Родионов

Повесть о нашей юности – такой подзаголовок я бы дал, будь на то моя воля. Всё узнаваемо и почти всё – правда (об этом «почти» - ниже). Замечательно то, что речь в повести – о старших классах, о старшеклассниках советской школы. Приходит такая мысль: «Родионова» можно сравнить с «Наивно.Супер.» по описанию целого поколения в этих книгах представленных. В «нашем случае» не было никакого дробления Большого Смысла и Большой же идеи на то, что произошло и происходит в «Наивно». Отсюда – совсем другое мировоззрение и целеполагание, алгоритм действий и, шире, целой жизни впереди. Тогда, наверное, впрочем, как и сейчас, окончание школы – это было этапное событие. И готовились к окончанию школы вроде как бы одинаково, но всё равно по-своему: кто-то как перманентный пофигист – куда идти? Да…

Я сунула нос в эту повесть, чтобы сохранить и оставить на «потом». И высунула его только в конце последней строки. И еще раз перечитала – медленно. Неужели такое бывает? Это моя школа, моя математика, и физика тоже моя. Это мой перерешенный вдоль и поперек задачник Сканави (когда на вступительном экзамене мне попала задача из него, я помнила номер страницы, где она расположена). И учителя – нет, они совсем другие, но они тоже мои. И мечта героини– МФТИ – это моя несбывшаяся мечта. Экзамены в МФТИ всегда были на месяц раньше, чем у всех. Этот институт был в тройке самых трудных (МГУ – МИФИ – МФТИ) и оставлял своим «непоступленцам» шанс в других ВУЗах, причем иногда – без повторных экзаменов. Всегда, кроме моего выпускного, олимпийского 1980 года. Мне не хватило мужества рискнуть без…

Когда уйдем со школьного двора...

...то будем возвращаться к тем годам, вспоминая, забывая, придумывая, догадываясь. Было очень приятно прочитать о советской школе - вроде бы и другой, чем моя, но такой похожей на мою, и, наверное, на сотни других школ по всему Союзу. Если этот союз что-то и объединяло, то вот это: учителя. Учителя, которые по-настоящему учили: и предмету, и жизни. Которые делали полегче суровую детско-подростковую жизнь и помогали пройти дальше, в не менее суровый взрослый мир. Да, и друзья, конечно: верные школьные друзья. С которыми все равно приходилось расставаться, ничего не поделаешь. А потом находить, бешено радоваться, а может быть, разочаровываться, а может быть, терять и находить снова. И что бы там ни было, пусть будет память - ведь все, что было, так…

Интересно, а хватит ли моих школьных воспоминаний на целую повесть? Сейчас мне почему-то кажется, что нет. Было, конечно, и забавное, и грустное, и важное – но как суметь из всего этого спрясть ровную нить собственной жизни? В этом, пожалуй, главное достоинство повести – эпизоды перетекают один в другой совершенно естественно и плавно. С другой стороны, композиция как будто вовсе отсутствует – даже Родионов, хоть и определил немало в жизни главной героини, в тексте организующей роли не выполняет. Память своевольна: уравнивает незабываемостью случайные фразы и судьбоносные встречи. На последних страницах мне взгрустнулось – оттого, что заглянула не в прошлое, а в будущее, когда моя юность тоже станет для кого-нибудь светлой, счастливой, прозрачной повестью.

«Родионов» — еще один замечательный представитель жанра воспоминаний, который я так люблю. Прекрасно написан. Душевный и местами авантюрный сюжет тем приятнее, что это правда (я это знаю наверняка, да). Выпуклые воспоминания, если так можно сказать. Сопоставимые с моим временем, и от этого вдвойне интересные, практически родные. Дух школы — вообще чудо. Так и было: школа — это живое существо. Но вот что никак не могу к себе приложить, так это любовь к опасностям. Какие могут быть чердаки и загашники! Это так стра-а-шно. А выдать себя за другого — ну разве что в мечтах. И учителей настолько неординарных не встречалось. Так и школа у меня была обычная, а не «с уклонами» — с калькуляторами мы там точно не экспериментировали.)) Эх, какие же светлые были годы! Спасибо автору, что сама…