вляпываюсь… ой, то есть попадаю на совершенно непотребные книги. – Например, на такие как эта.

О Пелевине слышала много хороших отзывов. Дай, думаю, почитаю… Взяла. Почитала. Думаю с тех пор с трудом.
Меня, как человека, который никогда не употреблял ни наркотических, ни психотропных препаратов, от идеи поедания мухоморов и всасывания кокаиновых дорожек через свернутый доллар совершенно не прет. Однако на середине книги возникло оправданное подозрение, будто меня насильно пичкают грибочками, припорошенными белым порошком… - То ли затем, чтобы я, наконец, благополучно достигла Дзэна; то ли затем, чтобы сама взялась за cочинительство «гениальных» рекламных слоганов; то ли затем, чтобы побыстрее отдала Богу душу, завещая недочитанный «блогбастер» более продвинутым потомкам…

Люди, может, я не понимаю чего? Может, это такой тонкий, завуалированный стеб над действительностью, рассказанный с серьезным умным лицом образованным дядькой? – Только лицо что-то подозрительно серьезное, так что и не поймешь – шутит человек, правду глаголет или сам чего обкурился накануне.

Как очевидно из всего выше сказанного, меня совсем не вштырило. В книге излагается краткая история восхождения на телевизионный Олимп талантливого креатора Вавилена Татарского. Чтобы как-то простимулировать свои мозги на подходе к великим свершениями (как то – придумывание бессмертных видео-роликов), он прибегает ко всякого рода воздействиям на подсознание – начиная от безобидного (на фоне всего остального) алкоголя и заканчивая планшеткой для вызывания духов (и причем тут Че Гевара?!). В итоге осеняющие Вавилена идеи оказываются настолько хороши – что просто язык не поворачивается их пересказывать… А пока я прихожу в себя, можете лично ознакомиться с миром антиутопичной утопии извне – книга до сих пор фигурирует в продаже как пособие для начинающих ПИАРастов. Или кто-то называет подобное «художественной литературой», ась?..

«Камин-аут» Дмитрия Глуховского как автора психологического триллера, а не фантаста, пожалуй, одно из главных событий русского литературного сезона. Недооцененный критиками жанр фантастики (хуже приходится разве что детективам) неумолимо воплощается в нашей повседневности. Ничего удивительного, что писатель-фантаст дает нам психологический триллер. Он на своей территории. Он играет по законам своего родного жанра. Еще каких-то 30 лет назад этот сюжет был бы полным вымыслом, сейчас это уже реальность. По нашим гаджетам нас можно просканировать, как по штрих-коду. Об этом и речь. И еще о совести. О том, как у некоторых людей она отсыхает с самого детства, умело купированная родителями.

Илья Горюнов (фамилия уже как клеймо) - простой парень из Лобни, сын учительницы, безотцовщина - видел свою жизнь четко и ясно: школа, экзамены, институт, московская юность в съемной на троих квартире, сессии и целая жизнь впереди. Он и подумать не мог, что эти планы, как тонкий ледок, хрустнут и смешаются с грязью под полицейскими берцами, а лекции ему будут читать блатные в бараках Соликамска. Страшные и горькие университеты длиною в 7 лет. Все эти годы Пётр Сука Хазин, который раздавил Илью, как букашку, наливался свободой, объедался ей, транжирил и отрыгивал. И карьера у него, и машины, и хата с шестом для стриптиза, и женщины, и любовь. И новый айфон - точный слепок с Сучьей жизни, пульт её управления, джойстик от Пети, к которому Илья получил доступ на несколько дней. Нажимай на кнопки и попробуй отыграть у судьбы всё, что она тебе задолжала. Илья идёт ва-банк.

Надо признать, что у меня зависимость. Зависимость от книг, которые закручивают нервы в тугой узел. И, как любая зависимость, эта со временем требует увеличение дозы. Более спокойные сюжеты воспринимаются, как блеклые и безвкусные. Я даже знаю, с чего это все началось. Примерно 7 лет назад, еще до того, как Лайвлиб прикипел к кончикам моих пальцев, я прочитала «Ледяную принцессу» Лэкберг, а потом был «Снеговик» Несбё. Я и не заметила, как подсела на чернуху. За эти годы я выделила для себя несколько видов тлена. Есть и такие, которые я не употребляю: война, дети, инвалиды, животные. Я всё больше по бытовухе и психованным. Новая книга Глуховского, эпиграфом к которой может быть «Ад пуст, все черти здесь» - абсолютно мой формат, чистейший товар высокого качества. И обвинения читателями Дмитрия в излишней депрессухи вполне ожидаемы, с непривычки у человека тут может и передоз случиться.

П.С. Обратили внимание на последнюю фразу романа? Я, может, уже была в край обдолбана «Текстом», но у меня было ощущение, что написана она резко, наотмашь, как кровавую юшку с лица стереть.

Я очень люблю Быкова. Нет, не подумайте), только читательской любовью. Мы знаем, знаем, он чертовски умен. В литературе сегодняшних дней, он несомненно не побоюсь этого слова - один из великих. Минимум, хотя бы потому, что его анализ, критика, и ход мыслей относительно всей окружающей нас литературы(о другом и речи нет) не просто силен, а действительно по факту мощный. Это не мои слова, давно понятно, перед лектором, даже маститые литераторы "аккуратно" сняли свою шляпу. Если послушать его лекции, то вас уносит куда то в пустыню, где вокруг ни души и только он... Быков, ходит вокруг вас и вводит в гипнотический транс относительно всего, что говорится из его уст. Очень редко встретишь человека с сильной иммуной защитой, кто мог бы воспрепятствовать. Но эта книга... И Быков не будет Быковым... Впрочем, я напишу об этом в конце, хотя, это чисто лишь мои рассуждения. Заранее прошу прощения у тех, кто не согласен с моим мнением.

А теперь что касается его книги "Июнь". У меня была возможность прослушать ее. Но, мне очень хотелось именно прочитать книгу. Проглотила я ее за сутки, может чуть больше. Книга разделена на три части, совсем не похожие друг на друга, но объединяющие одну тематику - надвигающаяся война и то как эти герои проносят ее через себя.

В первой истории, мы видим персонаж, Мишу Гвирцмана. Его отчисляют за то, что он якобы домогался до своей подруги, которая в дальнейшем высосет из него не только все нервы и мозги... Он разочаровывается в идейности тех времен, в вере людей и то, как человек может меняться ради своей выгоды, используя фальшивость во благо своей натуры. Ну и... еще одна из составляющих этого рассказа, это то, что молодые люди в какой то преувеличенной форме одержимы плотскими утехами, так будет "культур-муртурнее" сказать как бы. Но, тем не менее, надвигающаяся война все время дает о себе знать, медленно но метко просачиваясь в их мысли, создавая некую тревогу.

Во второй истории, мы видим уже мужчину зрелых лет, Бориса Гордона. Его, судьба связывает с главной героиней этой истории, которая попадает в водоворот предательств и разочарованности. В моменты когда хочешь ты этого или нет, ты "должен" предавать, клеветать, идти вопреки своей человеческой совести, которой практически не хватает в те годы. А надвигающаяся война сгущает эти краски еще сильнее. Очень сильная история, из всех трех рассказов. Потому что, она показывает нам четко, насколько человек может сломать себя изнутри, поддавшись лишь страху и боли, и каковы последствия после этого.

В третьей части, мы видим некоего Игнатия Крастышевского - живущего в своем придуманном мире, где слово имеет волшебную ценность и свойство манипуляции над человечеством. Хотя где-то он и прав...

Очень легкий слог, три совершенно не похожие истории, согласна там есть любовь, предательство, трагизм, драма и боязнь перед огромной надвигающейся трагедией - войной. И во всем этом, несомненно есть первоначальный посыл, аккуратно обернутый в печальные дни тех дней. Но, Дмитрий Львович, я слушаю все ваши лекции, я влюблена в Ваш голос, и я прекрасно слышу ваши мысли, вы умнейший человек нашего времени и это не подхалимство, это факт, я живу в вашу эпоху, как бы я этого хотела или нет. Скажите, что вы хотели на самом деле сказать? Что скрывается за этим текстом? Что?

Ставлю свои скромные пять звезд за то, что вы дали мне возможность думать на этой книгой.

ОГРОМНОЕ СПАСИБО всем, за прочтение этой рецензии :)

Будем честны — мы берём свежую книжку Виктора Олеговича не для каких-то очередных откровений, свежих мыслей или изысканного литературного стиля. Все свои откровения Пелевин уже изрёк, свежие мысли замусолил до состояния полнейшей несвежести, а изысканного литературного стиля там не было изначально (простите меня, фанаты Пелевина, я как фанат Пелевина вам честно скажу — содержания в романах В.О.Пелевина всегда было важнее формы). Нет, главные аргументы, которые лично меня заставляют каждый год возвращаться к творчеству Пелевина — понятность и предсказуемость. Прошли те времена Чапаева и Пустоты, когда ты не знал, что от него ожидать — прошли даже времена Снаффа или Т, с их блестящей аналитикой. Пелевин стал уютным, как домашние разношенные тапочки — и каждый раз погружаясь в его текст, ты знаешь, что на тебя не накинется какая-нибудь горилла и не откусит тебе голову — это будет комфортная встреча со старым знакомым, который за прошедший год надумал что-то ещё интересного. И хоть ход мыслей его давно известен — этой встречи все-равно не избегаешь, и даже стремишься — старый знакомый же.
Старый знакомый, как мы уже знаем, давно и плотно сидит в рабстве у Эксмо, заставляющей его выдавать каждый год по книге. Я не знаю, в какой страшной кабале сидит Виктор Олегович, чем его держат — Лендкруизером, квартирой, зажатой в тиски мошонкой — но я бы советовал ему спасаться, бросая всё (ну, кроме мошонки). Но как по мне — после АйФак 10 Виктор Олегович уже смирился. Феминистка, насилующая его телефонной будкой (да и не его то, а робота по написанию книг, альтер-эго писателя) похоже, заставила его смириться с его положением. Как там? «Есть писатели, которые пишу одну книгу, а есть те, кто не пишет ни одной»? Ну что сказать — это очередное продолжение его одной книги. Минус — сделана она явно из чего попало, и впопыхах.
Виктору Олеговичу, дабы выполнить условия своего адского контракта, катастрофически не хватило времени. Ни на написание корпуса текстов, которые бы походили на книгу, ни на приведение уже имеющихся набросков к какому-либо приличному соответствию. Книга состоит из трех разномастных рассказов, и о каждом хочется сказать что-то своё. Но первое что бросается в глаза — те грубые нитки белого цвета, которыми Виктор Олегович старался привязать одно к другому. И если первая часть «Сатурн почти не виден» ещё хоть чуть-чуть, но претендовала на логическую целостность, то вторая выглядит абсолютно инородно. Но придётся остановиться и обсудить чуть-чуть подробнее.
Рассказ № 1. Иакинф.
Занимающий примерно 30% книги рассказ представляет собой вполне обыденный травелог в пелевинском духе, но со слишком предсказуемым финалом. Вот честно — начиная от описания персонажей мне было примерно понятно, чем всё закончится, а уж когда Иакинф затянул свой рассказ и, самое главное, предоставил возможность выбирать маршрут — всё стало чрезвычайно очевидно. Плюсы рассказа — мифологическая часть и концепция сконцетрированного времени. Время как Бог побеждает всё — это мне прям очень понравилось. Минусы — слишком уж безыскусно всё сделано. У автора была идея, неплохая идея, но он запаковал её в какую-то очень уж примитивную оболочку — двойной травелог слишком предсказуем, и не спасает даже французский шансон. И это притом, что данный рассказ лучшее, что есть в этом сборнике.
Рассказ № 2. Искусство лёгких касаний.
Этот рассказ занимает больше половины книги — процентов 55-60. Автор признается, что сократил его в 10 раз. Автор врёт — он размазал его раз в 10. Я уж молчу, что это пересказ «Операции burning bush», но с переносом в современность — дело не во вторичность относительно содержания, дело в том, что автору явно не хватало объёма — и то что должно было уместиться в 30 страниц, автор размазал на 300. И ладно б ещё хорошо размазал — но нагон текста автор осуществлял за счёт многочисленных отсылок и внутренних дрязг, т.е. за счёт того, что мы очень любим, но не в промышленных же масштабах . И как К.П. Голгофский внезапно обретает сходство с К.П. Победоносцевым, как египтолог Солкинд оказывается известным шарлатаном от египтологии Солкиным, которого автор уже при жизни определяет в могилу, так и данное произведение старательно претендует на что-то большее, чем раздутый до невероятных размеров коротюсенький рассказик. Дело не в том, что аллюзии не угадываются — просто в определённый момент их становится скучно угадывать. Итоговую идею автор старательно раздувает за счёт предыстории, и если она нужна для чего-то другого, кроме выполнения контракта с Эксмо — две горгульи и три химеры мне в глотку. И пусть под конец, когда мы ушли от раздутого хронометража рассказа, и наконец доползли до его реального ядра, написанного изначально, стало снова интересно. Но неужели оно стоило тех мучений? Голкофский-Галковский с его бесконечным тупиком утомляет почти сразу — скажете, большая литература и не должна веселить? Возможно. Но и мучить она не должна. Бывшие нацисты и Альбина Жук из Сухуми, похоже, объединились - и приносят в жертву химере уже меня. Надеюсь, мои страдания напитали что-то более стоящее, чем данный рассказ.
Сама форма «Рецензия на несуществующее произведение» как штукатурка позволяет скрыть многие пробелы — но, боюсь, здесь трещина начинает проступать слишком явно. И если первый рассказ, условно, можно отнести к гаргульям, а второй к химерам, то к чему отнести третий рассказ, боюсь, не скажет никто.
Часто вторая. Бой после победы
Видимо понимая, что третий рассказ ну никак не согласуется с темой книги — автор выносит малюсенький рассказик на где-то на 10-12% текста в отдельную часть. Всё это напоминает деление на «Часть 1. Бриллиантовая рука» и «Часть 2. Костяная нога» в известном фильме Гайдая. Вот только общего между этими частями нет вообще.
Рассказ № 3. Столыпин.
Создавалось полное ощущение, что эта какой-то кусок из нового сборника рассказов Пелевина, или что-то из неизданного старого, что автор специально приберёг для такого вот случая, предусмотрительно не связав данный рассказ со сборником целиком. Нет, это наш любимый и знакомый Пелевин, лишь в немного иной ипостаси — урки, АУЕ, два чифира, виртуализация в оболочке из жёлтой стрелы и нассать в бутылку из-под Кока-колы. Как самостоятельный рассказ он неплох, если не принимать во внимание, что конец скомкан (конец скомкан и во втором рассказе — какая-то логика окончания есть только у первого). Но причём тут Гаргульи, магистральная линия книги? 3-й рассказ вообще никакого отношения к первым двум не имеет, и тот факт, что этот рассказ оказался в книге только лишь ради увеличения объёма — выглядит совершенно неоспоримым. Да, видимо автор не успевал сварганить что-то по теме, и откопал старый рассказ — ок, понимаю. Но можно было бы хоть номинально что-то придумать, чтоб пресловутые белые швы не расходились прям на глазах? Или нельзя?
В результате мы имеем не сборник рассказов, а такой своеобразный пэчворк — лоскутное одеяло, сшитое на белую и грубую нитку. Того ли мы ждали от Виктора Олеговича? Сейчас я разобью ваше сердце — да, этого я и ожидал. Его заставляют гнать план, он в кабале — понятно, что у него нет времени на то, чтоб всерьёз обдумывать свои идеи, что уж говорить о реализации? Последние книги Пелевина могли бы быть значительно лучше, если б автор потратил на них раза в два больше времени, просто доведя их до ума. Но зачем? Ему сказали: «Виктор Олегович, публика ждёт от вас не литературы, а взгляда в будущее, аналитики — давайте её», и Виктор Олегович старательно выступает колумнистом газеты «Виртуальная правда». Великий писатель земли русской низведён до роли автора колонки в газете, где раз в год он вынужден выдавать 500 страниц текста на «актуальные темы» — все понимают, что получится на выходе, и поэтому всем глубоко плевать, что в колонке про сгоревший Нотр-Дам про него, собственно, ничего и не будет. Ну раз нет Нотр-Дама — пусть будет генерал Шмыга, вынырнувший из сгоревшего куста. Плохо ли это? Это естественно. Этим не могло не закончиться — и этим закончилось. Поезд Лондон-Париж приехал в Париж. Хотя в случае Пелевина он и не уезжал из Парижа — французская мысль всё-ещё интересует Виктора Олеговича. А может не интересует, и это просто старые дрожжи?
Я люблю Пелевина, и тот факт, что он написал то, что от него и ожидалось — не минус. Минус есть качество данного продукта. Я бы оценил эту книгу где-то в районе 3,3, и ставь я половинные оценки — получилось бы 3,5. Но у меня оценки целые, и вот незадача — 3,5 я должен округлить до 4, т.е. в целом понравилось, а мои законные 3,3 склоняют к нейтральной оценке. Я поставлю 4, ибо люблю Пелевина, прочту его следующий текст — но это та самая четвёрка из школьного журнала, которая очень похожа на переправленный кол.

Окутанный тайной выплывает из неизвестности этот роман, который быстро-быстро анонсировали и ещё быстрее выпустили, пока у всех жопы от недоумения не остыли. Первая мысль: Пелевин так старался наконец написать книгу, которая не устареет с содержимым до момента её издания, что на счету была каждая минута. Так сказать, догонял семимильными шагами паровоз современности, чтобы уже запрыгнуть. Даже получилось.

Впрочем, причина того, что догнал-таки актуалочку, как мне кажется, простая. Во-первых, отказался от тяжёлых гирь сиюминутных мемасиков, перейдя на более серьёзный анализ трендов и явлений. Во-вторых, немного переориентировался в целевой аудитории и пишет явно для молодёжи, которая хорошо знает «Чёрное зеркало», глубины интернета и тенденции современности. Например, он явно стебёт популяризацию феминизма (и одновременно стебёт выстёбывание феминизма, привет, Нолан!) и даже винишек-тян, хотя такого термина при написании романа ещё точно не было, зато явление было.

Иной подход в сочетании со старыми-добрыми традициями даёт неплохой результат. Сразу в предисловии он раскладывает весь товар лицом и побольше, побольше! Мы как в дайджесте понимаем, что ждать дальше: стёб, фирменные каламбуры, многое из писательской кухни, философию и эзотерику в небольших быстрорастворимых количествах, литературный минимум школьного уровня для понимания пасхалочек (ну, на самом деле, чуть больше школьного уровня, потому что в общих чертах неплохо бы представлять не только «Преступление и наказание», но и ещё пару книжек), много матричного киберпанка и будущего с вольной фантазией. Убежал в безопасное пространство, теперь вместо того, чтобы гнаться за мемами и трендами, можно расположить всё в условном через-много-лет и самому придумывать и мемы, и тренды. Весь свой писательский талант, как мне показалось, Пелевин тоже вложил в начало, поэтому первая треть (даже чуть больше, почти половина) — это быстрый, густой и разнообразный кусок всякой всячины, которая не успевает наскучить клиповому мышлению, но при этом не фрагментарна, просто умело перемешана. Даже привычные метафизические телеги занимают не несколько страниц, как раньше, а лишь несколько абзацев. Впрочем, во второй половине читатель уже на крючке, можно расслабиться, так что натянутое плотное повествование провисает, телеги расширяются, плоть рыхлится и дряблеет, но всё ещё достаточно хороша, чтобы довести до бодренького финала не без неожиданностей. Хотя на твистах сюжет не строится, и это тоже неплохо.

Дальше...

Условное будущее весьма схематично обрисовано быстрыми штрихами, так что сведения о нём вылавливаешь по крупицам. В России монархия (как будто кто-то удивлён), на троне сидит клонированная версия, созданная из славных российских правителей, кусочков усов Никиты Михалкова и ещё поскрёбышей по сусекам генофонда, чтобы вывести устойчивую породу хорошего правителя, авось повезёт и он не будет мерзавцем. В Европе — еврошариат и Халифат, азиаты с ними лениво перепукиваются ракетами, а РосИмперия прилежно взымает комиссионные за право их перелёта над своими территориями, тем и живёт. США распалась на два куска за Великой Мексиканской Стеной, в одном из которых живут более тёмные и привилегированные гиперкомпенсированные граждане. Всё это любопытно, но не очень важно, это я так, завлекалочку пишу. Важно то, что во всём мире производители ведроидов и ойфонов переквалифицировались в производителей секс-роботов с дополненной виртуальной реальностью, потому что только это и интересует большинство граждан. Заодно они втихушку сделали обычный секс делом криминальным и подзапретным, чтобы больше заработать на роботах. Вроде как виноваты в этом злые половые болезни, но на деле, ясен-красен, корпорации продавили всё, что надо.

Кстати, интересен путь, каким культивировался постепенный отказ от секса. На мозги капали в основном девочкам, потому что если они не захочут, то никто не вскочит. Вообще тема феминизации и вреда толерантности как-то очень спекулятивно и нарочито красной тряпкой проходит через весь роман. Даже главная героиня «баба с яйцами» (нет, только метафизическими), которую я всё хочу назвать Марусей Климовой, с говорящим именем и говорящей фамилией, является гиперболизированным продуктом эпохи. Автор в принципе вкидывает много провокаций, кое-где даже перестарался. Например, провокация на литературных критиков в какой-то момент переплёскивается через край и показывает припекание важных тыловых мест, хотя Пелевин и защитился достаточно надёжно хитрым приёмом «я в домике, это всё так и задумано, это вообще стилизованный персонаж, а если кто на меня спроецировал, то я затроллил, а если кто обиделся, то я затроллил». Окей, поверили, ни у кого не припекает от слов про исписался, уже не торт, одно и то же пишешь, да кто вы. Никакой тиньковщины.

Мне вообще подумалось, что второй главный герой кверху дырой, то бишь Порфирий Петрович, искусственный интеллект (который расследует криминальные дела и параллельно пишет про это романы, чтобы себя окупить), — это не столько самоирония и самопародия, сколько необычная попытка спроецировать читателя, как сотворца автора. Ведь читатели детективов тоже расследуют дела своеобразным теоретическим способом, тоже млеют от красочных деталей, но всё равно концентрируются на сюжете и движухе. Теме сотворчества и творчества, как божественной или небожественной штучке, в принципе много места уделено, но тут уже я не буду карты раскрывать, чтобы не портить чтение.

Порфирий Петрович, кстати, интересный и точный выбор для названия программы. Ведь он не только блестящий следователь, что важно для текста, но ещё и в потенциале (что следует из текста «Преступления и наказания») когда-то был таким же пылким и дерзновенным, как Раскольников, разве что до дела убийства старушек не дошёл. Поэтому он так хорошо его понимает и дёргает за ниточки, поэтому у ИИ Порфирия хорошо получается моделировать «невинную 17-летнюю» версию. В начале романа есть любопытная теория о полюсизации культуры и искусства на маргиналов и профи, каждые из которых для популярности пытаются мимикрировать друг под друга, так вот Раскольников и Порфирий — как раз такие две полярности, только не в культурной сфере.

Тема искусства вообще (и литературы в том числе) — пожалуй, самая выпуклая в романе, тем более, что главная героиня — искусствовед. И тут тесно вплетается линия превращения критика в творца, перетекания одного в другое, смешивания в одно целое. В абстракции это не очень понятно звучит, но когда будете читать текст романа, то увидите, как часто и разными способами это проявляется.

Пелевин достаточно самонадеянно пытается обозвать одним словом всё то искусство и литературу, которые сейчас существуют. Для этого он использует слово «гипс», хрупкую, но долговечную при бережном уходе субстанцию, повторяющую формы всего, что она облечёт. Легенда происхождения такая (мне понравилась, поэтому кратко перескажу): Бог умер, его сбил грузовик философии современности, такой своеобразный Бейонд (все, кто после крупных имён), и вот он валяется, кажется, мёртвый. Но вместо того, чтобы его похоронить и оплакать, люди закатывают в гипс, кричат Are you ok? и делают вид, что если сейчас подуть на вавки и приложить подорожник, то всё заживёт. Под гипс не заглядывают, поэтому бог — бог Шрёдингера в гипсовом саркофаге, а этот самый гипс — это метафора искусства, которое выросло из последней боли и страдания в этом мире, потому что дальше уже ничего настоящего не будет, только бесконечный секс с гаджетами. Секс так же мёртв и загипсован, как бог и культура.

Вообще, роман тесный и неуютный. Нет улиц, нет антуража, нет помещений, только какие-то условные пространства, между которыми перемещаются в душных уберах. Всё пространство — воображаемое, условное, киберреальное. По тексту раскиданы сотни мелких приятных находок разной степени камуфлированности. Узнать очки Пелевина на Порфирии легко, узнать на нём же очки Канта уже сложнее. И такая многослойность проявляется в куче мелких мимолётных деталей, причём Пелевин в разы меня умней и опытнее, значит, я огромного их количества просто не заметила и не вычислила. Но и обнаруженной доли достаточно для того, чтобы довольно улыбнуться в воображаемые усы или бакенбарды — этой причудливой мозаичности ради игры давно уже не хватало в пелевинских текстах. Тут же всё в лучших традициях, и даже на самый распафосный и глубокий диалог тут же найдётся анальная шуточка, спускающая с небес на землю, а глубокая сатира приобретает почти лубочные формы китча («Путин похищает радугу у пи**расов», ага). Вот ведь какая штука. Пелевин очень сильно и в то же время тонко ласкает читательское эго, подбадривая его ощущением псевдоэлитности при чтении. Но при этом и обсыкает этого самого зарвавшегося читателя иронией. С другой стороны, когда он открыто начинает обоссывать читателя или, например, критика, то под конец он для равновесия его всё же немножко и хвалит. Чудесно гармоничный человек.

К концу роман уходит глубже, к старой знакомой — «Матрице» и игре с тем читателем, который не воображаемый в книге, а вот ты. И я. Внедряет паранойю по поводу того, а реальные ли мы все, или просто застряли в какой-то не слишком приятной чужой игрушке. Может, наш незагипсованный боженька вполне конкретный и заставляет нас пинками выполнять какую-то дурацкую задачу, соль там передать. Но это так, одна из ветвей для размышления. Всех нас всё равно переедет огромной печью толерантность, а творец в буквальном смысле овладеет своим создателем, пигмалионы отдыхают.

Радует, что Пелевин наконец-то перестал палить в экзистенциальное молоко картонных мишеней и если и попадать, то в самый краешек. Теперь он с пушками наперевес повернулся к людям вокруг себя в этом воображаемом метафорическом культурном тире и расстреливает их. Уже развитие. Выстрелить себе в висок или закинуть пушку куда-нибудь подальше у него пороху не хватит (мама, смотри, я король каламбуристики!), слишком велико любопытство, что из всего этого выйдет. А из авторского самоубийства ничего кардинально нового не получится.

Если любите старого Пелевина, то почитайте, ну хорошо же вышло, всем ожидания потешил. Мистификации и заговоры тут тоже по щепотке есть, всё как мы любим.

Вы никогда не задумывались, какой была бы жизнь на Земле, если бы разом излечились все больные, прекратились страдания, несчастные случаи навсегда остались бы в прошлом? Если бы человеку больше ничто не могло повредить, а смерть наступала лишь в глубокой старости — во сне, без мучений. Если бы для получения ответа на вопрос или решения сложной технической проблемы достаточно было лишь задать вопрос, если бы каждый человек мог заниматься тем, чем ему хочется, свободно развивая свои способности, и больше не нужно было бы бояться будущего, волноваться за близких, страшиться беспомощности?

Авторы романа не только задумались над этим, но и взяли на себя смелость показать нам такой мир — мир мечты, в котором... Всё оказалось не так просто и прекрасно, как можно было ожидать.
Первая моя мысль при чтении (да что там — и вторая, и третья, и десятая!) была: я хочу в такой мир, я хочу так жить, хочу свободы от болезней, неуверенности, страхов и проблем!

Уперев руки в боки, я с вызовом смотрела на авторов: ну и как вы собираетесь меня убедить, что это плохо?! Что вы можете положить на другую чашу весов, если ежесекундно страдают и умирают невинные люди, дети, если уничтожается природа, рушатся мечты. Что может стоить всего этого, что у нас, в нашем пропитанном болью и страхом мире есть такого, за что стоило бы держаться, — даже такой ценой?

Думаю, каждый, прочитав книгу, найдёт ответ на этот вопрос или не найдёт — в любом случае, озвучивать его не буду, но… Задуматься, глубоко и печально, авторы, несомненно, заставили!

Я бы сказала, что одним из главных персонажей этой книги является человечество — всё, целиком. Второй главный герой — Пандем, чьё появление и происхождение окутано тайной, которая так и не будет раскрыта. Версия о том, что человечество само породило Пандема, мне лично не кажется убедительной, вернее — кажется совершенно не убедительной. Впрочем, на мой взгляд, не так важно, откуда он взялся, — роман не об этом.

Пандем — это, если можно так выразиться, аналог Бога. Параллелей мы видим множество, начиная с того, что он всеведущ (по крайней мере, в масштабах Земли) и всемогущ — в тех же масштабах. Даже наличие у него друга-человека имеет свою аналогию в Священном Писании, где "Авраам другом Божиим наречён".

Ну и проблемы у Пандема с людьми — те же. "Если ты меня любишь, то почему не сделаешь так, как я хочу?!"
Казалось бы: нет болезней, боли, нет несчастных случаев, полное благополучие, но — людям никогда не бывает достаточно, они всегда находят из-за чего "обидеться на Высшие Силы" и разочароваться в них.

При всей озабоченности людей тем, чтобы Пандем ни в коем случае не вмешивался в их сознание, многие из них не желают понимать, что другие должны обладать той же степенью внутренней неприкосновенности.
Девочке, полюбившей парня без взаимности и горячо желающей, чтобы Пандем "немножко его подтолкнул", не приходит в голову пожелать, чтобы Пандем её саму "подтолкнул", скажем, избавил от этой любви и помог полюбить кого-нибудь другого.
Нет, большинство людей хочет, чтобы мир был переделан и подстроен под них. И вновь и вновь звучит вечный вопрос, обращённый к Небу: "Если Ты меня и правда любишь, то почему…"

Но это лишь одна из оборотных сторон "райской жизни", устроенной на Земле волею Пандема. Их много. И поражает, насколько точно и тонко авторы их показывают. Насколько психологически достоверно, насколько узнаваемо.
Путь беспроблемной жизни — путь, ведущий в тупик. Лично мне очень не хочется с этим соглашаться, но не согласиться просто невозможно.
А Марине и Сергею Дяченко, на мой взгляд, удалось не просто продекларировать, что человек формируется и развивается лишь в сложных обстоятельствах, им удалось показать этот тупик — достоверно и обоснованно. Это действительно книга, которую стоит прочесть! Чтобы лучше понять и себя, и других. И даже — понять, как "трудно быть Богом"…

Не жду уже от Пелевина шедевра, но читаю каждую новую книгу. Читаю прилежно, не без удовольствия. Ещё узнается Пелевин старой школы, времён насекомовских... Да только уже начал любимый автор совершать все чаще акты литературного каннибализма и самоплагиата. Только ли мне кажется что книга про химер сырая и не вызревшая, будто спешит любимый автор работу в срок сдать, да гонорар заветный получить от издательства, а пипл... Пипл схавает, бренд намолен, карма авторская вытянет... Не вытянет... Поставил четыре, не потому что пишет хуже других, а потому что стал писать хуже себя самого. Задрал Пелевин планку в свое время, а теперь сам до нее уже дотянуться не способен. Штампует по книге в год, чем дальше тем грустнее... А я как читатель верю... Верю и жду... Жду когда у Вити Пелевина проснется совесть или хотя бы муза...

Ну что, ребята, вот она. Зловеще красная и немного серая, новая, опять дурацких размеров – «Текст». Новый Глуховский, ребята. Событие для нашей литературы, все равно что выход нового альбома Radiohead или, берите больше, парад планет. И я, как единственный человек на этой бренной планете, который потратил больше времени на написание рецензий на Глуховского, чем на чтение его книг, вам сейчас расскажу, что это за текст такой. Добро пожаловать домой, Димка.

Но для начала, как некий, уже, в принципе, ставший традиционным ритуал – помянуть старое. В этот раз, пожалуй, обойдемся без глубоких погружений (ведь можно расплакаться) – просто кратко резюмируем. Дмитрий Глуховский написал две потрясающих и великолепных фантастических книги: «Сумерки» и «Метро 2033», но все то, что было в его творчестве далее, лучше всего можно проиллюстрировать знаменитой квинтой доктора Кюблер-Росс. Вы все ее прекрасно знаете, просто не знаете, что это придумала умная женщина. Итак, в хронологическом порядке:

Отрицание или «Метро 2034» - да это не он написал, он там франшизу парням продал. В смысле фамилия его? Глуховский? Точно через О? Блин, да нет, вряд ли он, брат его, наверное… Я потом перезвоню, дел много *опустошительная тишина*
Гнев или «Рассказы о родине» - ЭТО ЧТО ТАКОЕ ЗАЧЕМ ПОЧЕМУ ГЛАЗА ГЛАЗАААА МЕДИИИК!!!!!11!!
Торг или «Будущее» - Слушайте, ну у Салмана Рушди тоже были книги не самые удачные, Дима сейчас для себя больше пишет, он потом вернется сияющей звездой на небосклон отечественной фантастики. Точно вам говорю.
Депрессия или «Метро 2035» - Я хочу разучиться читать. Нет смысла более. Более. Боле. Боль. Бль. Ь.
Принятие или «Текст» - это любая рецензия любого критика на любом ресурсе - если вкратце - жанровое перерождение, новые грани, новое слово в реализме.

Так ли это на самом деле? Правда ли, что Глуховский забыл всех своих монстров в шкафу и начал писать аки юный Горький? Ну, конечно же, нет. Если как следует разобраться, что же это за жанр, в котором написан новый роман Димки, то тут все просто. Это называется Нетфликшн. Рецепт экстремально прост - вы просто берете ваш самый любимый сериал с американского сервиса Netflix (в данном случае это любимый сериал Димки "Черное Зеркало"), смотрите его без остановки, потом смотрите что-то еще модное и классное на том же Netflix (и не забываете сунуть в текст второй свой любимый сериал “Наркос"), потом сидите немножко в социальных сетях, набираете в себя правильную атмосферу (а лучше две - как в автомобильных шинах) и пишите текст. С очень большой вероятностью у вас получится «Текст». А все эти разговоры про реалистичность и так далее – слушайте, ну нет, даже близко нет. То, что это не фантастика – это верно критики заметили, но реализм? Ну да, если у Глуховского в метро никто никого не ест, то это сразу реализм. Такой же, как и в сериале «Черное зеркало».

Но, ладно, Бог с ним, с жанром. Есть другая проблема. И это, о чудо, даже не сюжет (он, кстати, очень мрачный и в нужной мере безысходный, много низких частот и датского ветра; вроде не холодно особо, но горло потом саднит – очень недурно Димка может). Это язык. Димка больше всего напоминает слишком активного подростка, который в первую интимную ночь, пока его партнер-читатель робко стягивает с себя исподнее, уже стоит голышом на руках, разведя ноги в шпагате. Избыточность текста в «Тексте» такая, что бьет по глазам андреналин. Создается ощущение, что Глуховский пришел в первый раз на ускоренный урок литературы и такой – «вау, метафора, ничего себе, ого, а это что, эпитет, крутяк, оксюморон, как я жил без тебя раньше!!» Ну и получается, что в целом достаточно изящные конструкции заканчиваются неожиданным, например, «колбасным жиром ожог заврачевал». Покатайте эту фразу меж своих неб, ощутите каждую сервелатинку. Конечно, есть некое удовольствие, что Димка заговорил уже на серьезном языке, но пока не получается до конца переключиться. Только втягиваешься поглубже, а там пельмени с хлоркой (чуть дальше есть конкур, посвященный, хм, этому литературному самородку). В общем, продираться сквозь такой текст - все равно что заниматься дайвингом в Мертвом море. Сложно и глупо.

А кстати, вот и она, новая рубрика – Конкур! Кто отгадает, что в этой книге одновременно пахнет пельменями и хлоркой (подсказка - даже близко не пахнет), получит высокохудожественный роман Дмитрия Глуховского "Текст". Дерзайте! Прошу книгу прочитавших не мешать остальным отгадывать.

Так, что в конечном итоге? Я признаюсь честно, что «Текст» - не самая плохая книга (на фоне последних опусов Глуховского – так и вовсе хорошая), но есть пара моментов. Во-первых, давайте все дружно похлопаем мужеству автора – Глуховский, конечно, мужчина. Я бы (а я алчный, как касатка) писал бы серию Метро, пока не кончились все натуральные числа. А деньги я бы жег, ел и мазал на хлеб. Но Дима пошел очень темной и страшной тропой - туда, где можно вряд ли что-то приобрести, скорее потерять. Это как перестать снимать «Трансформеры» и поехать со своими личными историями на кинофестиваль в Торонто. Там другие критики, там больнее. Но Димка пошел туда. Пока это очень странно и непривычно, но я ему желаю удачи. Но, во-вторых, кто знает, может Глуховский захочет себя попробовать где-то еще – на Нетфликсе знаете сколько сериалов разных? Или может это будет фэнтези с драконами? Поэтому пока бессмысленно говорить о трансформации писателя Глуховского – с таким же успехом он может написать в следующий раз и «Метро 2036». Вообще (я это специально тут пишу, чтобы Димка не дочитал) Глуховский мог бы с легкостью стать one man army всей отечественной фантастики - может, не профессорского легуиновского уровня, но, скажем, Бачигалупи - да с легкостью. А Паоло кстати все эти ваши Хьюго брал, и Димка мог бы, ну вот уверен я. А вместо этого «Текст». Ну ок.

А вообще, просто представьте, до чего же у нас все плохо с современной литературой, что мы тут Глуховского обсуждаем. Может кто не понимает, как она выглядит, современная российская литература. Я вам расскажу. Ну вы, наверное, в курсе, как было раньше (в те времена аргумент "а у нас зато есть толстой" перебивал даже создание колеса или полет в космос). Сейчас - все немного иначе и это если выражаться корректно. Представьте себе большое-пребольшое поле, где ровно посередине, пасмурной ночью крутится большая карусель. Со слониками, коняшками и другими дружелюбными пластмассовыми млекопитающими. Так вот, большое темное и безжизненное поле - это современная отечественная литература. А на карусели катаются Быков, Прилепин, Акунин, Елизаров и литературные негры Пелевина. Сверху на карусели установлен диско шар в виде головы Донцовой. Все эти люди пишут книги, получают по очереди премии и в общем то, плевать им, что наша современная литература - это смертоносная, темная пустошь. И ровно по середине от плывущего на жирафике Быкова до конца тьмы идет молодой парень. Куда идет - пока сам не знает. Но прет подальше от этих карусельных людей.

Еще раз удачи тебе, Дима. И не надо так больше с пельменями. Я их иногда ем.

PSlevkusie уже почти решил, что больше да, чем нет, но начал читать нового Геймана, а там предисловие лучше написано всей этой книги.

Ваш Covfefe

Знаете, любая, даже самая гениальная, история состоит из клише. Ибо клише нас окружают в жизни, а хорошие истории тоже про жизнь. Талант писателя в том и заключается, чтобы оживить эти клише, наполнить их смыслами, которые потом тронут читателей и вызовут у них (в лучшем случае) размышления.

Скажем, в «Преступлении и наказании» тоже полно клише (по нынешним временам так точно): парень плохой и добрый одновременно, падшая и в то же время святая проститутка, типичная семья алкоголика, типичные же муки совести после убийства и т.п. Напиши это не Достоевский – и получился бы бульварный роман, отличный первоисточник для сериала на НТВ. Похожую схему использует Балабанов в первом «Брате» (очень литературном), даже Питер в наличии, а неприкаянность главного героя и невозможность здраво его осудить прямо отсылают к Раскольникову с его вроде как благими намерениями.

Так вот, «Текст» Глуховского – это прямое продолжение первого «Брата» и единственного «Преступления…». Плевать, что прошло много лет, изменились обстоятельства и сюжет крутится вокруг телефона. Главный герой «Текста», Илья, просто не мог появиться без влияния Достоевского и Балабанова. Это не хорошо и не плохо, это лишь факт, который нельзя не учитывать (ну никто же не станет винить Булгакова за заимствования из «Фауста», честное слово, так чем Глуховский хуже?). Интересно, зачем Д.Г. создал героя по образу и подобию. Можно предположить, что писателя привлекла... эм... культовость этого типажа. Раскольников был героем своего времени (поздней российской империи), а Данила Багров – своего (соответственно, 90-х). Оба персонажа ясно отражали переживания современников, совершаемые ими преступления не существуют вне исторических событий. Как ни парадоксально, поэтому же они стали вневременными; по этой же схеме «обессмертился» Базаров, который был писан Тургеневым с актуальных образов. Короче говоря, чем актуальнее история в момент выхода, тем больше у нее шансов стать культовой на века, причем в широких народных массах. Глуховский, взяв за основу типаж Раскольникова и Багрова, хотел сделать нечто столь же актуальное и культовое уже для России 21 века. Чтобы получилась классика на десятилетия как минимум. Типаж пережил некоторые изменения, но все равно центральная его часть (убийца с моралью в сложных жизненных обстоятельствах) осталась той же.

Трагический русский герой никогда не убивает ради удовольствия или из корысти. Так, Раскольников убил, полагаясь на философскую теорию, позже поставленную на поток всеми, кто хотел власти (и не только в нашей стране). В финале толком не ясно, разочаровался ли он в ней или лишь осознал, что он не повелитель по натуре, а обычная тварь. Данила Багров шел на преступления во имя родственных уз; «Брат» переосмысливает в т.ч. отношения в семье, их деградацию и их же важность для человека. В «Тексте» же нет философских теорий и родственных связей, которые стоили бы чужой крови. Глуховский как бы говорит читателю: у нас больше нет ни идей, ни семьи, осталась только месть за себя. Это доказывает своими поступками и главный герой: вместо того, чтобы позаботиться о захоронении любимой матери, он залипает в смартфоне убитого и пытается понять ЕГО проблемы, а не свои собственные. Причем месть тут лишена осмысленности, это не та месть, которая долго вынашивается и обдумывается. Это скорее месть по пьяне, по случайности: встретил своего обидчика однажды, случайно как бы его зарезал, случайно забрал его телефон, случайно залип в нем и обо всем позабыл. Герой словно бы смотрит сон, в котором не принимает решений, а решения принимают его. Итак, герой нашего времени – это человек, не способный планировать свои действия дальше одного-двух элементарных шагов?..

Очень странно развивается линия убитого, Петра Хазина, который (конечно же!) посадил главного героя ни за что (подбросил наркотики). Сначала Глуховский лепил из Хазина невероятную мразь, в которую слабо верится: он ненавидит родителей, бесконечно унижает якобы любимую девушку, торгует наркотиками, сажает невинных и т.п. И вот ни одного светлого пятнышка, сплошь чернота! Увольте, я разных мразей встречала, но чтобы человек со всеми был мразью, никого не любил, всех ненавидел?..

Потом Глуховский зачем-то решил добавить неоднозначности – ах, оказывается, Хазин не такой уж и плохой, он жалел невинно посаженных (чего?), по-настоящему любил свою девушку (но изменял ей и обманывал?), а в его гнили виноваты его родители, а больше всего папаша. Т.е., несмотря на столько аморальных поступков, Хазин не злодей? Ну, он же сожалел... где-то ОЧЕНЬ ГЛУБОКО он обо всем жалел, конечно. Только как это понял Илья, главный герой? С чего вдруг помирился с Хазиным в душе? Важно ли, о чем жалел Хазин, если из-за него ты семь лет ни за что отсидел? Понятно, что Глуховский не хотел черно-белую историю. Но перелом у него получился максимально неестественный и странный, в него не веришь, не понимаешь его.

Илья, к слову, не вызывает истинного сочувствия, как это было с его «братьями». У тех было множество отвратительных черт, но вопреки всему их было жалко. Их поступки были логичны и вытекали из их прошлого. С Ильей же так не получается. Кажется, сам Глуховский не испытывал к нему симпатии. Он описывает своего героя (даже в лучшие его времена) мрачно и неприятно. Иногда он пытается давить на жалость (у гг мама умерла и девушка его бросила!), но и это получается как-то неестественно, такая жалость во имя жалости, эти события нужны за тем, чтобы читатель переживал, а не чтобы Илья что-то понял для себя. Мир Глуховского в «Тексте» так же уныл, мрачен, в нем нет ярких красок, красоты, искренности – это мир из «Города грехов», не совсем реальный. Писатель забыл, что изобилие черноты притупляет ощущения. Шок и ужас вызывают редкие вкрапления боли и жести. Жесть же без конца перестает удивлять, убивает всякое желание действовать и делать хорошее – мир же так страшен и ничего в нем не изменится!

То, как Илья вмешивается в чужие жизни, – одной мне это кажется издевательством? Формально он хочет поправить отношения покойника с родственниками (зачем? в чем тут логика?), но итог этого ужасен. Он не задумывается, какого будет людям жить потом, зная, что их обманывали, что от лица их сына/друга/любовника писал посторонний человек. Непонятно так же, с чего вдруг главный герой проникается симпатией к посторонним людям, о которых толком ничего не знает. Глуховский не смог написать полноценный роман в письмах, в которых бы раскрывались сложные герои. Второстепенные персонажи (из жизни Хазина) остаются бумажными, простите уж за каламбур. Отец Хазина – типичный силовик (как их представляют люди вне системы), мать – самая обычная мать, без индивидуальных черт. Не лучше обстоят дела и с девушкой Хазина, в которую отчего-то влюбляется Илья. Глуховский словно бы загорелся вывести в романе свой эталон женщины (красивая, умница, комсомолка, верная, веселая, нежная и проч.), но не ответил на главный вопрос: а чего эта девушка делает с Хазиным, если он такая мразь? Может, не так уж она непорочна и чиста, что пристала к богатому мальчику? Но это было бы уже сложно. Персонажи не раскрываются вне простых однотипных сообщений. Чем они живут? Каковы их мотивы? Какие в действительности отношения их связывали с Хазиным? Ну нельзя жизнь человека сузить до переписки в «телеге», фоток в «инсте» и личных видео!

Свитер у Петрова на месте, но... постойте, почему на нем не пальто? Минус костюмерам :)

Самое же печальное в книге – это финал. Мало того, что он скомкан и психологически аномален. Удивляет мораль сего «текста нашего времени». Раскольников у ФМ получил надежду на искупление и осознал, что жить все же неплохо. Данила Багров из Питера поехал в Москву, возможно, навстречу лучшей жизни. «Текст» же полностью лишен надежды. Глуховский нам говорит: а ты хотел катарсиса? чтобы был иной путь? осознать, что жизнь не кончается плохим и можно найти что-то хорошее? а вот фиг тебе, никакой тебе надежды! Оттого от «Текста» нет положительных эмоций, к нему не захочется вернуться. Жесть без края не имеет смысла, увы. И политическая линия романа так же оказывается... эм... бесполезной. И какой-то… нарочитой (странно, что никто не спел напоказ «Дядя Вова, мы с тобой!» и не бился в припадке любви к тому самому). Да и нельзя нести точку зрения «все вокруг сволочи, проститутки, а я один такой несчастный стою!». Все-таки хорошая «социально-политическая» история – это про солидарность с героями, про объединение, преодоление одиночества. А не про то, что тебя никто не понимает. «Текст» скорее вызывает еще большую разобщенность, а ее и так много в наше непростое время.

Не жду уже от Пелевина шедевра, но читаю каждую новую книгу. Читаю прилежно, не без удовольствия. Ещё узнается Пелевин старой школы, времён насекомовских... Да только уже начал любимый автор совершать все чаще акты литературного канибализма и самоплагиата. Только ли мне кажется что книга про химер сырая и не вызревшая, будто спешит любимый автор работу в срок сдать, да гонорар заветный получить от издательства, а пипл... Пипл схавает, бренд намолен, карма авторская вытянет... Не вытянет... Поставил четыре, не потому что пишет хуже других, а потому что стал писать хуже себя самого. Задрал Пелевин планку в свое время, а теперь сам до нее уже дотянуться не способен. Штампует по книге в год, чем дальше тем грустнее... А я как читатель верю... Верю и жду... Жду когда у Вити Пелевина проснется совесть или хотя бы муза...

Мне кажется, у любого читателя есть писатель, знакомства с которым он... побаивается. Должно быть, чувствует, что ничего хорошего из этого не получится. Так у меня было с Пелевиным. Я не хотела его читать. Я мастерски его избегала. Все знакомые интеллектуалы пучили глаза, узнавая, что я не читала этого ВЕЛИЧАЙШЕГО писателя современной земли русской. Было немного неловко от собственной необразованности, но тайное неприятие все же было сильнее.

И вот мне пришлось это прочитать. Приятель очень, очень, ОЧЕНЬ хотел, чтобы я почитала Пелевина. Настолько, что привел меня в книжный магазин и купил мне «Generation П» (что тут значит буква «п», мне интересно? неужели злосчастное «пепси»? кстати, почему «пепси», а не классическая «кока-кола»?). Тут мне пришлось сдаться. Я поняла, что, рано или поздно, это должно было произойти. Если ты общаешься с образованными людьми, ты просто должна иметь свое мнение о Пелевине (полная дичь, это навязывание, конечно, но...).

Что же, теперь я имею полное право сказать: «Ну не нравится мне ваш Пелевин!» Чувства меня не обманывали: мировоззрение этого писателя противоположно моему; мы настолько из разного теста, у нас настолько по-разному работают головы, что нам не стоит в принципе пересекаться в этой жизни. Такого духовного отторжения у меня не вызывал ни один русский писатель. Мне может кто-то не нравится, я могу фейспалмить от некой книги, но чтобы мне прямо все не нравилось?..

Начну с самого «прозаичного» – с языка. Чтобы я начала придираться к языку, мне должно стать очень плохо от книги, ибо обычно язык либо нравится, либо... устраивает, т.е. не вызывает негативных эмоций. Активно мне не нравится разве что стиль Стивена Кинга (в русском его варианте), но Пелевин смог его обогнать. У Пелевина какой-то стандартизированный язык. Он грамотный и при этом никакой. Мне кажется, таким языком лет через 20 роботы будут клепать бесчисленные однотипные бестселлеры. Честное слово, я с большим удовольствием почитаю даже Глуховского, притом, что мне не зашел «Текст». И ладно бы был чертов стандарт, который у меня больше ассоциируется с современной переводной прозой (ибо часто переводят словно под копирку, где старая школа?). Но Пелевин очень многословен. Подобное я прощаю только очень элегантной прозе, с множеством запахов и оттенков. Если у вас так много слов, они должны литься, как у Бунина или Булгакова. Но у Пелевина их просто очень много. Много стандартных описаний по делу и без дела. Потому что в книге должны быть описания, понимаете? Описания ради описаний. Чтобы было. И механическим стилем, чтобы я мучилась.

Часто от проблем со стилем идут все прочие проблемы. Например, стандартность персонажей. Ни одного из героев данной книги я не смогла представить живым. Они для меня остались картонками, которые зачем-то разговаривают, но вне текста не живут. Как ни странно, самый картонный из них – это главный герой Татарский. Он скучный – это единственное, что о нем можно сказать. Или унылый. Пустой. Просто неинтересный. Я не люблю главных героев, от которых меня клонит в сон. Я до последнего надеялась, что начну испытывать к герою хоть что-то – интерес, негатив, симпатию, ненависть, любую живую эмоцию. Но – увы. Я ничего не почувствовала. Мне, к слову, говорили, что в книжке есть сюжет. Ну, если сюжет – это хождения из одного места в другое... да, тогда здесь есть сюжет. Но это немного не то, чего я хочу от художественной прозы.

Пелевин, понятно, писал о том, что было актуально в 90-х. Вот та же реклама. Сейчас смотреть рекламу даже десятилетней давности немного кринжово, а рекламу из 90-х – так и вовсе. Отчасти, конечно, было весело, особенно вот это: «Эй, эй, паренек, отправляйся-ка в ларек, ты будешь рад, что не прогадал!» Герои Пелевина как назло занимаются агрессивной рекламой, которая сейчас смотрится зашкварно и испортит репутацию любому, даже самому классному, бренду. Это реклама хайпа, причем дешевого. Она устарела, и читать о ней (а она занимает этак 30-40% от всей истории) скучно. Испытываешь легкий испанский стыд за нее, улыбаться не хочется, скорее думаешь, что за дичь раньше была в головах у людей.

Я лично хорошо отношусь к рекламе. Не той, что как фон появляется на сайтах/улицах, она не вызывает у меня никаких эмоций. Я хорошо отношусь к актуальной рекламе, с которой, как кажется, в России пока туговато (поправьте меня, спецы). У нас по-прежнему лепят однотипную рекламу, которая воспринимается как белый шум, либо насильственно скандальную, чтобы вызвать хайп (но он часто отпугивает, чем привлекает). Мне симпатична лаконичная реклама мировых брендов, без всяких наворотов – просто красиво снятый товар, интересный слоган. Ну, или с социальным посылом (это же у Макдональдса была реклама с парнем и его отцом, в которой парень признавался, что он гомосексуал?). Такая реклама вызывает эмоциональную вовлеченность и связывает товар с положительными впечатлениями от просмотра сюжета. И нужно быть очень талантливым человеком, чтобы с этим не облажаться. Увы, как раз такой рекламы в книге нет (времена были другие). Сейчас она скорее о том, как не нужно делать, если не хотите, чтобы вам прилетело по шапке, как например авторам рекламы для H&M, которые своим слоганом «Самая крутая обезьяна в джунглях» с фото чернокожего мальчика не только вызвали дикую волну хейта, но и способствовали резкому падению продаж сети во всем мире. Можно воспринимать, опять же, как стеб над рекламой в принципе, но и стеб потерял актуальность. Читатель, не заставший 90-е (как я), просто не вникнет в этот стеб, ибо стеб для тех, кто понимает контекст, хотя бы разбирается хорошо в истории 90-х, а как быть с теми, кого 90-е не затронули и не интересуют?

После этой книги Пелевин стал в моих глазах этаким самодовольным в своей мрачности, невероятно пафосным писателем исключительно для тех, кто «в теме». Такие писатели нужны, кто бы спорил, но мне в нем катастрофически не хватило искренности, того обнаженного нерва, который оправдывает существование художественной литературы как искусства. Как рассказчик же о 90-х Пелевин для меня не актуален – опять же, из-за отсутствия эмоций. Для меня 90-е – это «Брат» Балабанова, который вызывает множество эмоций разом – от боли за героя до радости за него же. Пелевин же, со своей холодностью, остается в стороне. Увы и ах. Dixi.

Я не мог пройти мимо этой книги, потому что очень доверяю Эдуарду Веркину. Всё, что было прочитано до этого, оценено выше четырёх звёзд, это один из моих любимых современных авторов книг для подростков. "Сахалин" же полноценный "взрослый" роман, в котором автор попробовал охватить множество вопросов, совсем-совсем непростых. После прочтения остались вопросы, хотя старался читать максимально внимательно, а для большего погружения - параллельно с одноимённым романом Чехова. Перед нами отчёт научного деятеля придуманной звучной профессии футурологии девушки с милым именем Сирень. Аналогично классику она отправляется на задворки Империи с целью сбора статистики, общей информации и по возвращении в цивилизацию предоставляет своему руководителю отчёт. К неудовольствию профессора сильно беллетризованный, кстати, в отличие от чеховского, довольно казённого, изобиловавшего цифрами. История с отчётом вообще интересная - ниже я подробнее остановлюсь на этом. Вообще почти любой аспект при обсуждении этой книги может быть воспринят двояко, постараюсь осветить большую часть.

Диспозиция и место действия общие с Чеховым. Сахалин - буфер между оставшейся после ядерной катастрофы Японией, несущей факел цивилизации, и остальным миром, "погрузившимся в пучину хтонического хаоса", что бы это ни значило с точки зрения автора. Со времени путешествия Антона Павловича мало что изменилось - воры воруют; проститутки проститутничают; Сахалин всё ещё в ж... где-то там далеко, так, что жители там вовсе даже не разделяют европейские ценности, а повернуты лицом на Восток. Маленькие поселения каторжан разрослись и распухли двадцатью миллионами беженцев с континента, но власти всё так же лебезят перед проверяющими, кормят их креветками, задабривают подарочками в то время, как низы пухнут от голода. Первая треть книги показалась мне стилизацией под этнографический очерк с вкраплениями сюжета, который тут же сворачивался. Единственное место, где я узнал стиль Веркина - первая глава от лица Артёма, его воспоминания, как они с Чеком вылавливали в море трупы и вообще про тот день. Это было остро, с юмором и философией, с четким пониманием стиля персонажа, его модели поведения, безумия, но глубины. Так интеллектуально, но ядовито, желчно и со злобой мог бы говорить, к примеру, герой "Кусателя Ворон", если бы отсидел в ссылке. Это не занудное рваное повествование, когда Сирень многословно и дотошно описывает, как чинит макинтош деда или беседует с островным чиновником, выбившим себе на руке экстремистскую татуировку (очень важно, не так ли?).

Сирень - главная героиня, чей отчёт мы как раз и читаем. И вот она показалась очень слабым персонажем, фактически без какого-либо развития. Без эмоций, практически без оценочных суждений о встречных. Я списал на то, что это отчёт, переписанный уже несколько раз, а также на то, что она хладнокровный потомок самураев. Но грустно, когда учёная, выращенная в тепличных условиях, не бывавшая в полях, ведёт себя как опытная таёжница и закалённый боец. Стреляет с двух рук исключительно точно, жалуется, дескать, пистолеты для поездки выбрала тяжеловатые, папеньку не послушала. По-моему, после первого убийства, её бы дергало ещё много ночей, но нет. В самом начале романа она вспоминает, как упражнялась в стрельбе по мишеням в тире, так что формально всё честно, однако осадок остался. Но самое странное не это. Кроме двух-трёх человек, все встреченные очень уважительно к ней относятся, прям трепещут, поят чаем и дефицитным алкоголем, не посылают к чёрту, рассказывают истории и предоставляют любой возможный транспорт, чтобы Сирень могла дальше путешествовать. Вот это маразм, в который я не смог поверить или чем-то объяснить. А может, всё было наоборот? Она слабый персонаж, но является катализатором для остальных. При её появлении персонажи раскрываются, показывая свою сущность. Можно даже сказать, что природа Сахалина просыпается и начинает действовать - трясется при землетрясении. "Огонь идет за тобой…", - кричит ей Чек, один из двух людей Сахалина, называвших Сирень ангелом. Такой божественный мотив многое объясняет в нашей истории, особенно если воспринимать происходящее как некую обратную вещь: сперва героиня низвергается в ад на Земле (на Сахалин), получает благословение верующего человека (отца Павла), ищет ответы в ужасающей действительности, видит ангела (в пламени ракет), получает новый облик и видение мира (пересадка кожи и сожжённых глаз), а заканчивается всё непорочным зачатием.

В самом начале я писал о двояком восприятии идей романа, выше привел хороший пример, как мне кажется. Вначале кажется, что это такой оммаж Чехову в ядерных тонах, этакий Кандинский в барочной рамке. Потом - что это бодрый такой современный постап и мешап в одном флаконе. Перевалив середину - что это роуд трип, напоминающий "Дорогу". А в конце - что тебе неимоверно сложно классифицировать роман. Потому что весь он ненадёжный от сюжета до рассказчиков. Можно все дикие ляпы списать на непричёсанность. Майор становится капитаном, мальчик, который "никогда не смеялся", делал это десять страниц назад, название гостиницы менялось по ходу пьесы и самое опасное - это подарок отца Павла. Кусок рения, который послужит деталью для двигателя космического корабля новой формации. Прям неразменный пятак, один раз выбросили, другой раз - воды за него купили, но он всё равно в кармане. И вишенкой на торте служат её отношения с мужчиной. А был ли мальчик? Сын-то вроде родился, значит, что-то и было, но об этом в отчёте ни слова. Значит, отчёт - фикция или просто она много где противоречит себе, порою врёт или забывает, как и все мы, это ясно. Логично, что профессора не интересуют её отношения, но чему тогда верить? И если это отчёт, то откуда главы от лица Артёма? Так до конца и не определился, что это было, Пух.

Мой белорусский товарищ, узнавши, что я обошёл все витебские книжные магазины в поисках "Дикой охоты короля Стаха" Короткевича на языке оригинала, а нашёл только убогую тоненькую брошюрку в мягкой обложке с "Чёрным замком Ольшанским", да ещё и по цене в шисят тыщ рублей (да-да!), любезно отдал мне свой красивейший экземпляр, а в нагрузку ещё и эту книгу.
"Современная белорусская литература, — сказал он мне. — Знаю автора лично — он классный и необычный, а ещё он хороший бард!" — добавил он, не замечая, как при слове "бард" скривилось моё лицо.

Эх! Надо было поверить своему пятому чувству и не брать эту книгу! Но уж больно она притягательно выглядела: гнилое яблоко на обложке, завлекательная аннотация, имя Босха в названии — ну разве же можно было устоять?

Короче говоря, книга представляет собой (я бы даже сказал из себя) какую-то нелепую попытку написать что-то такое модное! стильное! молодёжное! Что-то такое умное, контркультурное и с колоритом. На деле же получилась жидкая кашица, которую частенько может наблюдать каждый ливлибовец (да и не только) после объедания солёной селёдкой вперемешку с персиками и огурцами и запивания всего этого молоком.

Настолько маловразумительной, олигофреничной и нечитаемой гуаны я давненько не читывал, честно признаться. Я искренне надеюсь, что автор — не единственный представитель современной белорусской прозы, ибо в таком случае лучше уж обойтись вовсе без этих самых представителей. Правду говорю.

Ыда: кто захочет тоже познакомиться с современной белорусской прозой (наркоманы хреновы) — милости прошу! Держать эту дрянь дома я не буду, даже несмотря на тот факт, что это подарок, поэтому с радостью от книги избавлюсь.

UPD: просмотрел остальные рецензии, увидел, что книга написана известным лл-юзером. Извини, брат, если ты читаешь этот отзыв, но я правда считаю, что книги тебе писать строго противопоказано. Иди лучше обратно работать инженером — пользы этим ты принесёшь обществу гораздо больше, а слава и деньги — дело такое, не стоят они того, чтобы выглядеть полным идиотом. Ну, я так щетаю.

   Мальчик изумительно развивался. Объявления и рекламы сыпались из него, как искры бенгальского огня, и он замечательно руководил остальными детьми. Будущее его было ясным.
( Маргарет Сент-Клэр. "Потребители")

    О том, что нынешнее общество -- общество потребителей ни для кого не секрет. Желтая и не желтая пресса, интернеты и телевизоры открывают и так широко открытые глаза потребителя на то, что им манипулируют оттуда, сверху, что злые гении пропаганды и Пи-Ара формируют общественное мнение и вообще, это всё придумал Черчиль в 18 году козни американских врагов, пытающихся нас отупить и завоевать.

   Пелевин с этим не спорит, наоборот, он настойчиво доказывает, что вся свобода Homo Zappiens (сокращенно -- хз) ограничена выбором между "Кока-колой" и "Пепси". Более того, он не видит в этом ничего дурного.

   Конец света, о котором так долго говорили христиане и к которому неизбежно ведет вауеризация сознания, будет абсолютно безопасен во всех смыслах – ибо исчезает тот, кому опасность могла бы угрожать. Конец света будет просто телепередачей. И это, соратники, наполняет нас всех невыразимым блаженством.

   Место действия -- Москва, время -- эпоха первичного накопления капитала, герой -- среднестатистический недоучка, талант которого -- реклама. Из всех черт характера Татарского самая яркая и определяющая -- цинизм. "Ничего святого за душой" -- это как раз о нём. Как результат -- креативная реклама, адаптирующая иностранные брэнды под русского потребителя.

   Плакат представляет собой фотографию набережной Москвы-реки, сделанную с моста, на котором в октябре 93 года стояли исторические танки. На месте Белого дома мы видим огромную пачку «Парламента» (компьютерный монтаж). Вокруг нее в изобилии растут пальмы. Слоган – цитата из Грибоедова:
И ДЫМ ОТЕЧЕСТВА НАМ СЛАДОК И ПРИЯТЕН.
ПАРЛАМЕНТ

    Кроме рекламы из атрибутов постперестроечной России присутствуют: бандиты, бизнесмены, mersedes 600, пьяный Ельцин, пэйджеры, танки на мосту, палёная водка "Абсолют", хач с автоматом, бодяженный анальгином кокс etc. Но книга не об этом. Волею случая Татарский сталкивается с двумя однокласниками: один приглашает его на работу, а второй угощает грибным чаем... Работа -- рекламный криэйтэр (кто сказал "Бегбедер"?), грибы -- ясно, галлюциногенные (кто сказал "Кастанеда"?). Что было дальше? Остапа Татарского понесло... Живя где-то на грани трёх (как минимум) миров, он знакомится с древним культом, делает открытие за открытием, замечает не виденные раньше закономерности и обратную суть вещей; Знаки Судьбы (кто сказал "Алхимик"?) появляются неожиданно и приводят к ещё более ошеломляющим (для читателя, не для героя, того уже ничем не удивишь) находкам.

   Шо дальше? (кто сказал -- дальше Сорокин? Блин, да кто мне постоянно под руку говорит? Задолбал уже!) Дальше -- полный Generation "Пи". Но это всё спойлеры, а тут я хотел о книге...

    Грамотно построена, вот что. Поднапрягши читателя сложными, эмоционально напряженными фрагментами, автор дает на страничек пять отдохнуть и поржать над рекламными концепциями, погрузив во мрачную атмосферу вавилонской мифологии -- выдергивает в предельно реальный мир матушки России, прочитав философскую лекцию о анально-оральных wow-импульсах, ставит следующей парой в расписании компьютерную графику. Прелесть в том, что эти фрагменты связаны между собой не только сюжетной линией, но и гиппертекстово -- по всему роману расбросанно множество тегов, делая его спутанным в плотный клубок взаимосвязей.

   Юмор. Спсифичсский... Черный. Едкая ирония и злой сарказм. Стёб и троллинг. Явное издевательство и полное безобразие =)

   Автор призывает... Да ни к чему он не призывает! Просто констатирует факты. Выбор "кем быть" остается за читателем, Пелевин просто уточняет, что выбора, собственно нет.

   Ну и буддизм. Какой же это Пелевин без самопознания и выхода из материального тела. По этому поводу цитата и нею я эту писанину и закончу.

   Есть три буддийских способа смотреть телевизор. В сущности, это один и тот же способ, но на разных стадиях тренировки он выглядит по-разному. Сначала ты смотришь телевизор с выключенным звуком. Примерно полчаса в день, свои любимые передачи. Когда возникает мысль, что по телевизору говорят что-то важное и интересное, ты осознаешь ее в момент появления и тем самым нейтрализуешь. Сперва ты будешь срываться и включать звук, но постепенно привыкнешь. Главное, чтобы не возникало чувства вины, когда не можешь удержаться. Сначала так со всеми бывает, даже с ламами. Потом ты начинаешь смотреть телевизор с включенным звуком, но отключенным изображением. И наконец, начинаешь смотреть выключенный телевизор. Это, собственно, главная техника, а первые две – подготовительные. Смотришь все программы новостей, но телевизор не включаешь.

«Текст» – реалистичный роман писателя-фантаста, по которому снят фильм, считающийся одним из лучших в российском кинематографе в 2019 году. Этот роман оказался очень своевременным. Ведь центральная тема произведения – зависимость общества от своих смартфонов.

Идет 2016 год. Семь лет назад Илью посадили в тюрьму по подложному обвинению в распространении наркотиков. И вот он выходит на свободу, с надеждой наконец-то начать новую жизнь, или вернуть себе утраченную. Но все идет не так, как он планировал. Его настигает неизбежная трагедия, и дальше он сам разворачивает вихрь страшных событий.

Так как роман написан в жанре триллера, рассказывать более детально было бы неправильно и это может подпортить впечатление. Основная суть в том, что посредством гаджета Илье удается узнать другую жизнь, другого человека. Все привычки, все контакты и конфликты, вся деятельность – ничто не скрывается от наших электронных «ручных протезов».

Другой главной темой романа становится сломленность человека. Парень, у которого была вся жизнь впереди, попадает под колеса бездушной системы и еще более бездушных людей. И от прежнего человека практически ничего не остается. Это очень реально и от этого становится очень страшно.

У «Текста» свой особенный стиль. Много рубленых фраз, много жаргонной лексики, есть нецензурная брань. Получается очень своеобразный колорит, соотносящийся с темой романа. Несмотря на то, что возможно к такому стилю придется привыкать по мере чтения, он создает подходящую атмосферу безысходности.

Роман Глуховского получился довольно депрессивным. Причем тяжесть заключается не в понимании текста (здесь как раз проблем скорее всего не возникнет – прочитать роман можно очень быстро), а именно в ужасе реалистичности. При этом триллер вышел захватывающий, не могу не рекомендовать к прочтению.

Удивительная книга. Вначале вообще ничего непонятно (это лихо закрученная фантастика со множеством событий и персонажей), но вот потом оторваться уже не можешь)

Необычайная дружба бывшего первого министра Веи (средневековой Империи, где нет демократии), не входящей в Федерацию, но содружественную ей и планетам, входящим в нее, Киссура Белого Кречета и иномирца Теренса Бемиша, прибывшего с Земли, многим непонятна. Киссур, сторонник насильственного подавления восстания (а именно этим он и заслужил когда-то доверие Императора, он ведь сумел подавить восстания, они здесь не редкость, денег в Вее нет, только в казне, налоги увеличиваются день ото дня, людям запрещено увольняться, рабство, взяточничество, коррупция - система прогнила насквозь, естественно, много недовольных режимом) и Бемиш, желающих скупить контрольный пакет акций компании "Ассалох" (любопытна описана вся процедура конкурса, много параллелей можно провести с современной российской системой). Что между общего? Загадка всей книги: очень уж разные они люди. Сильный, крепкий, воинственный, импульсивный Киссур, и дипломатичный, мягкий даже, Бемиш. Хотя, с другой стороны, они прекрасно дополняют друг друга. Или же Киссуру изначально требовался кто-то, заведомо слабее его...

С планами Бемиша все пошло не так: конкурс выиграть не удалось (мы же прекрасно помним, что все здесь напрочь коррумпировано, все уже продано и развалено, а деньги разворованы - о, это просто гимн современной матушке России - да и ничего удивительного в том нет, если обратим внимание на то, кто написал этот увлекательный роман - Юлия Латынина, по-моему, одна из наиболее адекватных журналистов с единственной адекватной радиостанции в стране). Зато получилось другое. Ох, как бы знал Бемиш заранее, чем обернется его затея с покупкой акций, вряд ли он вообще стал ввязываться в эту авантюру. Вот и заставили беднягу самого строить этот Ассалохский космодром.

Еще одна необычайно колоритная фигура в сюжете - это, конечно, министр финансов Веи, Шаваш, лицо харизматичное и куда более могущественное. нежели сам Император. Шаваш, этот серый кардинал всех сделок в стране, один из самых богатых людей Веи и один из самых развратных, он не даст спокойно спать народу, министру, пока все денежки не перетекут в его карман. На что можно пойти ради сделка века?...

5/5, завораживающая книга, окутывающая и затягивающая, ты в ней живешь (и в прямом, и в переносном смысле). И очень поучительная история, особенно для власть предержащих)

Очень-очень просили рассказать вам о моём впечатлении от прочтения нового бестселлера Дмитрия Глуховского? Что ж, получайте. Без спойлеров и предельно кратко.
"Текст" это драматическая (кому как) история Ильи Горюнова вернувшегося из тюрьмы и мстящего своему обидчику - полицейскому подкинувшему наркотики. Мстит до смерти. В руки героя (как-то странно звучит) попадает смартфон мажорика с красным удостоверением. От скуки, отчаяния, Горюнов начинает читать его переписку, бегать по страницам его социальных сетей, отвечать на сообщения неизвестных ему людей и... жить чужой жизнью. Пытаться жить. В общем-то всё.
Ну а если серьёзно то мы в очередной раз обмануты. Ожидая бестселлера получаем скороспелую антироссийскую агитку автора-либерала. Почему? Ну так все полицейские продажные твари, товарищи предатели, девушки шлюхи, на улицах грязь, дерьмо, тупое быдло слоняется между ларьков и в грязных подворотнях. И даже единственный человек который тебя ждал и любил, твоя мама покинула тебя. Причём даже в её смерти ты винишь государство.
Говорят Дмитрий Алексеевич в настоящее время работает над несколькими романами. Блин, остановитесь господин Глуховский и напишите хоть одну свою историю нормально. Так чтобы персонажи были личностями за которыми хотелось наблюдать (а не картонными статистами), чтобы диалоги вызывали интерес, а не разочарование, так чтобы после прочтения в голове появлялись какие-то мысли, а не депрессия.
Почему эти страдания юного Вертера меня не тронули? Сложный вопрос. Хотя нет, лёгкий. Автор и есть тот самый мажорик ничего не знающий о современном мире. Я стопроцентно уверен, что ни в одной драке в жизни он не участвовал, о насилии слышал только понаслышке, да из фильмов и компьютерных игр. Отчаяния, голода, холода никогда не чувствовал. Как можно поверить писателю пишущему о том чего он не знает и не испытал вовсе? Попытка разжалобить нас синтетическим заменителем не удалась.
И снова в каждом предложении ненависть к своей стране и восхищение забугорными плюшками, позирование перед поклонниками и глупый гонор не зрелого сорокалетнего мужика, а недоразвитого прыщавого подростка с комплексами. А ещё много-много лишнего ТЕКСТА, назначение которого определить совсем не сложно - превратить повесть в полноценный упитанный роман.
Печально, что "история внутри истории" так и не выстрелила. В чём причина? Патронов в магазине не было.

Люди.
К сорока восьми годам Шамиль Идиатуллин осознал сложность и мужественность жизни женщин средних лет и ему стало интересно, что держит их, не дает сломаться, дает волю к жизни. Да и просто - что у них в голове. Но это я узнала только в конце книге. В начале книги, когда Митрофанов "сделал финт", мне, как женщине, больше всего было интересно узнать внутренний портрет героя, тем более от автора мужчины. Но нет. Стоило догадаться из названия. Автор исследует Лену, и здесь у нас Бывшая Ленина как улица, как страна, как Лена, точнее то, что у нее отняла жизнь.
Не считая полной тишины внутреннего мира Митрофанова, остальные персонажи вышли живыми и интересными, начиная с очень короткой роли бабушки и заканчивая компанией друзей дочки Саши. Роман отражает реальность, проговаривает время, изображает цикличность жизни - мы начинаем с одной умирающей женщины и заканчиваем другой.

Институты.
Но жизнь это не только - "он сказал, она сказала". Жизнь это еще огромное количество институтов, в которые мы играем, надевая маски, пытаясь ужиться друг с другом. Долгое время люди говорили о политике, как о внешних действиях и событиях, сейчас, в эпоху интернета, когда тщательно скрываемое вылезает наружу, появляется интерес к политехнологиями и реальному устройству институтов, которые контролируют и формируют нашу жизнь в государстве.
Тема экологии уже несколько лет витает в воздухе и просуществует еще десятки лет, поэтому именно на экологичном фоне разумно было устраивать внутреннее устройство правительственных институтов и гражданских сопротивлений. Идиатуллин продолжает традиции русской классики: изображение бюрократии, попытки людей построить общество, когда все кажется таким простым, а на деле оказывается совсем иным. Мне кажется этот роман важен и тем, что важно понимать, что не все зависит от человека, многое зависит и от обстоятельств и от системы. Сложность - это то, что нельзя игнорировать, но почти невозможно принять.

Язык.
Начало книги мне очень понравилось ритмом языка, когда нам показывали жизнь бабушки, язык прямо таки омывал небо, и я надеялась, что так будет всю книгу. Но при смене точек зрения, смене позиции повествования, язык начинал запинаться и дробиться. На мой вкус не хватило какой-то общей линии, какой-то красоты. И, скажу сразу, именно дробность языка - единственное, что в книге мне не понравилось и немного усложнило чтение.
В романе мои ровесники говорят на непонятном мне сленге, это можно списать и на региональность, но на мой взгляд слишком было гипертрофировано, для многих эти диалоги будут совершенно непонятны, ни теперь, ни тем более много лет спустя. Зато мне понравились многие шутки, некоторые из низ очень политически смелые.

Итог.
Эта книга станет отличным историческим источником десятилетия спустя, к ней будут прибегать писатели для создания исторических романов и исследовательских проектов. Для этой книги нужна дистанция, к ней важно будет обратиться годы спустя и проанализировать что изменилось и в какую сторону. Не смотря на хорошо сделанных героев и прекрасное знание ситуации, язык не смог объединить это во что-то целое и цепляющее. Об книгу запинаешься, даже если головой и любишь, чувства этой любви сопротивляются.

Автор накрутил в эту книгу кучу разных жанров, стилей и событий.
Тут и постапокалиптика, и чистая НФ, и космоопера. И повествование от первого лица, и от третьего, и что-то вроде пьесы с обозначением действующих лиц, и сухие сводки, и логи переписок.
Это всё если и сочетаемо, то тяжело и со скрипом, и на выходе мы получаем трудноперевариваемую для читателя кашу.

Сама идея, положенная в основу книги, мне понравилась. Не сказать, что совсем оригинальна (автор прямо в текст вставил отсылку к книге, у которой вполне могла быть идея стянута), но "аранжировка" у неё очень даже интересная. Если бы автор отдал предпочтение одному стилю и жанру, оставив другие вкраплениям или вовсе убрав, думаю, история выглядела бы органичнее.

Итак, человечество после атаки пришельцев было почти истреблено. Кое-кто умотал в космос и там оперативно колонизировал всё, что можно, кто-то забрался под землю, но люди как раса выжили и продолжили с грехом пополам развиваться дальше. Многие технические аспекты вызывают вопросы, но если начать их разбирать, этот отзыв имеет шанс не быть законченным вовсе. Но суть сводится к тому, что как только ищущее сторонний разум человечество обнаружило его, развитие цивилизации пошло по совершенно определенному направлению: развития обороны против "гостей" и наращивания мощностей.
А что происходит, когда люди начинают активно разрабатывать оружие? Они стремятся его использовать. А так как инопланетян что-то не видно пока, неплохо бы под разными предлогами заняться переделкой власти. Политика, интриги, заговоры, шпионаж - человечество во всей своей красе. И до потенциальной инопланетной угрозы, которая отошла на периферию и как-то начала подзабываться за давностью лет, есть дело теперь только фанатикам и тем, кто использует эту угрозу для объединения масс под своим командованием.

То, как в итоге всё повернулось с инопланетянами, их планами и их методами кажется мне довольно остроумным и при этом достаточно простым, чтобы действительно сработать с людьми. А что касается самих людей, тех, кого можно назвать главными героями этой книги... Прямо скажем, положительных на сто процентов среди них нет. Они все просто люди, со своими грехами и слабостями, со свойственной им способностью совершать ошибки и зачастую отказываться их признавать. И чем больше у таких людей власти, тем к более катастрофическим для всех последствиям это может привести.

История, казалось бы, не закончена, но на самом деле можно догадаться, как и в какую сторону дальше покатятся события. Так что такой финал, пожалуй, даже хорош.

Ему снилось, что он – грибница. Что он не человек, а комок тоненьких подвижных корешков, и эти корешки пронизали пространство вокруг, подобно живой паутине. И всякое существо, оказавшееся слишком близко, эта паутина пеленает сама, без помощи паука; корешки прорастают в ничего не подозревающую плоть..

Это книга о привязанностях.
Вроде бы милая деталь в отношениях, да?
Но она не так безобидна, как кажется на первый взгляд.
Привязанность окружает нас с рождения и влияет практически на всё.

Люди рождаются уже привязанными, уже спеленатыми. Совершенно свободные растут только в приютах, да и то - не все...

Любая привязанность - первый шаг к рабству

Привязанность может стать причиной многих бед и даже оружием. Но может подарить и благо.
Чтобы наглядно увидеть всю силу и мощь этого чувства авторы использовали приём усиления.
Известно же, что при чрезмерности любая хорошая идея или способность становится нейтральной.
И результат начинает зависеть от моральных принципов и устоев получивших такой дар.
Или такое проклятье. Опять же -зависит от того в чьи руки попадет и как будет использоваться.
На мой взгляд сюжет получился интересным и очень злободневным.
Есть о чем поразмышлять и над чем задуматься.
И, главное, усомниться: точно ли всё написанное в сюжете - только плод воображения авторов.

Не буду говорить за каждого, но уж точно многим доводилось испытывать в жизни «бессмысленную жажду чуда», о которой писал Арсений Тарковский. Множество фантастических произведений рождается из желания чудес, которые пусть и не были бы нам видны, но существовали где-то рядом, на соседней улице, за углом. Не такой главный герой романа «Автохтоны» Марии Галиной. Когда-то в детстве он принимал два красных огонька в ночной тьме за глаза великана, пока отец не объяснил ему, что это маячки на вышке. С тех пор главный герой, который до самых последних страниц будет оставаться безымянным, всегда видел только сигнальные маячки, даже если на него в самом деле смотрел злой великан. Великан действительно может оказаться злым, ведь мы зачастую забываем, охваченные жаждой чуда, что чудеса могут быть с двойным дном — и не совсем приятные.

Главный герой отмахивается от чудес и упорно не желает видеть их, так что повествование разделяется на три русла и нельзя сказать, какое из них более полноводное. Одно — сугубо практичное, сухое, детективное сквозь призму восприятия основного персонажа. И пусть рассказчик не слишком надежен, ведь литература давно приучила нас быть немножко параноиками и не доверять беззаветно любому рассказчику, все же его точка зрения имеет право на существование. Второе русло — местечковое, автохтонное, сказочное. Городские легенды на территории бывшего СССР не слишком в ходу, это больше западный термин, однако именно из них рождается полумифическое полотно, которое ткут жители городка. Истории про сильфов, саламандр, тритонов и оборотней с успехом заменяют сплетни и скандалы из ток-шоу. Этими легендами город понемножку пытается опутать и затянуть в себя главного героя, сделать его из чужеродного своим, добавить толику кипучей «автохтонности» в холодную кровь, поэтому даже официанты в кафе, завидев его в первый раз, спрашивают: «Вам как обычно?» Третье русло – это читательское восприятие. Читателю постоянно придется сидеть между двух стульев и мучительно метаться между реальностью и ей же с приставкой «сюр-».

Итак, главный герой пытается распутать загадку спектакля многолетней давности, по крайней мере, он так утверждает. История с придумыванием продолжения рассказа Гайдара про голубую чашку дает нам ключ: надо не слепо верить рассказчику, а попытаться понять и вообразить его предысторию: почему он этим занимается и почему поступает именно так, а не иначе. Перед основным персонажем и перед читателем встает вопрос, вечно ли все-таки искусство или оно давно мертво? Можно ли воскресить то, что давно прошло? И как только мы задаемся вопросами о времени, как все начинает перемешиваться и путаться. Не случайно одного из главных действующих лиц зовут «Вертиго», только если настоящее медицинское вертиго — это головокружение и путаница в пространстве, то вертиго в «Автохтонах» — это головокружение и путаница во времени. Искусство, например, вне времени и пространства. В романе спектакль многолетней давности ставит сам себя на протяжении долгих лет, то есть всегда, главный герой ходит по одним и тем же местам в одно и то же время, как фигурка на пражских курантах, а потом и вовсе настоящее с прошлым перемешиваются в слоистый коктейль. Как запеканка, которую постоянно готовит одна из героинь: пусть начинки и разные каждый день, но творожная основа всегда одна и та же, так что главный герой сомневается даже, не вчерашняя ли это запеканка под новым соусом. Главная линия романа сплетается кольцами, идет внахлест сама с собой, но автор не забывает и про полутона, подтемы и субвопросы. Произведение не осталось однолинейным, что не может не радовать.

Автохтонам уютно жить под незримым куполом городка, как в стеклянном шаре. Земля придает им сил, словно Антею, улицы и дома кажутся продолжениями местных жителей. Пока главный герой решает загадки, идет по следу и ворошит прошлое, местные жители, как единое целое, застыли на месте и выполняют собственные задачи. Городок окутан атмосферой вечного карнавала, вот только непонятно, скрывается ли под масками красота или тлен, веселые ли это маски танцующих беззаботных обманщиков или тяжелые маски чумных докторов. Главному герою с самоопределением повезло меньше. Как бы стойко он ни цеплялся за реальность, изнанка мира все же постепенно просачивается как в его сознание, так и в текст романа. То, что начиналось как детектив, совершенно незаметно перетекает в нечто иное, как неведомо для самого себя мало-помалу сходит с ума здоровый человек. Главного героя эта зыбкость и двойственность реальности не устраивает, он хочет раз и навсегда определиться, где белое, а где черное. Однако автохтонное пространство не дает ему однозначности. Например, он хочет убить Вертиго. Но ведь убить Вертиго можно не только физически, при помощи пистолета, яда или ножа. Достаточно перестать верить в Вертиго, не понарошку, а по-настоящему, чтобы он стал раз и навсегда мертв для тебя во всех слоях времени. Так что все решения и разгадки предстают перед главным героем сразу с двух сторон. Сможет ли он справиться с самим собой и сделать, наконец, выбор — главный вопрос романа. Важнее даже, чем какой именно выбор он бы сделал.

Есть очень хорошая метафора, которая растет из самого текста произведения. В коридоре одного из персонажей висит медленно мерцающая лампочка, и мы вместе с главным героем вспоминаем, что лампочки по принципу своего действия не светят непрерывно. Каждая лампочка быстро-быстро мигает, освещая пространство, а наш мозг сам достраивает цельную картинку постоянно светлой комнаты, так как не может воспринимать такую скорость нормально. Но ведь если она постоянно загорается и освещает пространство, значит, эта же лампочка постоянно затухает и пространство окутывает тьма. Что если бы мозг мог достроить картину не только по мерцающим вспышкам света, но и по мерцающей тьме? Была бы она такой же реальной и правдивой, как и ее светлая версия? В «Автохтонах» Мария Галина дает нам возможность выбора, как именно и с какого ракурса смотреть на всю историю. Правильного или неправильного варианта здесь не будет, решение останется за читателем, как и его последствия.

Роман не стоит читать тем, кто любит, чтобы автор объяснял все до последней буквы и до последнего блика на стене, не оставляя возможности читателю для сотворчества. Мария Галина вообще не пишет для тех людей, которым по душе, чтобы автор проводил читателя по тексту за ручку, указывая пальчиком на наиболее интересные места. Впрочем, один на один с ловко закрученной историей она нас тоже не оставит и в нужных местах подскажет направление знаками, нужно только быть готовыми их видеть. Думаю, что «Автохтоны» понравятся тем, кто считает читателя почти равноправным автору коллегой, участвующим в создании ткани хорошей истории. Кроме того, автор оставляет для нас даже не один, а два романа. Первый читается неподготовленным читателем без спойлеров. Второй предназначен для перечитывания и понимания множества маленьких деталей, которые мы упустили при первом прочтении. Текст, впрочем, один и тот же.