Пламя свободы. Свет философии в темные времена. 1933–1943

Ведь ты пишешь книгу не для других. И не для какого-то зафиксированного «я». А для того, чтобы в процессе написания обновить свое «я» и с помощью творчества выйти за его прежние пределы. Иными словами — трансцендировать.

Престиж, который создает сила, на три четверти и в первую очередь состоит из гордого безразличия сильного к слабым, безразличия, наподобие заразной болезни передающегося тем, кто является его объектом.

Сила больше всего нуждается в умеренности и больше всего провоцирует необузданность, а на войне особенно. Чем более всемогущим и непогрешимым считает себя полководец, тем с большей вероятностью его настигнет и уничтожит всепожирающая природа насилия.

Люди не разделяются в Илиаде на побежденных, рабов и просителей, с одной стороны, и победителей и вождей — с другой. Здесь нет ни одного человека, который в какой-то момент не был бы вынужден склониться перед силой.

Ситуация войны повсюду создает новое состояние бытия, которое лишает живых людей того, что делает их людьми и задает им направление: открытости, пластичности, восприимчивости души в контакте с другими.

По Хайдеггеру, именно напряженная тишина перед бурей, именно невыносимая скука будто бы полной бессобытийности могут стать спусковым механизмом для экзистентных решений.

По мнению Хайдеггера, человек вброшен в мир без причины и без опоры, и задачей каждого человека в качестве Dasein является максимальное владение собой с учетом постоянно предвосхищаемой им угрозы собственного ничто — смерти.

Франсуаза как сознание, исполненное чистого, благожелательного понимания, Ксавьер как нарциссическое, окуклившееся сознание проактивного самоутверждения. Элизабет как сознание, деформированное ложной жаждой признания и осознающее свою неподлинность.

На протяжении четырех с половиной сотен страниц роман Гостья разворачивается как вариация диалога на одну-единственную тему: это вопрос об условиях и возможности истинного обретения себя перед лицом другого.