Как адаптировать Стивена Кинга: беседа с дуэтом, создавшим фильм «Бугимен»

Джонатан Рассел Кларк беседует со сценаристами Скоттом Беком и Брайаном Вудсом

Эта беседа проводится в рамках сотрудничества с кинофестивалем Refocus, четырехдневным праздником искусства адаптации, который организует некоммерческий кинотеатр FilmScene в Айова-Сити. Второй ежегодный кинофестиваль Refocus Film Festival пройдет в Айова-Сити с 12 по 15 октября 2023 года. Абонементы уже поступили в продажу, а индивидуальные билеты и полный анонс фестиваля появятся в сентябре.

Скотту Беку и Брайану Вудсу пришлось потрудиться. Сценаристам, создавшим фильмы «Тихое место» и «65», было поручено адаптировать рассказ  Стивена Кинга «Бугимен» из его сборника «Ночная смена»  1978 года, по которому Голливуд снял семь фильмов и пять телеадаптаций, включая «Дети кукурузы», «Кошачий глаз» и «Ночная смена».

Впервые опубликованный в 1973 году в журнале Cavalier, «Бугимен» похож на многие ранние рассказы Кинга: он очень хорош, пока не становится очень плохим. В нем удрученный мужчина по имени Лестер рассказывает психотерапевту о смерти своих троих детей, в которой он винит бугимена. Его история разворачивается с макабрической эффективностью (хотя и несколько погрязла в непринужденном расизме и оскорбительном женоненавистничестве Лестера), и можно увидеть молодого Кинга, который в этот период был молодым отцом и начинающим писателем, переживающим о своей способности защитить своего ребенка от ужасов мира. Как и в «Кладбище домашних животных» , можно почти тронуться тем, как человек переживает горе и рационализирует его; можно увидеть человечность под сверхъестественным ужасом.

Но затем Кинг делает дурацкую приманку из журнала ужасов и в конце раскрывает, что психотерапевт все это время был бугименом. Этот монстр с «чучелом на голове», пахнущий как «дохлая мышь в бутылке из-под пива», видимо, маскировал свою чудовищность и скрывал зловоние человеческой маской, я полагаю? Не знаю. Такая концовка может прийти в голову тринадцатилетнему мальчику.

Если не считать развязки с постелью, «Бугимен» — добротная история, но в ней нет ничего особенного. Как превратить эту 12-страничную сказку в полноценную голливудскую постановку? И что делать с этим ужасным поворотом? Именно это я и попытался выяснить, взяв интервью у Бека и Вудса, начав с самого источника.

Джонатан Рассел Кларк: Как Вы относились к Стивену Кингу в детстве? Как Вы впервые познакомились с ним?

Брайан Вудс: Помню, моим первым знакомством со Стивеном Кингом было то, что я увидел обложки его книг в машине моего брата или что-то в этом роде. Это были страшные, жуткие вещи, которые мне не разрешалось читать, или я был достаточно взрослым, чтобы их читать, но я слышал, как мои братья пересказывали эти истории, и мне становилось жутко, и это просто создавало такие воспоминания.

Скотт Бек: Это был своего рода процесс обратного осмоса в плане знакомства с именем Стивена Кинга и его фильмами, прежде чем понять: «О, он автор, и он же является голосом, стоящим за всеми этими фильмами». Поэтому, будучи пяти- или шестилетним ребенком, я смотрел «Воспламеняющую взглядом» или «Максимальное ускорение» [основанный на рассказе из «Ночной смены»] и поглощал все эти вещи, в которых фигурировало имя Кинга. А потом, поскольку я был ребенком, я рылся в библиотеке и нашел графический роман «Creep Show», и я подумал: «О, подождите, здесь тоже есть имя Кинга, но это не фильм». Я начал листать ее, и это стало для меня своего рода отправной точкой.

ДРК: Когда дело дошло до адаптации этой истории в фильм, что было первым шагом в поисках ракурса?

БВ: Потребовались годы, чтобы найти окно в эту историю. За много лет до того, как мы договорились с Fox, мы со Скоттом предложили вариант другой студии, с другой группой продюсеров. И мы просто не могли понять, в чем дело. Это короткая история. Она потрясающая и страшная, но это не совсем фильм. Мы все время спрашивали, как расширить его и как растянуть? Спустя годы мы снова и снова возвращались к темам отцовства и ответственности и поняли, что можно взять эту историю и использовать ее как зачин, что весь фильм может быть почти продолжением этой короткой истории.

Это было непросто, потому что Лестер в рассказе — такой несимпатичный персонаж. Он такой персонаж своего времени. Мы сразу почувствовали, что раз он главный герой рассказа, то он и будет главным героем фильма, но так и не смогли до конца разобраться в этом.

Поэтому я думаю, что однажды мы подумали: а что, если Лестер — это провоцирующий фактор? Если это тот персонаж, которым боится стать Стивен Кинг, то что, если мы используем его в качестве отправной точки? А что, если доктор, который разговаривает с Лестером, боится стать Лестером, и весь фильм — это страх доктора не присутствовать в роли отца, не быть рядом и не иметь возможности защитить своих детей?

ДРК: Это такой блестящий ход — сделать терапевта главным героем. И, безусловно, чувствуется, что в этой истории Кинг в равной степени переживает за свои возможности как отца.

СБ: Мне кажется, что в любом великом творце, таком как Кинг, неизбежно есть что-то личное, даже если оно замаскировано под множеством слоев. И мне кажется, что при чтении произведения есть что-то созвучное с «бугименом», когда возникает вопрос: можешь ли ты как человек случайно превратиться в того, кем является Лестер Биллингс — будь то алкоголизм или нерадивый родитель? Или же Лестер — жестокий родитель? Есть все эти альтернативные реальности, которые есть у каждого из нас, основанные на множестве решений, и я нахожу, что в своей основе «Бугимен», в частности, ужасает.

БВ: Ну, это просто начальные строки этого короткого рассказа, которые действительно настолько сильны, и это одна из причин, по которой мы хотели адаптировать его. Лестер не говорит: «Бугимен убил моих детей». Он говорит: «Я убил трех своих детей, одного за другим». И то, как он сразу же, с первой фразы, берет на себя ответственность за то, что случилось с детьми, — это, я думаю, ключ к тому, что было в голове у Кинга, но это также было и то, что действительно затронуло нас. Это такая нервирующая фраза.

ДРК: Через все Ваши фильмы проходит одна нить — за героями всегда охотятся внешние силы, которые олицетворяют их внутреннюю борьбу. «Тихое место», «Они», «Распространение», даже «65». Вы это как-то осознаете?

СБ: Я думаю, это происходит от здорового страха смерти, наверное. [Смеется.] Знаете, как страх потери. И, возможно, это не только моя собственная смерть, но и потеря тех, кто меня окружает, и иногда это может быть внезапно, а иногда медленно. Ни то, ни другое не дается легко.

А иногда ты просто делаешь одно и то же снова и снова, и находишь для этого другую форму.

ДРК: Я не хотел сказать, что вы повторяетесь. Я думаю, что у всех интересных творцов есть темы, к которым они возвращаются снова и снова.

БВ: Это интересно. Я имею в виду, что вы говорите нам о том, что мы делаем в своей работе, но не осознаем этого. И это действительно интересно услышать, и я думаю, что это было отлично сказано. В какой-то степени мы повторяемся. Я знаю, что вы сказали, что не обвиняете нас в этом, но на самом деле очень интересно это слышать, потому что я думаю, что, возможно, нам следует избегать повторения.

СБ: Я как раз хотел вклиниться и сказать, что, по-моему, это эскапизм, но в силу наших амбиций, чтобы пропустить через себя либо наши собственные неврозы, либо то, что мы считаем важным донести до зрителей или просто посочувствовать им. И поэтому мы всегда стараемся найти этот сосуд. В данном случае это бугимен. В «65» это были динозавры. В «Тихом месте» — инопланетяне. В «Призраке» — массовые убийцы. Так что мы всегда пытаемся найти ту грань кино как эскапизма, но надеемся, что это будет как семислойная запеканка, по крайней мере, сценарии, даже если заключительные кадры не отражают тех амбиций, к которым мы стремимся.

Это все разные вещи, в которых мы пытаемся ввести троянского коня. И может быть, это скорбь. Может быть, это идеи веры или неверия, проблемы семейных неурядиц. Все это, на мой взгляд, очень сильно присутствует в последних трех или четырех фильмах.

БВ: Думаю, есть и поверхностное объяснение: нам нравится мучить наших персонажей. Нам нравится подвергать их адским испытаниям. И это стало для нас просто развлечением.

Когда мы были молодыми сценаристами, мы относились к своим героям так хорошо, потому что нам нравились наши персонажи. И каждая сцена играла в их пользу, потому что мы боялись подвергнуть их испытаниям. Например, в «Тихом месте» был момент: «Что самое худшее из того, что мы можем себе представить, может произойти? А потом мы просто раз за разом прогоняли их через эту мясорубку.

И это на 1000 процентов в традициях Стивена Кинга. Он всегда пишет на этих двух разных пластах. Он делает это так хорошо. Будучи одним из наших героев, мы, к сожалению, почти полностью копируем его подход к сюжету, потому что он оказал такое большое влияние на нашу работу.

 Джонатан Рассел Кларк

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ