Цитаты

Жестокость жизни зиждется не только на несправедливости, ущемлении прав и злодеяниях, но в том числе и на их рандомном характере.

– Только люди могут творить подобные вещи, – сказал Костас. – Животные на такое не способны. И растения тоже. Да, деревья иногда слишком затеняют другие деревья, соревнуясь за пространство, воду и питательные вещества. Борьба за выживание… А насекомые поедают друг друга. Но массовое убийство для личного обогащения характерно только для человеческого рода.

– Мое детство можно разделить на две половины. Первая половина была счастливой.

– А вторая? – уточнила Ада.

– Все менялось. Перемены буквально носились в воздухе. У нас говорили, что греки и турки – как плоть и ноготь. Нельзя отделить ноготь от плоти. Похоже, они ошибались. Это оказалось совсем легко. Война – ужасная штука. Любая война. Но возможно, нет ничего хуже гражданских войн, когда добрые соседи становятся злейшими врагами.

– Так ты советуешь мне притвориться кем-то другим?

– Это не притворство. Когда голубая сойка, взмыв в воздух, издает клич, как у красноплечего канюка, в этот самый момент она действительно становится канюком. В противном случае сойка не могла бы издавать подобные звуки. Понимаешь, о чем я?

– Хорошо, папа. Намек поняла. Сейчас пойду в класс и буду хлопать крыльями, словно канюк.

– Циничный канюк, – с улыбкой поправил дочь Костас.

– В жизни случаются такие моменты, когда каждому из нас приходится быть бойцом. Оружием поэта являются слова, оружием художника – картины… Но ты не можешь сказать: «Извините, но я поэт, поэтому я – пас». Ты просто не имеешь права так говорить, когда кругом столько страданий, неравенства, несправедливости.

Тело бывшего любовника – это карта, затягивающая вас в свои глубины и возвращающая на поверхность ту часть вашего естества, которая где-то когда-то затерялась в пути. Это еще и потускневшее, треснувшее зеркало, которое демонстрирует вам, насколько вы изменились; и, подобно любому зеркалу, оно мечтает вновь стать целым.

...И сейчас я смотрю на фанатизм – любого типа – как на вирусное заболевание. Коварно подкрадываясь и тикая, словно маятниковые часы, которые никогда не останавливаются, этот недуг быстрее поражает тех, кто является частью закрытого, однородного сообщества. Поэтому я всегда напоминаю себе, что лучше держаться подальше от различного рода коллективных верований и убеждений.

Человека куда больше заботит судьба животных, привлекательных на их взгляд: панд, коал, морских выдр и, естественно, дельфинов, которые в больших количествах плавают и резвятся у кипрских берегов. Существует романтичное представление о том, как умирают дельфины. Когда мертвых дельфинов прибивает к берегу, их похожие на клюв морды растянуты в невинной улыбке, словно эти животные специально вернулись, чтобы сказать людям последнее прости. На самом деле подобное встречается не так уж и часто. Мертвые дельфины сразу идут на дно – тяжелые, как детские страхи; именно так они навечно уходят, подальше от любопытных глаз, прямо в небытие.

Жизнь под поверхностью земли нельзя назвать ни простой, ни однообразной. В подземном мире, вопреки тому, что думает большинство людей, жизнь бьет ключом. Если сделать подкоп глубоко вниз, то можно с удивлением обнаружить, что почва приобретает самый неожиданный цвет. Ржаво-красный, персиковый, горчичный, желто-зеленый, насыщенный бирюзовый… Люди учат детей рисовать землю лишь одного цвета. Они представляют небо голубым, траву – зеленой, солнце – желтым, а землю – коричневой. Если бы они только знали, что у них под ногами лежит настоящая радуга!

– По-вашему, мальчики хотят заниматься сексом, а девочки – нет. Да?

– Женщины отличаются от мужчин.

– Потому что не имеют сексуальных желаний?

– Потому что слишком заняты! У женщин есть более важные дела. Заботиться о своих семьях, родителях, детях, соседях. Делать так, чтобы все шло ровно и гладко. На женщинах держится мир, у нас нет времени валять дурака!

Существует основополагающая правда, которая, хотя и актуальна для всех и заслуживает признания, никогда не упоминается в учебниках по истории. Где бы человечество ни вело войны, превращая плодородные земли в поле брани и разрушая целые ареалы, животные всегда занимают остающуюся пустоту. Например, грызуны. Когда люди покидают дома, некогда дарившие им радость и являвшиеся предметом гордости, мыши уверенно объявляют их своим королевством.

Тогда еще никто из нас не знал, что буквально через несколько недель судьба Вароши будет решена. Летом 1974 года, после того как турецкая армия заняла Фамагусту, все население Вароши – более 39 000 человек – вынуждено было бежать, бросив свое имущество. И среди них, должно быть, экономка актрисы. Я представила себе, как она пакует сумку, выскакивает из дому и эвакуируется вместе с остальными. Интересно, она взяла с собой попугаев? Или, по крайней мере, выпустила их на волю? Впрочем, справедливости ради нужно сказать, что, скорее всего, она надеялась вернуться через пару дней. Тогда все на это надеялись.

Но никто из них так и не смог вернуться. Женщины в сапогах для танцев, мини-юбках, платьях беби-долл, расклешенных джинсах; мужчины в «вареных» футболках, башмаках на толстой подошве, брюках клеш, твидовых пиджаках. Кинозвезды, продюсеры, певцы, футболисты или караулящие их папарацци. Диджеи, бармены, крупье, танцовщики. И много-много местных семей, живших здесь из поколения в поколение и не имевших такого места, которое они могли бы назвать домом. Рыбаки, доставлявшие улов в фешенебельные рестораны и продававшие его там по десятикратной цене; булочники, выпекавшие по ночам хлеб с сырной начинкой; уличные торговцы, продававшие детям и туристам на набережной воздушные шарики, сахарную вату и мороженое. Они все ушли.

Пляжи Вароши были огорожены колючей проволокой, цементными блоками и знаками «Проход воспрещен!». Отели мало-помалу разрушались, превратившись в паутину стальных тросов и бетонных опор; пивные отсырели и опустели; дискотеки развалились; дома с цветочными горшками на подоконниках канули в небытие. Всемирно известный курорт, некогда процветающий и фешенебельный, стал городом-призраком.

Меня всегда интересовало, что произошло с теми амазонами, которых голливудская актриса перевезла на Кипр. Надеюсь, им удалось выбраться с виллы через открытые окна. Попугаи живут долго, у них имеется шанс прокормиться фруктами и насекомыми. Быть может, если вам придется пройти мимо заграждений Вароши, вы заметите среди разрухи и мерзости запустения ярко-зеленую вспышку и услышите хлопанье пары крыльев, напоминающее хлопанье порванных в шторм парусов.

Комары – это заклятые враги рода человеческого. Они погубили половину людей, когда-либо ступавших по этой земле. Меня всегда поражало, что люди, которые до смерти боятся тигров, крокодилов и акул, не говоря уже о мифических вампирах и зомби, забывают о том, что их злейший враг – не кто иной, как крошечный комар.

Кипр, с его болотами, торфяниками и ручьями, – райское место для комаров.

– В нашей семье привыкли держать слово. Нас так отец воспитал. И меня, и Мерьем.

Костас выбросил окурок и раздавил каблуком.

– Неужели ты никогда в жизни не нарушала обещания?

– Нет. На самом деле никогда. Думаю, моя сестра тоже. Впрочем, я собой отнюдь не горжусь. Это страшно утомительно. Если мы дали слово, нам приходится его держать. Вот почему я стараюсь как можно реже давать обещания.

– Скелет бабочки находится не в самом теле. В отличие от нас, у них нет твердого костяка, защищающего мягкие ткани. На самом деле можно сказать, что их кожа и является невидимым скелетом.

– Интересно, каково это, – задумчиво произнесла Дефне, – носить свои кости снаружи? Представьте себе, что Кипр – это огромная бабочка! Тогда нам не пришлось бы рыть землю в поисках наших пропавших. Мы бы знали, что мы ими покрыты.

И сколько бы лет ни прошло, Костас никогда не забудет этот образ. Остров-бабочка. Прекрасный, яркий. Пленяющий взгляд буйством красок. Пытающийся взмыть в воздух, чтобы свободно порхать над Средиземным морем, но каждый раз притягиваемый к земле крыльями, покрытыми сломанными костями.

Нельзя влюбляться в разгар гражданской войны, когда ты в эпицентре кровавой бойни и тебя со всех сторон окружает ненависть. Нет, ты бежишь со всех ног, способных унести твои страхи, чтобы банально выжить, и не более того. Ты взмываешь в небо на взятых взаймы крыльях и улетаешь в голубую даль. А если ты не можешь уехать, то ищешь убежище, чтобы отсидеться, поскольку теперь, когда все остальное потерпело фиаско – дипломатические переговоры и политические консультации, – теперь будет лишь око за око, зуб за зуб, и тебе не гарантирована безопасность за пределами твоей собственной общины.

Любовь – это смелая аффирмация надежды. Ты не видишь надежды, когда смерть и разрушение правят бал. Не надеваешь лучшее платье, не втыкаешь в волосы цветок посреди руин и обломков. Не отдаешь свое сердце любимому в темные времена, когда сердца должны быть наглухо закрыты, особенно для тех, кто исповедует другую религию, говорит на другом языке и не одной крови с тобой.

Ты не влюбляешься на Кипре летом 1974 года. Не здесь и не сейчас. И все же они влюбились, эти двое.

И турецких, и греческих детей учат относиться с уважением к лежащему на земле хлебу. Хлеб священен, каждая крошка. Дети мусульман, подняв хлеб, прикладывают его ко лбу с той же почтительностью, с какой целуют руки старшим в священные дни Ураза-байрама. Дети христиан осеняют хлеб крестным знамением, прижимают руки к сердцу, словно хлеб этот – просфора из чистейшей пшеничной муки, две половинки которой символизируют двойную природу Иисуса Христа: Божественную и человеческую. Даже жесты у греков-киприотов и турок-киприотов были одинаковыми, словно отражение в лужице темной воды.

В то время как религии борются за право оставить за собой последнее слово, а национализм учит превосходству и исключительности, суеверия по обе стороны границы сосуществуют в удивительной гармонии.

В Лондоне Костаса всегда поражало то, сколько усилий прикладывали жаворонки, чтобы быть услышанными на фоне городского шума. Они перекрывают своими трелями гул транспорта, тук-тук-тук поездов и грохот строительной техники. Беспрестанные усилия, и совсем мало отдыха. Введенные в заблуждение яркими огнями, эти птицы продолжают петь и в ночные часы. Если одна начинает, то остальные ей вторят, защищая свою территорию. Что требует колоссальной энергии, поскольку бедняги не знают, когда кончается день и начинается ночь. Костас хорошо понимал, как нелегко жилось этим птицам в городе, и то, что они встретили свою смерть на идиллическом острове, казалось жестоким вдвойне.

Дерево – это хранитель памяти. Сухожилия истории переплетаются под нашими корнями, прячутся в наших стволах: отголоски войн, которые никому не дано выиграть, кости пропавших без вести.

Вода, которую всасывают наши ветви, – это кровь земли, слезы жертв, типографская краска правды, требующей признания. Люди, особенно победители, создающие с пером в руках анналы истории, склонны скорее вычеркивать, нежели документировать. И нам, растениям, приходится собирать все несказанное и нежелательное. Подобно кошке, которая сворачивается клубком на своей любимой подушке, дерево обвивается корнями вокруг остатков правды.

Когда влюбленный в Кипр Лоренс Даррелл решил посадить в саду за домом кипарисы и воткнул в землю лопату, то обнаружил скелеты. Откуда ему было знать, что это в порядке вещей! Если где-нибудь на земле происходили или происходят гражданские войны либо межнациональные конфликты, то за ключами к разгадке следует обращаться к деревьям, ведь мы единственные, кто ведет молчаливый разговор с человеческими останками.