4.5 Коллекционирование

Издательство Носорог быстро обогнало AdMarginem на их же территории. Я полюбил Носорога, когда увидел их Венецианский номер журнала, и дальше было только лучше. Обложка Расщепления со столбом, вырастающим из травы посреди тумана,— очень. Тот факт, что это фотография Глеба Симонова, породил в моей голове связь, которой просто необходимо было появиться — и фотографии, и стихи Симонова мне очень нравятся, и да, они интересно сочетаются с тем, как пишет Ульвен.
Плотная бумага создаёт приятную иллюзию объёма. Всего-то 125 страниц, но ощущается толще, да и листать приятнее.

Переводчик — Нина Ставрогина, переводила до этого стихи Ульвена и других скандинавов. Пишет свои, тоже замечательные. Абсолютно гениальное её примечание посредине романа, в котором она поясняет вдруг, что «здесь и далее описываются картины Жоржа де Латура "Кающаяся Магдалина" (ок.1640), "Женщина, ловящая блоху" (1638) и "Мальчик, зажигающий лампу"». Быть может, это и не открытие самой Ставрогиной, но всё равно без этого примечания я бы действительно многое потерял и не понял бы, потому что три экфрасиса (литературные описания картин) довольно бесцеремонно и незаметно вплелись в текст, и если не посмотреть до этого на картины, можно совсем растеряться. Интересный перевод названия. В оригинале: Avløsning. В английском: Replacement. Норвежская википедия указывает, что это некий семиологический термин, который вроде как ввёл Ролан Барт в статье «Риторика образа», но мой беглый взгляд не понял, как его перевели на русский. В любом случае, Ставрогиной точно виднее, чем мне, в этом я уверен, да и название получилось хорошее.

Тур Ульвен вызывает у меня огромный интерес, его стихи потрясают и, к моему сожалению, очень выделяются на фоне всего остального, что встречаю в поэзии. В своих текстах он попадает куда-то очень «туда», куда надо. От него появляется страшное ощущение, тёмное. Но, честно говоря, это похоже на нормальное ощущение миниатюрного существа от монументальности Вселенной.

***
То, что само
и не может видеть,

смотрит через тебя.

Показательное стихотворение, Ульвен для меня тот человек, который умеет вот так.
Но Расщепление – это не сборник стихотворений, это роман. Кажется, есть такой особый жанр – проза поэта. Он быстро распознаётся, как и фильм поэта.

Удивительно, как поэзия, которая, на первый взгляд, противопоставляется бюрократизму (бескрайний простор взаимопроникающих метафор супротив однозначности бумажек, циркулирующих по одинаковым кабинетам), удивительно, как она при переходе в прозу приводит поэтов к спискам. Так и есть — так много описаний, пусть даже самых поэтичных, красивых и необычных, с другой стороны оказываются очередной описью, перечислением. Мы читаем о комнате, залитой голубоватым светом, о тенях в углу, о воздушном одеяле, о письменном столе в пятнах и царапинах, из простой древесины, мы читаем о содержимом холодильника и чувствуем его прохладу — и так далее. Мы дивимся внимательному взгляду поэта, проникшего в суть вещей, поэт описывает предметы или события, с которыми мы сталкиваемся каждый день, но никогда не делаем их фигурой, они могли бы вечно оставаться фоном — но поэт сделал из них фигуру и мы в восторге. Однако ведь для Вселенной он стал просто ещё одним человеком, который проводит инвентаризацию всего. У (или вокруг) всех персонажей Расщепления есть [это], [это], [это], [это] и [это], но кое-чего основополагающего и главного нет. И непонятно, было ли оно или куда-то к нему надо идти, бывает ли вообще (от меня: а если и будет, можно ли будет описать его, дать о нём отчёт?). «Универсальности против перечислений» — будто про поэзию и прозу (конечно же, проза может быть в стихотворной форме, как и поэзия — в прозаической).

В Расщеплении, да и вообще нередко, когда читаю прозу поэта, возникают в голове два немного противоречащих друг другу образа-ощущения. Первый — поэт дорвался. Наконец-то он не скован ни длиной, ни объёмом, ни концентрацией, наконец-то он может описать детское воспоминание или похмельное утро такими, какие они есть. И начинается приятное многословие, сочетающее внимательный взгляд, континуум ощущений и технику монтажа, которыми наслаждаются и автор, и читатель.
Второй образ-ощущение — страх автора перед нехваткой подробностей. Это не к Ульвену, разумеется, это у меня просто такой образ возник — вот хочешь ты описать нечто, человека на кровати, например. И начинаешь от окна. Описываешь окно, какое оно, как светит солнце, куда падает свет, какой пол, какое помещение, какое оно зимой, а какое летом, где что находится — вот весь этот барочный переизбыток кажется именно чертой прозы поэта, и мне кажется, она среди прочего может происходить из страха. Необязательно! Но может. Страха, что вот именно эта картинка, которая есть в голове автора, не будет передана точно, как хотелось бы. Это ведь одно из преимуществ прозы — детальность? Побочное действие: неимоверное замедление происходящего. Будто настолько боишься расплескать воду из стакана, что идёшь очень медленно и плавно.

Я сформулировал сам, а интервью только подтвердило: Ульвен в романе проявил себя Коллекционером. Не чего-то конкретного, а Коллекционером вообще. То, что я писал выше о списках, о перечислениях — проявляется не только на предметном уровне. Коллекция болезней и видов сожалений, коллекция источников света, коллекция воспоминаний, коллекция людей. «…Cо времен твоего последнего посещения (лет двадцать назад) музей почти не изменился, <…> как будто это еще и музей самой музейности». Роман Ульвена — как будто ещё и коллекция коллекционирования, список списков. Но всё-таки это не книга-список — и именно благодаря размыванию и нечётким переходам.

Десять лет назад, в пятнадцать, меня бесили длиннющие описания. Мне нравилось, когда в книге много событий или диалогов. И вот сейчас я прочитал роман, где все диалоги, кажется, уместились бы на одной-двух страницах — и это прекрасный роман. Я перестал верить гвоздям-диалогам, а вот размытые пятна-слепки моментов — вот это да. Мне кажется, у Ульвена сюрреалистический роман получился ближе к тому, чего хотел от литературы Бретон, ближе, чем роман «Надя» самого Бретона. При том, что нет в Расщеплении ни грамма фантастики (а фантазия есть), так и должно быть. Сюрреализм не нужно выдумывать, он уже здесь. Монтаж и очень внимательное вглядывание вводят в транс и заставляют иногда отряхиваться, типа «Стоп, где я, что происходит, мне уже 67??? Когда это успело произойти?», а потом опять засматриваешься на свет костра или свечи или спички или от лампы или от солнца или…

Молния: ты будто наблюдаешь собственные зрительные нервы, которые вспыхивают и сгорают, снова и снова кремируются, в гротескно увеличенном виде, атмосферная неврология, видеть и исчезать, видеть и исчезать, внезапно вспоминать и снова забывать, вспоминать и забывать, понимать и не понимать, присутствовать и отсутствовать, что было и чего не было, и все это составляет некую параллель, нет, все это накладывается, думаешь ты, на хрупкие, дымчато-бледные (будто готовые рассеяться, стоит только подуть) очертания костей, как бы парящие в темном замкнутом пространстве, плавающие в полном стакане тьмы отдельная вселенная, колючие и вместе с тем нежные, а еще (даже на бесповоротно застывшем рентгеновском снимке) обманчиво динамичные, как бы находящиеся в постоянном, пусть и неуловимом движении (так золотая рыбка в аквариуме выглядит неподвижной, хотя на самом деле, если присмотреться, какая нибудь неприметная, крошечная частичка ее тела непрерывно подрагивает); это напоминает взрывающееся в замедленном темпе здание (хотя в данном случае больше подходит сравнение с трубой, разваливающейся на множество кусков) или, если проводить более свободную аналогию, изображения туманностей и тому подобных астрономических образований (они в самом деле постоянно расширяются или сжимаются), которые ты видел в энциклопедиях и научно-популярных журналах; иногда название таким объектам присваивают из-за сходства с той или иной вещью, а позвонки на фронтальных снимках будто глядят на тебя большими, круглыми, черными глазами, как у пчел или шмелей. Ты вдруг погружаешься в мысли о цветах и меде.

Единственное, зато какое, интервью Тура Ульвена. Название романа там перевели как «Смена»: http://textonly.ru/case/?issue=42&article=38859
Сайт с фотографиями и стихами Глеба Симонова: http://n-e-v-e-r-t-h-e-l-e-s-s.com/

Книгу идеально читать под амбиент.

Источник