Саботаж

Сегодняшнего вечера Йосеф ждал почти полгода. Он сидел в гримерке и смотрелся в зеркало -- изнеможденный вид не расстраивал его. Его взгляд был ровен -- в нём не было искры жизни, в глубине черных глаз были пропащие трещины, как на высохшей рыжей земле. Так казалось ему. Он оглядел иссиня-угольный фрак -- тело было худым, костюм обтягивал его выпирающие кости. На голове был бардак из кудрявых локонов. Он встряхнул волосы, расчесав их пальцами.
-- Смерть положено встречать красиво и с достоинством.
Он ухмыльнулся своему отражению.
-- Я хоть не гол, как те... Не гол... Не презираем настолько, как они...
Он резким порывом встал, упершись костяшками пальцев в столик.
Много раз прорепетировав сегодняшний день в голове, Йосеф еще раз промотал цепочку предстоящих событий. Фитиля хватит на три минуты. Три минуты -- нет элиты, нет важных персон, не будет и Йосефа, и Йоханнса. Их не будет как тех, что с его помощью не стало в лесу, как тех, которых уничтожили партизаны за всё время, что он сотрудничал с сопротивлением. Только сегодня он будет играть реквием по своей любви, по самому себе. Он споёт трагичную арию о том, что за Родину умереть это есть честь, о том, что воевать значит отстаивать мир, о том, что жизнь человека лишь дана в долг, а не подарена в вечное пользование им самим, споёт её на бессмертном латинском языке.
-- Прощай, Лурье.
Он повернулся к выходу.
-- Прости меня за всё, Ева. Прости, мой Бог. Простите, мама, Элияху, дедушка, отец... Прости, Ева, что не живу прямо по назначению -- защищать свою женщину. Жить с любимой женщиной и ради неё. Живу не по назначению... Любимая, прощай. Прощай, Ева. -- Шептали его уста.
Концерт начался с чествования далекого фюрера. Стоя за краем занавеси, он слушал эмоциональную речь самого Фрауэнфельда, Йосеф четко понимал немецкую речь, как родной идиш, он слышал, как Крым, а теперь Готенланд, должен стать жемчужиной немецкой цивилизации, как он должен быть очищен от инородных элементов и цвести под флагом фашистской Германии и её тоталитарного режима.
У него не хватало злости, его негодование клокотало в горле, он нервничал настолько, что руки его дрожали. Отсюда не было видать всех лиц пришедших. Но Йосеф слышал, что зал был заполнен до отказа.
Йосеф прикидывал, как невозмутимо и быстро зажжет фитиль... Он знал, что он, замаскированный не будет обнаружен даже с поисковой собакой. Ведущий объявил имя:
-- Руслан Булатов!
Йосеф отошел за покоящимся инструментом пару шагов. Он наклонился над маленьким окошечком у батареи, что устроена вдоль стен. Йосеф делал вид, что поправляет штанину, что возится с обувью. Он молниеносно зажег фитиль. Затем, подняв инструмент, он медленно поднялся на сцену. Послышались аплодисменты.
Маэстро с виолончелью в руках не посмотрел на присутствующих.
Он аккуратно присел.

04:26

-- Иффа, либен, это тот замечательный музыкант.
Ева сдержанно кивнула. Боль рвала её грудь на части. Она стиснула челюсти. От резких толчков ребенка она начала дышать через рот -- ей стало больно. Её глаза давило -- нервное напряжение достигло пика. Она напросилась на этот концерт сама после того, как отказалась, но она жаждала увидеть недосягаемого любимого мужчину, которого так давно не видела. И сейчас, смотря на истощенную фигуру с угловатыми, импульсивными движениями, ей хотелось кричать во всю глотку, рвать на себе волосы и платье, сходить с ума и угаснуть у ног супруга. Но она сидела неподвижно и только из глаз пошли слёзы.
-- Иффа? -- Чуткий Йоханнс взял её за ледяную руку.
-- Всё хорошо. Малыш... Он причиняет мне жуткую боль... -- Пожаловалась Ева, приложив его руку к своему животу. Обеспокоенный Йоханнс предложил:
-- Позвать врача?
-- Нет, ты забыл, я сама врач, всё в порядке. -- Отшутилась Ева.
-- Дорогая, если тебе будет нужно, просто скажи...
-- Спасибо тебе, конечно. -- На автомате отвечала она, не чувствуя свою голову, не отвечая за язык. Она даже начала побаиваться, что произнесет или сделает что-то лишнее, что-либо, чему не придаст особого значения, но что вызовет подозрение.
До боли знакомые звуки полились по воздуху, по всей атмосфере залы. Люди не двигались -- они замерли, наблюдая за маэстро.
Он поднял глаза на пришедших. Много офицеров самых разных рангов заполонили зал. Почти с каждым была наряженная дама, все внимали ему. Его завораживающий голос заставляв людей впадать в невольный транс -- его хотели слушать.

Fortes et liber
In infinitum
Caeli enarrant
Gloriam amor

Пропевая мощным голосом о том, что он сильный и свободный, Йосеф расправлял плечи. По телу Евы волнами проходили мурашки: его бывший светлым, голос, изменился -- тембр стал тёмным и трагичным.

Inter spem et metum
In vinculis, etiam audax
Dulce et decorum est
Pro patria mori

Йосеф будто бы чувствовал Еву, он начал искать глазами Йоханнса -- тот сидел в третьем ряду, рядом с другим капитаном.

Qui desiderat pacem, praeparet bellum
Homo vitae, commodatus non donatus est

К его великому ужасу, Ева остекленевшими глазами вызывала его взгляд. Он не мог замолчать, весь страх, навалившуюся боль, безысходность он вложил в струны инструмента. Он нарочно начал рвать струны, не портив чистоты звука. Упругие струны не поддавались. Он нажимал на струну Ля. И та сидела крепко и надежно. Его лихорадка ужаса, что всё пошло не по плану и жизнь любимой женщины может оборваться по его вине, взрывала его раньше времени.
Ева впитывала в себя его озабоченный и лихорадочный взгляд. Он говорил о невыносимой тоске, о боли, которая гложет его всё время, он был совсем рядом, так близко, но словно Божественное предзнаменование, высоко и недоступно. Её голова начала кружиться, она не могла взять себя в руки.

Esto perpetua
Honor virutis preamium
Nil homini certum est
Eram quod es, eris quod sum

"О мой Господь, Господи, это невозможно, невозможно!.." Его мысли вихрем вздымали сознание.
" Ну зачем, Ева, зачем же ты пришла?.."
Он чувствовал, как пот льется по его спине ледяным потоком.
Йосеф воплощал проигрыш.
Еву сдавливало. Доступ воздуха перекрывало. Она кротко застонала -- руки Йоханнса поддержали её. Йосеф смотрел только за ними -- офицер почти бегом выносил Еву из зала под заинтересованные взгляды и оклики.

Memoria in aeterna
Pulvis et umbra sumus, redivivus

Incedium, ex amino, finis coronat noster opus
In memoriam, in excelsius, pax vobiscum
Pax et bonnum
На этой строке должен был случиться разрушительный взрыв.

Йосеф доигрывал партию. Он встал с места и люди начали подниматься -- они были под впечатлением, они аплодировали стоя. Йосеф коротко тряхнул головой. На отнявшихся ногах мужчина побрёл со сцены.

"Почему всё подвело меня, почему?"
Негодование душило его, но волнение за Еву было сильнее. Взяв футляр, мужчина направился к выходу.

Он хотел выскочить туда, где предположительно была Ева. Повсюду были наци.
Йосеф спустился по лестнице в фойю -- на белой скамье лежала она, он подошёл поближе. Со второго этажа доносилась музыка. Йоханнс заботливо придерживал её голову. Рядом не было медицинского работника, только пару офицеров.
Йосеф подошёл поближе.
-- Поднимите ей ноги. -- Наци расступились. Йоханнс повернул к нему напряженное лицо -- немец одной рукой держал её ладонь, что покоилась на выпирающем животе.
-- Ноги. -- Будто не веря своим глазам, потеряв всякий страх, Йосеф подошёл к скамье. -- Да подними же ты её ноги! -- Грубо произнёс Йосеф сидящему у скамьи нацисту. К удивлению других, Вирт послушался. Йосеф подложил футляр виолончели под голени Евы.
-- Убери руки от головы, офицер. -- Хмурость Йоханнса говорила о неприятии. -- Кровь должна поступить к голове, Вирт.
Йоханнс не стал спорить.
-- Воды! -- крикнул Йосеф одному офицеру-зеваке.
Будто бы от этого родного голоса веки Евы начали приподниматься.
-- Йосеф... -- Тихо, почти про себя, проговаривала она. -- Йосеф...
-- Тихо, любимая, я здесь. Твой Йоханнс, тебе наверное, плохо. Я не Йосеф, я Йоханнс. -- Сконфуженно выдавил из себя капитан, улыбаясь ей. Он начал целовать её руку, потом покрывать поцелуями лоб. Йосеф больше не мог держать себя в руках. Его тело сковало, он выкатил глаза, его голова начала мелко дрожать из-за скачка давления. Он хотел убить Йоханнса здесь и сейчас. Ева повернула голову к нему -- её слезы скатывались вниз к виску. Она видела его, это сокрушительное выражение лица. Еще доля секунды, и Йосеф готов...
Взрыв страшной силы оглушил его. Воздух толкнул его в спину сокрушительной силой, распластав у скамьи, здание качнулось, пол под ногами тряхнуло. Он видел, как немец бросился всем телом на беззащитную женщину, как закрывал её собой от падающих кусков штукатурки, облицовки, стекол. Свет мигал.
-- Уходите! Уноси её! Уноси! Быстрее! -- Безумным голосом кричал Йосеф, хватая и оттягивая немца. Он помог Еве подняться. Её глаза вызывали безумие, она обмякла, прилипла к нему, когда Йосеф поддерживал её слабое тело. Свет погас. Вокруг воцарился хаос, мрак, беготня, люди безумно кричали. Рев раненых сотрясал воздух. Сверху доносились утробные и пронзительные крики, непохожие на человеческие. Началась толкотня -- каждый боялся за собственную жизнь, каждый хотел спастись.
-- Иффа! -- Йосеф ощущал руки немца, они пытались найти Еву. Йосеф не хотел отдавать её.
"Убить в темноте и забрать мою женщину. Сейчас или никогда."
-- Йосеф... -- Мокрое лицо тыкалось ему в шею, в ухо. -- Йосеф, я ношу твоего ребенка, в больнице, помнишь... Йосеф, я хочу умереть с тобой, но твоя жизнь дороже моих слёз и мук... Это наше дитя, я счастлива, часть тебя всегда со мной. -- Быстро и еле слышно лепетала она в самое ухо. Жар её дыхания жёг его кожу.
Свет снова включился.
Йоханнс озабоченно приблизился к ним и молча взял женщину из ослабших рук Йосефа.
-- Большое спасибо, Руслан. -- Остолбеневший Йосеф опустил руки. Он наблюдал за тем, как Вирт протискивается меж людей. Ему удалось уйти и унести Еву.
Йосеф не хотел замечать ничего вокруг. Он закрыл глаза. Не было сил ни на слёзы, ни на гнев, ни на усилия. Сумбурная давка только усиливала состояние аффекта. То, что он услышал сквозь звон от взрывной волны, не давало надежды -- слова любимой женщины только еще больше разожгли в нём пламя ярости, ревности и боли.
Второй взрыв заставил его вернуться в реальность. Его будто бы подбросило в воздухе, голова загудела, в глазах разорвались и погасли миллионы зеленых искр. Нащупав футляр, мужчина по-памяти в кромешной тьме направился к одному из надёжных чёрных ходов.
Выйдя из полуразрушенного здания, потолок которого мог упасть на голову в любую секунду, он ощутил облегчение в затылке и мышцах плечей. Оглушенный Йосеф, пьяно шатаясь, перешёл дорогу -- окна второго этажа дымились и багровое пламя пучками вырывалось из них. Едкий черный дым, похожий на громадное и живое черное чудовище, валил вверх, в сумеречное небо. Черный снег -- пепел, падал на землю.
Он медленно обошёл здание -- гуща народа, раненых, зовущих на помощь женщин и мужчин в шоковом ужасе поглядывали на пожар. Раздался треск и грохот -- внутри что-то обвалилось. Мужчины, что посильнее, оказывали помощь, вытаскивали раненых, орали во всю глотку, пытаясь образовать организованность и уменьшить панику. К месту спешили машины.
Он искал только Йоханнса и Еву. Видимо, Вирт успел увёзти её в безопасное место.
Немного успокоив себя, Йосеф постарался быть менее заметен -- он прошёл к ближайшему переулку и растворился в декабрьской тьме.