Кто они такие

Окей, после того, как на книгу уже появился какой-то отклик, я тоже решила высказаться, но не с целью защитить и выгородить автора или его роман, а дать чуть больше информации и, возможно, поведать что-то новое. Я - тот самый редактор, который влюбился в роман, вцепился в него зубами, а потом еще был замечен в сотрудничестве с хорошим переводчиком Дмитрием Шепелевым, который перевёл Who They Was невероятно блестяще. И это не только лишь моё мнение. Русскоязычные агенты Габриэла и он сам одобрили Дмитрия (многие из читателей об этом не знают, но вообще-то это частая практика, писатель вправе выбрать переводчика и в таком случае никогда не выбирают специалиста без приличного послужного списка и диплома, а то в комментариях к одной из рецензий было высказано сомнение в наличии…

Реальная жизнь, тебя просто зацепила реальная жизнь, ага, и лопнула тот пузырек, в котором ты живешь...

Книга про честное и откровенное, заставляющая задуматься и посмотреть на жизнь с другой стороны. Заставляющая открыть глаза и осознать, что за пределами твоего удобного пузыря есть жизнь, которую ты приучил себя не замечать. Искренняя в своей жестокости и своих желаниях. Вытаскивающая наружу все человеческие чувства, пусть даже самые неприятные из них, но не с целью ужаснуться, а затем, чтобы сказать "такие мы есть". Философия Ницше, переплетённая с уличным слэнгом. История цепляет с самого начала, первой же сценой проверяя тебя на выносливость, будто бы спрашивая "ты готов читать такое?" и, если ты всё таки готов, уводит в лабиринты чьей-то жизни, проходящей в ЮК. Плавно ведёт тебя по…

Устроил Ксанф угощение ученикам, послал Эзопа на рынок: «Купи нам всего лучшего, что есть на свете!» Пришли гости — Эзоп подает одни только языки: жареные, вареные, соленые. «Что это значит?» – «А разве язык не самое лучшее на свете? Языком люди договариваются, устанавливают законы, рассуждают о мудрых вещах — ничего нет лучше языка!» – «Ну так на завтра купи нам всего худшего, что есть на свете!» Назавтра Эзоп опять подает одни только языки: «Что это значит?» – «А разве язык не самое худшее на свете? Языком люди обманывают друг друга, начинают споры, раздоры, войну — ничего нет хуже языка!» Рассердился Ксанф, но придраться не мог. (Притча)

Очень неоднозначная книга. Вот тут совсем недавно мы пытались — и в шутку, и всерьёз — составлять график эмоций, испытываемых при чтении. И не знаю, у…

Йо, чувак! Тьфу ты, ересь какая-то… Разговоры почти на птичьем языке, разбавленные матом с размазанными гласными. Чем чуднее коверкать слова, тем деградация настигнет раньше деменции. Страх перед словами больше, чем из трех букв пугает сильнее, чем направленная пушка в табло. Бандитская романтика – это для сериалов, а жизнь под прицелом – это боль, ужас и обреченность в глазах, мертвых до звука выстрела. Все эти банды, движи, разбои и угорание – зеркальное отражение безделья, пофигизма и инфантильности, вытекающие в сломанные жизни и выгорание личности. И если на улицах у авторитетов есть хоть какие-то законы, пусть свои, то в Южном Килборне законов просто нет, предательство и кидалово – образ жизни. Убогой жизни паразитов.

Терпеть не могу такие сюжеты. Неоправданное разрушение…

Редкая книга, о которой мне совершенно нечего сказать, кроме того, что это всё уже было. Но как бы надо. Ну ок.

Пункт 1. "Заводной апельсин" Энтони Бёрджесса. Бессмертный шедевр на новый лад. Бледный юноша со взором горящим раздираем внутренними противоречиями. С одной стороны, его тянет к прекрасному. Сия тяга выражается в написании диплома по английской литературе и тщательном разборе на университетских семинарах высказываний Ницше. С другой стороны, мальчику хочется красивой жизни ака брюликов в зубах и адреналина. Тварь я дрожащая или право имею, спрашивает он себя, решает, что имеет, конечно, и занимается гоп-стопом. Сотоварищи он отжимает у буржуев всяческие цацки и лавэ. На лавэ, полученное с продажи цацек, наш герой приобретает собственные цацки, как то: вышеозначенные брюлики в…

Белый братан из бедного района рассказывает правдивую историю жизни, как срывает башню во время ходок, как опускается забрало и ревет адреналин в момент, когда вот-вот и снимешь с чужой руки котлы с брюликами, как жить на большаке, как ценится верность братана и окрыляет любовь девчонки. Это истории про места, где выстрелы по утрам и вечерам — обыденность, где полицейским нечего ловить, потому что свидетели будут молчать, даже когда молодому парню несколько раз стреляют в голову на глазах целого дома. Про то, как ты чувствуешь себя бессмертным, когда в руках перо или волына, как в один вечер можно пять раз вогнать лезвие ножа торчку в спину, а на следующий день пойти на лекции и рассуждать о морали убийства в «Гамлете». Как можно сесть в тюрьму за беспредел и оставаться человеком при…

Я хочу жить опасной жизнью на грани бытия.

Книга была в длинном списке прошлогоднего Букера. По крайней мере, многочисленные читатели Goodreads отметили ее тегом 2020-booker longlist, хотя русскоязычные источники не называют Габриэля Краузе в числе номинантов. Так или иначе этот литературный дебют заслуживает внимания. Вынесенное мной в заглавие "он автор" здесь в двух основных значениях, и первое, как ни странно, не то, что на поверхности.

На криминальном сленге, ямайском английском социально неблагополучной среды некоторых лондонских районов, эта характеристика сообщает окружающим, что человек пользуется заслуженным уважением. Примерно как "криминальный авторитет" русскоязычных реалий, хотя содержательным значением скорее отличается. Сколько понимаю, в российской уголовной среде это…

Я очень многое считаю бесконечно далёким от моей жизни. Голодающие дети в Африке где-то всё так же голодают, но мои-то вот, отказываются от макарон с фрикадельками. Не голодные, значит. И белые. Жизнь лондонского дна - из той же оперы. Дно, это ж не только бомжи и торчки. А если что и можно назвать днищем - то это вот такая жизнь, как в книге, её даже представить страшно. Но я представляю не их - обдолбанных мигрантов в ремнях Гуччи, а тех, для кого эта книга была написана. Белую элиту, которая наманикюренными пальчиками, отбросив локон блестящих и шелковистых волос, листает томик и только ахает... подумать только, такое происходит вот тут, за порогом совсем! Давайте срочно организуем званый ужин, а на собранные деньги... Именно для таких наманикюренных пальчиков в книге звучит…

Тот самый случай, когда о книге нечего сказать. То есть, совсем нечего. И не хочется. Какой-нибудь «Шантарам» было задорно читать и плеваться в процессе, а потом все это вынести в рецензию. Тот же «Квинканкс» был довольно дурацким, но способствующим множественному извержению сарказмов, что очень полезно для отзыва. И даже топ моего антирейтинга в лице Гийоты вызывал ненависть и желание убивать, и я могла говорить о нем довольно много и долго. Краузе, конечно, удивил: гораздо меньший по объему, он умудрился не вызвать во мне ни одной эмоции. Я давно не читала книг настолько механически. Есть слова, они кое-как складываются в предложения; есть глаза, которые могут бегать по строчкам с этими предложениями; цель — добраться до конца и не умереть от перенапряжения глазного нерва (или что там…